Целестину III пришла в голову замечательная мысль, что поскольку Ричард I Английский из Третьего крестового вернулся, но крест, знак обета крестоносца, как-то снять не удосужился, то его можно вернуть под стены Иерусалима и в приказном порядке. Он написал (дважды!) архиепископу Кентерберийскому, Хьюберту Валтеру, чтобы тот начал энергичную кампанию против тех, кто носит крест, но не находится в Святой земле. Впрочем, папа Целестин достаточно разбирался в мирских делах для того, чтобы оставить лазейку: не можешь отправиться сам – пошли вместо себя кого-то за свой счёт.
читать дальшеНо Ричарду I визита в Святую Землю хватило на всю оставшуюся жизнь, возвращаться туда он не собирался. Более или менее в том же ключе были настроены и его бароны. То есть, они вполне благожелательно относили к идее освобождения Гроба Господня, как и подобает добрым христианам, но отплывать к берегам Святой Земли не собирались. За годы Третьего крестового их хозяйства, как и хозяйство самого короля, пришли в расстройство из-за постоянной нужды в деньгах и отсутствия чёткого иерархического руководства в дрязгах с соседями.
Во Франции ситуация была схожей, и Филипп-Август уж точно даже не рассматривал как вариант новую активность в землях, которые снились ему в кошмарах. Так что из видных французских баронов в Святой Земле активничал только граф де Монфор.
В случае Ричарда, его отношение к папе Целестину, скорее всего, во многом определялось тем, что Целестин III был в слишком уж добрых отношениях с императором Священной Римской империи Генрихом VI Гогенштауфеном. Впрочем, плохие отношения с этим императором были обычно брутально летальны (Ричард оказался счастливым исключением), так что слишком строго судить Целестина не стоит. Тем более что Генрих VI был практически единственным европейским правителем, который действительно был готов отправлять отряды в Святую Землю. Так что у Целестина не было другого выбора, как только попросить императора возглавить новый крестовый поход.
Генрих VI был доволен. Во-первых, эта возложенная на него задача автоматически означала формальное примирение со Святейшим Престолом. То, что он арестовал крестоносца и короля (Ричарда I) привело в своё время к тому, что Рим, как минимум, пригрозил ему отлучением от церкви. Отлучали ли императора формально – это, как оказалось, не вполне ясно доказано. Но, скорее всего, несогласие в этом вопросе объясняется тем, что именно считать формальным отлучением. Одной буллы было для этого мало, и именно в те годы на отлучения от церкви, которые так легко накладывались и снимались, никто особого внимания не обращал.
Возвращаясь к Целестину, он мало что мог всерьёз противопоставить императору, которого конкретно боялся (и правильно делал, что боялся – какие-либо тормоза у этого императора отсутствовали по определению). Но и папа, и император понимали, что наличие какой-то верховной власти над вечно воюющими королями, герцогами и графами просто необходимо, и выгодно, в конечном итоге, всем. Поэтому император был доволен установлению более благожелательных отношений со Святейшим Престолом.
Во-вторых, новый крестовый поход давал Генриху VI отличный повод расставить все точки в ситуации с Сицилией, где так подходяще умер Танкред, выборный король-бастард. Жена императора имела неоспоримые права на сицилийский трон, так что формальности с любой степенью давления на местных баронов можно было вполне утрясти без того, чтобы жалобы на его действия были кем-то услышаны.
И, наконец, роль лидера крестоносцев отвечала амбициям самого императора. Он был ещё молод, чуть за 30, и у него были планы. Говорят, он мечтал о мировом господстве, и о славе Цезаря и Александра. Кто знает. Но вот о чём он совершенно определённо мечтал, так это на господстве в обозреваемом пространстве – Сицилия, Генуя, Венеция, и даже Византия, Греция…
Генрих VI, очевидно, вообще ничего не делал вполовину. Если завоёвывать – то весь мир, если усмирять – то изуверски, если идти в крестовый поход, то проповедовать самому. И он произнёс проповедь, на два часа! После чего и сам император, и слушатели, торжественно надели плащи с крестом. Кто-то проникся идеей, кто-то не посмел своевольничать. В общем и целом в Святую Землю отправились сорок тысяч человек. Шли они двумя армиями, назначив рандеву в Сирии. Можно сказать, что весь этот поход был чисто германским предприятием, хотя к армиям присоединились и венгры. В частности, королева Маргарита, сестра Филиппа Августа. Такой уж она дала обет после смерти мужа – жить ради Христа, и умереть в Святой Земле.
Ирония ситуации заключалась в том, что сами-то живущие в регионе христиане крестоносцам не обрадовались. Между ними и «сарацинами» был мир, пусть и не идеальный, но удобный для обеих сторон. Ввалившиеся на Святую Землю тевтоны, горящие то ли благочестием, то ли желанием выслужиться перед императором, вызвали зубовный скрежет у всех сирийских баронов с Анри Шампанским во главе. Разумеется, подобная встреча германских крестоносцев ввела в оторопь. Они ведь были посланцами самого Провидения для страдающих под мусульманским игом христиан, но страдающие почему-то им не обрадовались. Более того, в ответ на упрёки, они заявили, что крестоносцев лично они не звали, и помогать им не собираются.
Впрочем, прибывшие себя подобными мелочами обескуражить не позволили. Они энергично навалились на сарацин, те не менее энергично объединились, забыв на время внутренние свары, и вскоре Анри Шампанский обнаружил себя перед угрозой потерять Яффу.
А в то же время в Святой Земле - 2
Целестину III пришла в голову замечательная мысль, что поскольку Ричард I Английский из Третьего крестового вернулся, но крест, знак обета крестоносца, как-то снять не удосужился, то его можно вернуть под стены Иерусалима и в приказном порядке. Он написал (дважды!) архиепископу Кентерберийскому, Хьюберту Валтеру, чтобы тот начал энергичную кампанию против тех, кто носит крест, но не находится в Святой земле. Впрочем, папа Целестин достаточно разбирался в мирских делах для того, чтобы оставить лазейку: не можешь отправиться сам – пошли вместо себя кого-то за свой счёт.
читать дальше
читать дальше