Генри VII - кто поддержал восстание Бэкингема?

[MirrinMinttu]

По какой-то загадочной причине, авторы всех работ по началу династии Тюдоров, которые попадались мне на глаза, пытаются «пристегнуть» к серии заговоров лета и осени 1483 года Элизабет Вудвилл. Это требует такой эквилибристики с фактами, датами и логикой, что результат подобного шоу вряд ли удовлетворит критически настроенного читателя. Нас пытаются уверить, что эта дама, по какой-то загадочной причине, решила поддержать претензии отпрыска леди Маргарет Бьюфорт на трон Англии. При этом вполне известно, что даже когда этот Генри граф Ричмонд стал и королём, и зятем, отношения между ним и Элизабет Вудвилл закончились практически скандально – конфискацией владений, заключением в монастыре и нищими похоронами.



Ричард с Бэкингемом)) Кто есть кто?

Особенно трогательно выглядят фразы, что королева пообещала леди Маргарет сплотить, для общей цели, ряды «своих друзей». Помилуйте. Какие друзья? Лихая попытка Вудвиллов установить регентство при несовершеннолетнем Эдварде V провалилась даже тогда, когда Вудвиллы сидели на почти всех важных должностях в королевстве, и когда был жив старший брат Энтони, имеющий довольно широкие возможности совершенно легально собрать значительные военные силы.

Каких друзей могла собрать тщательно охраняемая домохозяйка, пусть даже и некогда коронованная, теперь, когда от силы её семьи не осталось ничего, а от самой семьи - мало? Неужели кто-то и в самом деле верит, что поколение, воевавшее в Войнах Роз, могло вдруг исполниться сочувствием к этой даме? К той самой, брак с которой, как утверждают те же историки, рассматривался английской аристократией сущим безумием со стороны короля?

Нет, конечно. Единственной причиной, по которой Элизабет Вудвилл пытаются пристегнуть к событиям второй половины 1483 года, является неопровержимый факт, что вокруг Генри Ричмонда, в Бретани, вдруг образовалась целая колония тех, кого часто называют «йоркистами». На том основании, что они служили Эдварду IV из дома Йорков достаточно исправно.

Осмелюсь заметить, что значительная часть этих людей именно йоркистами никогда не была. Тем не менее, количество недовольных Ричардом Плантагенетом в роли короля, было достаточно велико. Если обычные приметы верны, то именно «народ» против этого короля ничего не имел. Лондонцы всегда умели показать своё отношение к тем, кого не любили. И всегда охотно принимали участие в действиях, направленных против тех, кого они не любили. Но вот ни слухи об убийстве сыновей Эдварда IV, ни конкретные нападения на резиденцию принцев в Тауэре и убежище принцесс в Вестминстере не стали той искрой, которая воспламенила бы лондонцев против Ричарда III.

То есть, недовольны были бароны и джентри из глубинки.

Уильям Стонор, например, вряд ли вообще когда-либо пересекался непосредственно с королём Ричардом III, даже когда тот был ещё герцогом Глостером. Сидел себе шерифом Беркшира, Девоншира и Оксфордшира, и был важной административной персоной в университете Оксфорда. Но его матерью была внебрачная дочь Уильяма де ла Поля, которого, можно сказать, уничтожил Ричард Йорк, а его женой – дочь маркиза Монтегю, которого уничтожил Эдвард IV, причём дважды: сначала отобрав титул графа в пользу дома Перси, а потом – в битве при Барнете. Стоноры были также в родстве, через брак, с Гастингсами.

Джон Пастон, член влиятельнейшего семейства, неоднократно имевший дело непосредственно с членами семьи дома Йорков (например, сопровождал Маргарет, сестру Ричарда и Эдварда, в Бургундию), оказался, тем не менее, замешанным в заговор Бэкингема, и ещё при Барнете воевал за Ланкастеров (за что его простили). Но Пастоны при дворе королей Англии были слишком давно, чтобы преследовать что-либо, кроме собственной выгоды, и хитрый Джон получил в 1484 году от Ричарда полный пардон, в письменном виде.

Ещё один представитель старинного рода английских джентри, Пламптон, несомненно примкнул бы к Бэкингему, потому что сражался за Ланкастеров ещё при Таутоне, и потерял там и сына, и покровителя (де Вера). И с тех пор этот род стал стремительно беднеть. Просто этот персонаж успел умереть в 1480 году.

Жиль Дюбени, с кем Реджинальд Брэй обсуждал восстание в Салсбери, приходился каким-то боком родственником леди Маргарет. Не вполне уверена, что именно его отец, Уильям, был потомком дочери сэра Джона Бьючампа (Жиль и Уильям – семейные имена этого рода, их там тьма тьмущая), но родство точно было. Плюс, эта семья поколениями сидела в Сомерсете, и была предана своим герцогам, то есть Бьюфортам.

Джон Гилфорд из Мэйлстоуна, и его сын Ричард, примкнули к заговорщикам потому, что Джон был женат вторым браком на Филиппе Сен-Легер, сестре Томаса Сен-Легера. Того самого, который стал, при помощи Эдварда IV, вторым мужем родной сестры короля Эдварда и короля Ричарда, Анне. Того самого, которого Ричард не поколебался казнить в числе тех немногих, кто вообще был казнён после подавления восстания.

Почему Сен-Легер восстал против шурина? Анна Плантагенет была к тому времени уже давно мертва. Похоже, выстраданное замужество не принесло ей счастья. И не далось ей даром. Дочь Анны и Генри Холланда, герцога Экзетера, Анна Холланд, была выдана замуж в пятилетнем возрасте, за сына королевы Элизабет Вудвилл, Томаса (маркиза Дорсета). Правда, и жениху было всего одиннадцать. Анна Холланд умерла в 1474 году, в том самом, когда её мать вышла за Сен-Легера. В этом браке родилась только одна дочь, тоже Анна – в 1476 году. Поскольку Анна Плантагенет умерла вскоре после родов, а её первая дочь умерла до неё, то всё состояние Холландов оказалось в младенческих ручках Анны Сен-Легер. За исключением земель, которые остались за Томасом Греем после смерти Анны Холланд. Грей не растерялся, и попросил мамочку, чтобы Анну Сен-Легер отдали за его сына от второго брака. Мамочка похлопотала, и, незадолго до смерти, Эдвард IV провёл через парламент объявление Анны Сен-Легер единственной наследницей Холландов. Что совсем не обрадовало дом Холландов, разумеется.

Что касается самого Сен-Легера, то он достаточно много лет дружил и с Бэкингемом, и с Говардом, и был, по всей видимости, достаточно типичным бароном, не отягощённым чрезмерным честолюбием. У него были две приятные должности: Master of Harthounds (начальник над псарней с какими-то супер-элитными собачками для охоты на благородного оленя), и Controller of the Mint (контроль над чеканкой монет), и значительная «пенсия» в 12 000 крон от Луи XI, которой он, впрочем, делился с другими придворными – с тем же Джоном Говардом, например.

Совершенно другой вопрос, относился ли Ричард III к Сен-Легеру с симпатией. Кажется, самым значительным событием в карьере этого милого человека был какой-то жуткий дебош, который он устроил в Вестминстере в 1465 году, за который его даже приговорили к отсечению руки. Руку Сен-Легер сохранил только благодаря заступничеству Эдварда IV. Плюс, Ричард вряд ли мог сердечно одобрить тот метод, которым его брат-король расчистил Сен-Легеру дорогу к браку с их сестрой. Разумеется, Генри Холланд симпатии ни у кого из Йорков вызывать не мог, ведь он был активным участником трагедии, которая привела к казни Ричарда Йорка и его сына Эдмунда. Тем не менее, удивительно своевременная смерть Холланда, который не догадался умереть ещё после Барнета, была, скорее всего, обычным грубым убийством.

В любом случае, от должностей Сен-Легера Ричард отстранил. Поскольку один Грей был уже в могиле, а второй – в Бретани, дочь Сен-Легера передали под опеку герцогу Бэкингему. Несомненно, с перспективой её будущего брака с наследником герцога. Поскольку Сен-Легер примкнул к Бэкингему в восстании против Ричарда, он ничего не имел против перспектив дочери, но мог быть всерьёз обозлён на короля. Хотя не исключаю, что мог вляпаться и по глупости. Хотелось бы знать, кто предлагал за его жизнь выкуп, который Ричард отклонил.

То есть, вы видите: Сен-Легер последовал за Бэкингемом, а Гилфорды – за Сен-Легером, и всё не идейно, а чисто через семейные связи.

Да простят меня тени почивших сэров и пэров тех времён, но я ни на миг не верю, что их привела в оппозицию Ричарду III верность Эдварду IV и его сыновьям. В конце концов, прежде, чем принять участие в восстании Бэкингема, они успели послужить Ланкастерам, и переметнуться вовремя к победителю – Эдварду IV. Это были люди, умеющие держать нос по ветру, и выживать.

Отдельно стоит разве что фигура Джона Чейни, сквайра Элизабет Вудвилл, который, кажется, никак не был связан ни с кем из вышеперечисленных, и не имел никаких личных интересов, выступая против Ричарда. Он, пожалуй, поверил в байку о принцах. Именно поэтому Ричард был так оскорблён именно поведением Чейни, и именно поэтому сделал всё, чтобы наказать его во время битвы при Босуорте.

Истинные оппозиционеры Эдварду служить не стали, они предпочли тяжёлые годы эмиграции, постоянную борьбу, и постоянную угрозу смерти. Достаточно вспомнить того же Джона де Вера, 13-го графа Оксфорда, или трагическую фигуру виконта Бьюмонта, его верного соратника. Не говоря об Эдмунде Бьюфорте, 4-м герцоге Сомерсета, сложившего голову на плахе после Тьюксбери. Уж как Эдвард ни пытался их ублажить – ничего не вышло.

Легенда о принцах могла стать официальным поводом, потому что официальный повод для любого восстания по определению должен быть благородным. А что может быть благороднее защиты детей или месть за убийство детей? Возьмём хотя бы события вокруг Сирии наших дней. Тем не менее, и сейчас, и тогда, благородные поводы маскируют вполне шкурные интересы вовлечённых в конфликт сторон. В данном случае, вовлечённые посчитали, что дни правления Ричарда III сочтены.