читать дальшеНаследственные земли отца, патримоний, получал, как правило, старший сын. Чтобы обеспечить младших, родитель должен был подсуетиться. Конечно, любая семья стремилась, чтобы хотя бы кто-то из детей утвердился в сфере церковной, которая была дополнителеным каналом для усиления семьи в целом и продвижения интересов её отдельных членов в частности. Причем, если позволяли семейные ресурсы, строить карьеру на церковном поприще уходил кто-то из дочерей и кто-то из сыновей, потому что каналы влияния и социальные сети у мужчин и женщин были обычно разными. Но не всегда складывалось так, что в семье были дети, подходящие для церковной карьеры по складу ума и характера.
В случае герцога Вильгельма, он решил сначала подсуетиться, чтобы обеспечить всех своих отпрысков, а уже потом думать, что и кому завещать. Прелат в его семье уже, кстати, был - единоутробный брат Одо, так что сыновей надо было обеспечить чем-то более материальным: землями и властью.
Естественной территорией для расширения владений была Англия. Теоретически, повод был. Эмма, которая вышла сначала за Этельреда, а потом за сменившего его на троне Кнута, приходилась Вильгельму пра-тёткой. Практически, английский трон вакантным, конечно, не был. Собственно, на него было даже слишком много претендентов, начиная с детей Эммы от брака с Этельредом, которые спасались от отчима в Нормандии.
Собственно, вместе с Эдвардом, сыном Эммы и Этельреда, двинулись в Англию, после смерти сына Эммы и Кнута, многочисленные норманны, правильно рассчитывающие, что Эдвард без должностей и земель их не оставит. Эдакая "первая волна".
Проблема была в англичанах. Вернее, в потомках викингов, захвативших в Англии власть. Эдварду разрешили стать королем только при условии женитьбы на Эдит, дочери графа Годвина Уэссекского, одного из главных виновников гибели брата Эдварда, Альфреда. По-настоящему, Эдвард мог или положиться на своих норманнов, и переломить власть английских эрлов, или быть королем только формально, подчиняясь во всём английским магнатам. Заговор против Годвина возглавил Робер Жюмьежский (он же Робер Шампар), которого Эдварду удалось протолкнуть в архиепископы Кентерберийские. Почему не сам король? Потому что королю полагалось хотя бы формально быть отцом родным для всех своих подданных, и для викингов тоже.
Годвин имел основательные укрепления в Дувре. Мало того, его сын Тостиг женился на сестре тестя Вильгельма, Балдуина V. Это заставило вступить в игру графа Эсташа Булонского, который когда-то был женат на сестре Эдварда. Он, с довольно большим эскортом, нанес формальный визит своему родственнику через брак, и на обратном пути остановился в Дувре, под видом подготовки к обратной дороге. Под подготовкой граф Эсташ понимал реквизиции среди местного населения, что, ожидаемо, привело к вооруженной стычке между людьми эрла Годвина и людьми графа Эсташа. После чего последний кинулся обратно к королю Эдварду с горькой жалобой на Годвина Уэссекского. Король Эдвар приосанился, и повелел Годвину наказать людей в Дувре, нанесших такую обиду его гостю. Опять же, ожидаемо, Годвин Уэссекский наотрез отказался это делать. Более того, он посмел оказать сопротивление людям короля, отправившимся в карательный рейд. После чего Эдвард с чистейшей совестью смог объявить и самого Годвина, и его сыновей вне закона, и заставить их удалиться в изгнание. А супругу отправил в монастырь.
Уэссекские изгнались во Фландрию, где начали интриговать при дворе Балдуина V. А будущий Завоеватель, как говорят Англо-Саксонские хроники, быстро метнулся в Англию к дорогому родственнику. Но, пожалуй, просто присмотреться к ситуации на месте, потому что никаких договоров заключено не было. Во всяком случае, формально. Тем не менее, какой-то разговор между этими джентльменами про престолонаследие был, иначе дальнейшее поведение вовлеченных сторон будет выглядеть странновато.
Во-первых, прочие подданные короля Эдварда семейку Уэссекских крепко не любили. Тем не менее, когда он вернулся в Англию летом 1052 года, его, почему-то, встретили, как родного. Поддержка была настолько мощной, что Эдварду оставалось только вымученно улыбнуться и позволить графу то, что он уже сделал – вернуться. Правда, Годвину пришлось, согласно обычаю, отдать королю в заложники своего младшего сына Вульфнота, и внука Хакона (сына Свена). И тут начинается во-вторых.
Архиепископ Кентерберийский хватает подростков, и пускается в бега. Нет, всё понятно, что бежать ему было надо, ведь крайним в раздоре короля и эрла остался он. Вместе с ним, к слову, из Англии предпочли убраться и два епископа: Ульф Дорчестерский и Вильгельм Лондонский. Но довольно подозрительно, что они потащили парней прямёхонько к герцогу Вильгельму. По утверждению хрониста Вильгельма из Пуатье, «рыцаря и клирика», заложников к Вильгельму послал сам король Эдвард, который предпочитал видеть своим преемником норманна, нежели потомка ненавистных ему викингов-захватчиков. В конце концов, именно викинги сделали его изгнанником, лишили матери, престола и брата. От норманнов, среди которых он вырос, Эдвард видел только хорошее. Что касается англосаксов, они с королём остались друг для друга чужими.
Хроники Вильгельма из Пуатье ценны тем, что они писались в 1070-х, по горячим следам завоевания Англии. Плюс, как капеллан Вильгельма Завоевателя, он был своим человеком в кругах, где принимались решения. С другой стороны, именно это ставят ему в вину историки, обвиняющие его Gesta Guillelmi в пристрастности человека из внутреннего круга норманнов. Правда, историки эти – англичане, и среди них продолжает считаться хорошим тоном отвечать «англосаксы» на вопрос «норманны или англосаксы?». Хотя и вопрос, и ответ абсурдны потому, что датчане Годвин Уэссекский и его сын, Гарольд Годвинсон, имели к англосаксам лишь то отношение, что жили на завоеванных у англосаксов землях.
Историк Эмма Мэйсон, написавшая умную, но ужасно неуклюжую книгу о жизни Вильгельма Руфуса, напоминает пассаж из Gesta Guillelmi, что король Эдвард передал заложников Уэссекских Вильгельму в обмен на обещание того не делать попыток завоевания Англии при жизни Эдварда, и воспользоваться заложниками после его смерти. Тем не менее, на мой взгляд, это утверждение очень выпадает из контекста отношений между Уильямом и Эдвардом. Ничего не говорит о том, что Вильгельм собирался напасть на Эдварда.
Мэйсон считает, что финт с транспортировкой мальчишек в Нормандию был сольным проектом архиепископа Роберта. И ссылается на то, что хронисты 1050-х из Жюмьежа и Сен-Вандри ничего не писали о правах герцога Вильгельма на трон Англии, но очень много – о годах изгнания Эдварда и Альфреда, и о том, как герцоги Нормандии им помогали. Мэйсон считает, что они подводили базу под моральное право Вильгельма унаследовать Англию.
Но мне кажется, что всё могло быть гораздо проще. Вильгельм навестил Эдварда в тот момент, когда тот стал, наконец, свободным. Но оба джентльмена были людьми очень умными, и они не могли не предполагать, что Годвин со своим выводком вернутся, и что почти 50-летний Эдвард вряд ли сможет освободиться от навязанной ему жены, чтобы получить естественного наследника престола с другой королевой. Тем не менее, Эдвард мог хотя бы частично отомстить Годвину, заставив его почувствовать ту же боль, которую тот причинил ему. Выпад был личным: ты отнял у меня брата, я отниму у тебя сына и наследника твоего сына. Ведь, в конечном итоге, Вильгельм Завоеватель никогда не воспользовался тем, что у него в руках находятся заложники.
Судьба Хакона неизвестна, а Вульфнот дожил в заложниках до 54 лет. Нет, он не «умер в цепях в Солсбери», как утверждает русскоязычная Википедия. Вульфнот жил в Нормандии, при дворе Вильгельма, примерно так, как Генрих VII потом жил в Бретани: комфортно, но под стражей. В 1087-м, умирающий Завоеватель распорядился Вульфнота отпустить на все четыре стороны, но тот, проживший 35 лет в Нормандии, не видел ни смысла ни резона куда-то уезжать. Герой нашего повествования, Вильгельм Руфус, то ли распорядился, то ли согласился, чтобы Вульфнот приехал в Англию. Умер он в Винчестере, и, по-видимому, последние годы провел в местном аббатстве.