читать дальше
Герцог и герцогиня основали в Кане, собственно, два монастыря – св. Троицы и Сен-Этьенн, и не только потому, что любой порядочный нормандский граф, не говоря о герцоге, считал своим долгом либо одарить какой-либо религиозный дом, либо достроить/отремонтировать/перестроить, но ещё лучше – основать новый. В случае Вильгельма и Матильды, основание двух монастырей, мужского и женского, было их покаянием за брак, разрешения на который они просить не стали, а поставили Святейший Престол перед фактом. Для них не было секретом, что папа Лео IX персонально опекает своего родственника, юного императора Священной Римской империи Генриха III, с которой тесть Вильгельма уже много лет вел весьма профитную для себя войну. Впрочем, Лео IX вообще не был другом норманнов, которые ухитрились уже захватить и юг Италии. Тем не менее, ссориться с Нормандией и Фландрией папа не захотел, а просто обязал новобрачных признать свой «грех» родственного брака, без предварительного одобрямса церкви - основанием монастырей.
Почему именно младенца-Сесилию было решено отдать в монастырь, рассуждать можно долго. Эмма Мэйсон допускает, что это было как бы добровольным сверх-покаянием родителей, или «жертвой» ради благополучного исхода завоевания Англии, план которого выглядел, честно говоря, изрядной авантюрой.
Мне кажется, что уместнее более приземленное объяснение – любому благородному семейству была нужна своя абатисса. Историк-медиэвалист Фрэнк Барлоу, кстати, высказывался в своей версии биографии Вильгельма Руфуса, что и Вильгельма в детстве посвятили церкви. Потому что наследник у его отца был (Роберт), запасной наследник тоже был (Ричард), так что Вильгельм, третий сын, оказался как бы лишним, и его было бы логично направить на церковную стезю. Тем не менее, как отмечает Мэйсон, нет ни одного письменного свидетельства о том, что церовная карьера когда либо рассматривалась по отношению к Вильгельму. Да и его воинская репутация в будущем подразумевала обычное воспитание отпрыска благородного рода. Кроме выбора наставника, но об этом чуть позже.
К слову, дети герцога не просто обозначались как свидетели какого-либо административного акта своих родителей, но и присутствовали на месте в момент проставления своих печатей на этом акте, даже если были ещё в таком возрасте, что их кто-то держал на руках. Да, это было частью воспитания, но ещё и гарантировало, что никто из них не отступит в будущем от воли родителей, выраженной в документе. Эмма Мэйсон пишет, что «в будущем эти свидетели будут ставить под документом знак креста собственноручно, и придворный писец будет проставлять их имена рядом с этим знаком». Если честно, меня несколько царапнуло это заявление Мэйсон. Потому что в связи с празднованиями даты Магна Карта, английские историки отдельно возмущались термином «подписание Хартии Вольностей». Да, Хартия была написана кем-то, секретарем или переписчиком, но бароны и король заверяли свою договоренность только печатями, они её не подписывали. Но, возможно, в 1066-м действовали по-другому?
Не то, чтобы все аристократы тех лет были поголовно неграмотными, просто таков был обычай. Хотя не так уж редки были случаи, когда люди умели читать, но их никогда не учили писать – просто не нужно было. Под рукой всегда был человек, занятый этой работой. Да, это было явным раздуванием штата обслуживающего персонала, но каждая должность при дворе любой значительной персоны была ещё одной социальной связью с обществом, и только это имело значение.
Другой обязательной частью образования юных аристократов была теория военного дела. В те годы настольной книгой в любом благородном доме была De Re Militari Вегеция, написанная на рубеже 400-х, и состоявшая из четырех книг. Разумеется, к 1060-му эта книга во многом устарела, но её третья часть ставалась популярной. Помимо прочего, там говорилось, что «наилучшие планы – это те, о которых твоим врагам ничего не известно», и «лучше победить врага, устроив голод и наводя ужас набегами, чем в битве, где исход чаще решает случайность, нежели мастерство». Поэтому не стоит приписывать опустошающие целые территории рейды каким-то особенностям характера тех, кто их совершал – это была совершенно одобряемая авторитетами военная наука того времени.
Заслуживает также внимания момент, что Вегеций относился категорически негативно к использованию наемников, ратуя за национальную армию. В английских реалиях этот вопрос волновал умы довольно долго, так что если хронисты хотели вылить на какого-нибудь правителя ушат грязи, они обязательно писали про наемников. На самом деле, проблема, по-моему, была не столько в том, что наемники не будут рисковать так, как воодушевленные идеей верноподданные, а в том, что они стоят денег, и денег больших (то есть, эти деньги с кого-то собирали), и в том, что с капитанами отрядов наемников наниматель составлял договор, тогда как у баронских ополчений была всего лишь фиксированная оплата за день службы. А такого понятия, как национальная армия, в баронской Англии просто не существовало и существовать не могло.
Военную карьеру Вильгельма Завоевателя, к слову, часто сравнивали с карьерой Юлия Цезаря: Gesta Normannorum Ducum, I, p.xx; E. Van Houts, ‘Historical Writing’, in A Companion to the Anglo-Norman World, ed. C. Harper-Bill and E. Van Houts, (Woodbridge, 2003), pp.103-21, at pp.103-6. Таких же эпитетов не пожалели и для военных дел его сына, Вильгельма Руфуса.
Но до этих военных дел в нашей истории ещё далеко, так что начнем с детства нашего героя. Интересно, что после появления Вильгельма Руфуса на страницах истории в качестве свидетеля распоряжения родителей относительно судьбы его сестры, он полностью пропадает со страниц летописей. Третий сын есть третий сын.
Ричард был единственным из братьев, кто был в Англии с 1067 по 1069 годы. Он был свидетелем четырёх эдиктов отца, присутствовал на коронации матери, и был в Винчестере с родителями в апреле 1069 года. Очень похоже на то, что Завоеватель планировал передать Англию именно ему, этому элегантному и амбициозному молодому человеку, но Ричард не дожил даже до получения рыцарского пояса.
Год смерти Ричарда точно не известен. Даже обстоятельства его смерти разные хронисты описывают немного по-разному. Совершенно точно, это был несчастный случай на охоте. Ричард или оказался зажатым между лукой седла и толстой веткой орешника, или не смог уклониться от столкновения с сильно наклоненным деревом. Уильям из Малмсбери даже пишет, что Ричард умер от болезни лёгких, которая произошла от вдыхания туманного воздуха леса Нью Форест. Скорее всего, легочная болезнь, пневмония, действительно развилась у Ричарда, когда он неподвижно лежал после несчастного случая. А лежал он не меньше недели. Сопоставляя разные хроники и эпитафию на смерть Ричарда, историки пришли к выводу, что несчастный случай произошел 13 сентября, и, очевидно, 1069 года. Потому что после этой даты, Ричард не был свидетелем ни в одном из документов своего отца.
Проблема в том, что Вильгельм Руфус появился в этой роли только в 1074 году. Почему и откуда этот разрыв в пять лет? Одним объяснением может быть, что он действительно был послан в Сен-Этьенн. Но для получения образования или для того, чтобы принять со временем обет? Неизвестно. Даже его обещанная церкви сестра Сесилия, выросшая в монастыре, стала монахиней не сразу, а только в 1075 году, хотя и не достигнув возраста, в котором могла бы легально подтвердить своё собственное желание и согласие пойти монастырской стезей (для девочек, возраст юридической взрослости был обозначен с 12 лет, для мальчиков – с 14). Но именно в те годы шли дебаты против участия людей светских в монастырской жизни.
Герцог же мог быть осторожен с исключением сразу детей из светских жизни именно по причине возможной смерти кого-то из тех, кто был предназначен для управления и наследования (сыновья), и для заключения важных политических союзов (девочки).
С другой стороны, даже если Руфус сидел в Сен-Этьенн и учился, в ожидании того, куда государственная необходимость повернет его судьбу, это не объясняет его отсутствия в политической жизни. В эпоху, когда прелаты были рыцарями, а рыцари становились прелатами. Да и вообще, абсолютно ничто не указывает на то, что для Руфуса планировали церковную карьеру, кроме факта, что главным наставником его обучения был знаменитый Ланфранк.
Но дело в том, что Ланфранк был, в первую очередь, юристом и ученым, и во-вторую – учителем. Ну а то, что именно он стал первым аббатом Сен-Этьенн, было результатом его позиции по отношению к браку Завоевателя и Матильды. Как-то ситуация повернулась так, что он, изначально считавший такой брак незаконным без специальной диспенсации, оказался главным его защитником перед папой. И вряд ли дело было в том, что ему почти указали на дверь в Нормандии. Скорее всего, смена мнения была результатом особенностей работы разума ученого, привыкшего проверять и перепроверять свою гипотезу с разных точек зрения. В любом случае, поскольку Ланфранк получил для Завоевателя благословение папы с условием основания двух монастырей, ему же и пришлось стать аббатом монастыря мужского. Так что знак равенства между наставничеством Ланфранка и перспективами Руфуса на монастырскую жизнь ставить нельзя.
Но Ланфранк стал архиепископом Кентерберийским в 1070, и Руфус за ним в Англию не последовал. Означало ли это, что его формальное образование было на тот момент просто закончено? Возможно. Если Руфус родился в 1056 году, ему как раз исполнилось 14 лет – возраст, когда мальчик легально начинал считаться юридически самостоятельным мужчиной, и брал на себя обязанности по практическому управлению своей жизнью, хотя и, как правило, при помощи советников.
То, что Вильгельм Руфус до 1074 года не фигурирует в официальных документах, может быть и просто результатом того, что далеко не все документы той эпохи сохранились и дошли до нас. Причем, из тех, которые дошли, в первозданном состоянии сохранились те, которые хранились при монастырях, и хранились бережно, потому что касались дарственных этим монастырям. Те же, которые были в руках светских лиц, подправлялись неоднократно с течением времени и изменением амбиций и политических предпочтений бенефициариев. Так что печать Руфуса могда кое-где и быть, как и его свидетельская подпись, но оказаться удаленной впоследствии.