Вильгельм Руфус - кое-что о пользе зычного голоса

[MirrinMinttu]

Королевский флот готовился к отплытию из Дувра. Крепость тогда была намного более примитивной, так что собравшиеся верноподданные были вынуждены искать пристанища по всему городу. Явка, к слову сказать, была чуть ли не стопроцентной, даже Хью Честерский смог вернуться под знамена короля. Руфус, похоже, понимал мотивы Хью, когда тот вынужденно выступил за графа Генри, потому что очередной манор он ему подарил именно где-то в районе 1088-1089 годов, когда Честерский увяз в Нормандии. В конце концов, Хью тоже был семьей (его матерью была Эмма, сводная сестра Завоевателя), и выстроил оборонительную линию на границе с Уэльсом в рекордно кратчайшие сроки. Причем, обороной не ограничивался, а постепенно продвигался в сам Уэльс, в тандеме с двоюродным братом.



Мон-Сен-Мишель

Интересна деталь, что Руфус, хорошо знакомый с армейской жизнью, обеспечил целый ряд спортивных состязаний для собравшихся, чтобы занять их делом.

Поскольку дела по управлению государством следуют за королем и в походе, Руфусу пришлось выпустить несколько указов и разобраться во многих петициях и в Дувре. А на таких документах всегда были печати свидетелей. И вот здесь одна из печатей оказалась принадлежащей... Вульфноту Годвинсону. Тому самому заложнику с детских лет, которого Руфус прихватил из Нормандии в Винчестер, где Вульфнот жил, как предполагается, взаперти в аббатстве, в котором и умер. Тем не менее, присутствие его в Дувре в 1092 году, и выступление в качестве свидетеля при выпуске королевских указов предполагает более активное участие Вульфнота в делах Руфуса, чем принято считать.

Собственно, со стороны короля взять с собой Вульфнота в Дувр было логичным решением, ведь Дувр с окрестностями когда-то принадлежали Годвинсонам. Хотя указ, где Вульфнот выступил свидетелем, относится к делам духовным – утверждение изменений в капитуле Солсбери, которые сделал епископ Осмунд. Известно, что Вульфнот бывал в Солсбери, и, возможно, именно в тот момент, когда проводилась реорганизация. Так что он мог быть и в свите Осмунда. Но он выступил свидетелем и в некоторых других указах, так что можно с уверенностью сделать один вывод: Вульфнот Годвинсон вовсе не был несчастным заключенным «в тюрьме», как пытается нас убедить хотя бы русскоязычная статья в Википедии: «Он скончался в цепях в 1094 г. в Сольсбери, в возрасте пятидесяти четырёх лет, сорок два из которых провёл в заключении». К слову сказать, из документов следует, что Вульфнот носил титул графа. А если был титул, то он подразумевал, что за ним существуют вполне конкретные владения, графом которых человек является. В общем, очень интересный момент, и, вдобавок, не известно, отбыл ли Вульфнот с Руфусом в Нормандию. Вполне мог.

В конце января или в самые первые дни февраля 1092 года, Вильгельм Руфус со своим войском высадился в Нормандии. Высадка была мирной, потому что окрестные территории давно уже были под контролем дружественных баронов. Как ни странно, герцог Роберт как-то пропустил информационный момент о том, что его брат собирается пожаловать в Нормандию, хотя решение было принято уже во время рождественских праздников 1091 года. Кажется, никто не счел своим долгом предупредить его о грядущих неприятностях. Ожидал ли он их? Возможно. Это объяснило бы бессмысленную вялую осаду замка Курси, принадлежавшего лояльному ему барону. Роберт просто хотел иметь под рукой небольшую боеготовную армию.

А в лагере Руфуса было весело. Во всяком случае, туда разлетелись многие нормандские магнаты с подарками, а также капитаны фландрских, бретонских и французских наемников, которые вскоре стали толпами стекаться под знамена английского короля, потому что обещанная им оплата превысила щедростью все другие предложения.
Но Роберт с братом воевать не стал. То ли чувствовал за собой вину – первым же полез к Вильгельму, то ли здраво оценил свои возможности в сложившейся ситуации, то ли тогда уже был нацелен на крестовый поход (потому что идея уже горячо обсуждалась в рыцарских кругах), и не хотел связывать себя затяжной войной в герцогстве, от которой выиграли бы только выжившие наемники. Братья собрались в Руане, и без всяких проблем пришли к соглашению, что Роберт передает Вильгельму графство Э, Шербург, и весь комплекс Фекан, включая герцогский дворец и аббатство. Гарнизоны Руфуса должны были остаться в крепостях переданных владений.

Как понимаю, этим требованием Вильгельм Руфус убил сразу двух зайцев – во-первых, обеспечил защиту владений своих вассалов (а также их верность), и, во-вторых, обеспечил себе базу в Нормандии. Ну и заодно осыпал Роберта подарками, что он вообще обожал делать. Правда, хронист Роберт де Ториньи, аббат Мон-Сен-Мишель, утверждает, что встречу братьев подготовил король Франции. Вполне может быть – ведь детали такой встречи надо было обговорить серьезно, и Филипп хорошо знал как Руфуса, так и Роберта.. Но де Ториньи писал в третьей четверти XII века, даже после Виталиса Ордерика, так что откуда он брал детали, и насколько ему можно верить – открытый вопрос.

Взамен Руфус предложил брату повоевать вместе. Например, снова захватить власть в графстве Ман, которое когда-то завоевал и отдал Роберту их отец, но которое в 1090-м году выскользнуло из-под контроля семьи. Причем, Вильгельм не претендовал ни на что в Мане. Он также пообещал вернуть земельные владения тем, кто выступал в Англии за дело герцога Роберта в 1088-м году. А Роберт поклялся не притеснять своих «англичан», которые были и вассалами Вильгельма. На волне этого договора в Англию отправился Вильгельм де Сен-Кале, но что-то не слышно, чтобы Руфус когда-либо санкционировал возвращение английских владений епископу Одо из Байо.

Более того, оба брата обязались наследовать друг другу, в случае смерти до появления наследников. Всё это очень эффективно оставляло с ничем третьего брата – Генри, которого оба не слишком-то любили за «змеиный язык». Если младшенький и превосходил в чем-то старших братьев, так это именно в умении заговорить кого угодно вусмерть. Хотя ситуации, в общем и целом, была очень интересной. Все три брата были не женаты. У всех троих были бастарды. Во времена не столь отдаленные, бастарды, в отсутствие законных наследников, были бы вполне годной заменой, но в этом отношении мир изменился. Почему братья не женились? Потому, что женитьбы правителей всегда были вопросом взаимной выгоды в политических альянсах, а братья ещё не решили, в каком направлении им эти альянсы заключать. Да и, в общем-то, ситуация не была критической – братья не были перестарками, и если бы умер один, его место просто занял бы другой. Баронов в статусе магнатов, имевших владения по обе стороны пролива, такое решение вполне устраивало.

Тот же Роберт де Ториньи оценил договор братьев как постыдный для Роберта, который, по его мнению, окончательно потерял лицо перед своими баронами. Тем не менее, стоит подумать о том, скольких бед удалось избежать благодаря этому договору. Не говоря о том, что уступить Вильгельму то, что он, по сути, уже купил у местных баронов, было мужеством признать очевидное и отнести потери к штрафу за неудачное вмешательство в дела Англии. Конечно, Фекан был знаменит своим скрипторием, то есть был своего рода PR-центром в Нормандии того времени, но ведь Руфус его уже отжал в любом случае. Перекупил, можно сказать, Робертовых вассалов с потрохами. Тем не менее, братья были достаточно в курсе возможных разговоров о «потере лица», чтобы Роберт поставил своё имя выше имени Вильгельма.

Передача Шербурга Вильгельму означала плохие новости для Генри. Это полностью подрывало его власть над Контентином. Поэтому он срочно укрепил Авранш и Контенанс, а также другие города полуострова. Хотя многие бароны, которых он, в своё время, вынудил выступить на своей стороне, теперь с облегчением перешли (со своими замками) под знамена Вильгельма Руфуса. И как-то вышло, что в марте 1091 года Руфус и Кутргёз уже осаждали Мон-Сен-Мишель, где засел Генри. И там Руфус чуть было не погиб в совершенно бессмысленной ситуации, которая блестяще подтверждает то, что с братцем Робертом, имевшим склонность к экстравагантым выходкам, они были очень похожи. Обычно Вильгельма спасала выученная в походов с отцом рассудительность, но когда думать было некогда, инстинкт гнал его в опасные ситуации.

Однажды утром он вышел из палатки, зевнул, потянулся – и увидел скачущий куда-то отряд людей Генри. Не долго думая, он вскочил в седло, и кинулся за ними. Одному из рыцарей Генри удалось серьезно ранить лошадь Руфуса, которая сбросила седока и потащила за собой – нога Вильгельма застряла в стремени. В тот момент он не погиб только благодаря тому, что уже был в доспехе. Но вот когда удачливый рыцарь устремился к поверженному сопернику с мечом наперевес, гибель была совсем близка. И тогда Руфус рявкнул во всю глотку: «Стой, идиот! Я – король Англии!». Это сработало. Рыцарь и его подоспевшие соратники помогли Руфусу подняться, дали другую лошадь, и застыли в поклоне. «Кто меня сбил!?», - громыхнул Руфус. Все молчали, но один рыцарь признался, что это был он, который не понял, что перед ним король, и думал, что имеет дело с рыцарем. «Клянусь ликом Лукки, ты должен служить мне», - отреагировал внезапно успокоившийся Руфус. – «Я включу тебя в списки, и ты будешь награжден за отличную службу».

Эту историю рассказывает всё тот же Уильям из Малмсбери, и даже если это просто одна из циркулирующих военных историй, которые сочиняют о королях и полководцах, то представление о том, каким окружающие видели Руфуса, она дает.

Другая история этого хрониста не менее интересна. Он пишет, что Генри, осажденный в Мон-Сен-Мишель, отправил вестника к Роберту со словом о том, что у них заканчивается вода, и он считает несправедливым, что его лишают жидкости, необходимой для любого смертного. Роберт велел своим людям не замечать, когда люди брата будут выходить за водой и припасами. Руфус же разозлился, указав Роберту, что тот затягивает войну такой политикой. «Силы небесные!», - отреагировал герцог, - «Ты же не хочешь, чтобы он умер от жажды?! Где мы другого такого найдём-то?!». Тут уже захохотал и король, потому что их младшенький и вправду был уникальным типом. Да и практически единственным человеком на свете, против которого Роберт и Вильгельм могли дружить.