Вильгельм Руфус - частная жизнь короля

[MirrinMinttu]

Руфус мудро воздержался от немедленной мести за убийство Дункана, но если у него и была когда-либо мысль жениться на Эдит Шотландской, то эта идея была похоронена в 1094 году. И не только потому, что иметь дело с её семейкой не выглядело привлекательной альтернативой. Договор между Руфусом и Робертом о взаимном наследовании снимал злободневность темы наследника престола. Тем более, что это был мудрый договор, примиривший сторонников идеи «одно королевство – один король, который старший сын» и тех, кто стоял за полную административную независимость Англии от Нормандии. Женись Руфус в этот момент – появление наследника обострило бы все распри заново.



Но вообще, моё личное мнение состоит в том, что Вильгельм Руфус не имел ни малейшей предрасположенности к семейной жизни. Как и Роберт. Как и Генри до определенного момента. Из прочих детей Завоевателя, Сесилия стала монахиней, но её-то мнения о планах на будущее никто никогда и не спрашивал. Ребенка посвятили церкви с момента рождения. Про Аделизу почти ничего не известно, и она тоже, по-видимому, стала монахиней, хотя есть предположения, что в детстве её обручали с Гаральдом Годвинсоном. Констанс выдали за герцога Алана Бретонского где-то в возрасте 25 лет или даже старше, тоже очень поздно. По-видимому, чисто из политических соображений. И политика эта была горячей, потому что через 4 года Констанс отравили. Больше всего известно об Адель Блуасской, которую, вопреки явно просматривающейся традиции семьи, выдали замуж достаточно рано, лет в 16-21. Но это же был невероятно перспективный брак с наследником Блуа и Шартра, важнейшим союзником Завоевателя в его соперничестве с графами Анжу. Впрочем, Адель довольно решительно отправила супруга куда подальше при первой же возможности, которую предоставил её Первый Крестовый, и когда бедняга попытался из этого тяжелейшего и смертельно опасного похода устраниться, организовала настоящую травлю, и выжала любимого обратно в Палестину. После чего спокойно продолжила править графством, держа железной хваткой под своим контролем и наследника титула, который даже жениться не посмел, пока маменька не вышла на пенсию.

В общем, никто из детей Завоевателя явно не видел семейную жизнь в виде уютной гавани, к которой стоит стремиться. Возможно, конечно, что гены гулящих, но расчетливых предков вступили у молодого поколения в конфликт с почти недостижимой для подражания моделью отношений их родителей, но скорее всего дело было в политических амбициях птенчиков Завоевателя, которые рассматривали брак только в качестве политического альянса.

Но что же такого происходило при дворе Вильгельма Руфуса, если это обеспечило ему скандальную репутацию в веках, да ещё в атмосфере чисто средневековой толерантности к человеческим слабостям? Если верить необозначенным ссылкам Мэйсон на «уэльских хронистов», проститутки при его дворе дневали и ночевали, а сам Руфус параллельно ещё и ухитрялся иметь более постоянных конкубин. Но кого в тот век можно было удивить гулящими королями? Никого, если сам королевский двор, как фасад власти, выглядел опрятным, блестящим, без потеков вина на цоколе и валяющихся у парадного входа, в пьяном безобразии, женщин «с пониженной социальной ответственностью». То есть, человек-король мог быть каким угодно. Но репутация у короля-короля и его двора должна была быть безупречной.

А за репутацию двора отвечала королева. Королева должна была устраивать все возникающие конфликты тихо, спокойно и с достоинством, сглаживать неприятные ситуации, ходатайствовать перед королем о милости для нашкодивших придворных, ходатайствовать перед церковью за нашкодившего супруга, обеспечивать хорошие отношения с вассалами, быть щедрой к подданным и отвечать за подарки дипломатам, и всеми способами поддерживать блестящий имидж своего мужа-короля, а в идеальном случае – ещё и облагораживать умненько и исподволь мужнин персональный, человеческий нрав. Этот перечень, собственно, хорошо объясняет, почему жениться королю было не так уж просто. Конечно, грамотно подобранная администрация двора королевы могла бы взять (и брала, в качестве исполнительной власти) на себя довольно большую часть рутины, но не всю.

В общем, получилось так, что двор Вильгельма Руфуса жил на манер военного лагеря на отдыхе. Чем он, по сути, и являлся. Его соратники и придворные, люди молодые и много путешествующие, не могли не привозить с континента новые обычаи и новые веяния. То есть, когда юный Робер Корнар изобрел свои знаменитые туфли с носами, закручеными на манер рога, он просто усовершенствовал то, что придумал на континенте Фульк Анжуйский, имевший деформированную ступню, и решивший скрыть дефект необычной формой туфель. Да, при Руфусе волосы у мужчин стали длиннее, а бороды – короче, но и это было континентальным поветрием. И, самое главное, при жизни Руфуса всё это не вызывало никаких нареканий.

Оставивший нам стенания о падении нравов и неприлично изысканности мужчин Ордерик Виталис писал о правлении Руфуса, описывая то, что он видел вокруг через добрых 50 лет после смерти короля. И описывал с точки зрения монаха, с искренней неприязнью относящегося к стараниям мужчин быть сексуально привлекательными. А Уильям из Малмсбери, писавший о том, что воцарившийся после Вильгельма Генри покончил с «женоподобием» предыдущего двора, просто несколько покривил душой ради красного словца – тот же Ордерик подробно описывает, как епископ Серло, после пасхальной проповеди 9 апреля 1105 года, обрушился на присутствующих мужчин с обвинениями в женоподобии, достал ножницы, и собственноручно отчекрыжил покороче локоны короля и его придворных. Досталось и бородкам, которые придворные содержали в излишне изысканном состоянии, дабы не царапать ими щечки своих возлюбленных.

Собственно, уже в в 1040 году Родульфус Глобер, написавший (как он полагал) пятитомную историю мира Historiarum libri quinque ab anno incarnationis DCCCC usque ad annum MXLIV, собрал, на самом деле, сборник ценнейших анекдотов о жизни в его эпоху, и не обошел строной моду. Вообще, Глобер тоже во всём видел примеры падения нравов и близость конца света, но моду он задел в пассаже о такой даме, что мне тоже хочется немного о ней рассказать.

Даму звали Констанс Арльская, и она, выходя замуж за безнадежно запутавшегося в личной жизни короля Франции Роберта II, привезла с собой приближенных, волосы которых были острижены максимально близко к черепу, а щеки бесстыдно сияли отсутствием всякого намека на бороду. Дело было в 1003 году, и двор короля был потрясен. Да, и занятные туфли чужаков придворных потрясли не меньше. Тем не менее, когда приятель короля, Хью де Бове, стал подбивать Роберта развестись с Констанс, именно эти странно выглядевшие чужаки де Бове прикончили – по приказу Констанс. Которая впоследствии развернула с супругом настоящую войну по поводу того, кто из детей должен был стать его наследником. В результате, Роберту пришлось заключить унизительный для его достоинства мир с сыновьями. Хотя потом Констанс и с сыновьями повоевала. А когда её бывший исповедник был привлечен к суду за ересь, Констанс, лично охранявшая зал суда от беснующейся толпы, врезала падшему падре по лицу скипетром, который держала в руках, да так, что выбила несчастному глаз. Так что не стоит судить по одежке.

Насколько дурная репутация двора Вильгельма Руфуса была заслуженной? Мы не знаем точно, но, скорее всего, была. Именно потому, что его двор жил в походах и кратких моментах передышки между ними. В отсутствии королевы и женской части двора, тормозов для агрессивности молодых мужчин просто не было. Не было у этого двора и никакой установившейся рутины. Военный лагерь – он и на отдыхе военный лагерь. Был ли двор, состоящий из большого количества молодых мужчин, гомосексуален? Нет, конечно, но, как справедливо замечает Мэйсон, уже чисто процентуально там были и гомосексуалы, и бисексуалы, а те, кто был гетеросексуалом, были распущены и развратны. Потом, заслужив себе титул и земли, они менялись, оставляя позади дикие годы ничем не сдерживаемой молодости, и становились, без сомнения, достойными мужьями и отцами семейств.

Была ли заслуженной дурная репутация самого Вильгельма Руфуса? Разумеется. Имея такой двор, он просто не мог не быть одним из парней. Конечно же, он жил такой же жизнью, как и его familia regis. Что не рассматривалось в его времена чем-то потрясающим, но было даже правилом. Дело в том, что от холостяков чего-то в таком роде и ожидалось, рассудительности и солидности ожидали от мужчин уже женатых. Никто их хронистов приближенного к его правлению времени ничего не писал о том, что сейчас считается горячей темой – о предполагаемой гомосексуальности Руфуса. Опять же, даже если бы Руфус и содержал гарем любовников, монахи-хронисты обошли бы эту тему стороной, просто ради спокойствия умов своей аудитории (как справедливо замечает Мэйсон).

Но для монахов Руфус априори был злым королем. Его жесткая политика экономии на церковных должностях, направлявшая монастырские доходы в королевскую казну, вызывала в этих кругах возмущение. Не говоря о том, что король традиционно считался ответственным за всё, что происходило в королевстве. И за поведение своих придворных, и за набеги шотландцев, и за дурную погоду, и за все злоупотребления чиновников в любом глухом углу королевства.

Тем не менее, никаких оргий король со своими придворными во дворцах, конечно, не устраивали. Что-то неизбежно выплескивалось, но вообще все похождения происходили более или менее приватно, на стороне. Во времена правления Генри II, около 1170 года, был написан эпос Васа Roman de Rou, в котором, помимо прочего, рассказывается о похождениях Руфуса во время экспедиции к Ле-Ману. Король решил немного отдохнуть от тесной армейской жизни и развлечься, и у него приключаются дорожные романы с мужчинами и женщинами. Мэйсон пишет, что рассказ аллегоричен, но, несомненно, понятен для тех, кто был заказчиком и слушателем Васа – для двора Генри II. От себя хочу заметить, что этот Roman de Rou писался уже во времена популярности любовной поэзии, и, скорее всего, не имеет никаких реальных фактов за своими историями.

Так что факт о приватной жизни Вильгельма Руфуса у нас один: он отлично держал свою частную жизнь частной, и история не сохранила ни одного имени его возлюбленных, кем бы они ни были. Всё остальное – спекуляции и домыслы.