После того, как старший сын Завоевателя, Роберт, стал полноправным герцогом Нормандии, очень похоже на то, что юный Генри (ему не было и 20 лет), тоже находящийся в Нормандии, попытался найти свое место при дворе брата. Он выступает свидетелем королевского акта передачи одного поместья аббатству Сен-Этьенн в Кане, и возвращения аббатству Фекан земель, конфискованных Завоевателем. Роберт также делает дар в Мон-Сен-Мишель, чтобы тамошние монахи молились о «спасении бессмертных душ меня, отца, матери, и брата Генри» в 1088 году. Правда, это не помогло Роберту, когда он попросил брата занять ему денег для похода в Англию – Генри решительно отказал, но с готовностью купил предложенную ему за 3000 серебряных марок часть Нормандии. Многообещающий молодой человек.
Итак, Генри получил всё-таки, такой вожделенный графский титул хотя бы подобным образом, и стал графом Котантена. Подписываться титулом «граф» от стал с марта 1088 года. Котантен был неплохим местом для максимальной автономности от Нормандии Роберта – при должной охране границ полуострова, никто туда сунуться без формальностей не смог бы.
читать дальшеПохоже, историки всерьез ломают головы над тем, почему за Генри не был закреплен какой-нибудь титул уже в завещании Завоевателя. Ведь традиция была давно установлена – королевские дети и братья становились герцогами, герцогские – графами, ушедшие на церковную стезю – настоятелями и епископами. На худой конец, кровные родственники королевской семьи, включая признанных бастардов, становились лордами, крупными землевладельцами. Причина такому порядку вещей очевидна – правитель всегда нуждался в сильной поддержке своего клана, полностью зависящего в плане благ от него. Сменись династия, и все эти титулы будут распределены среди новой группы поддержки. Полностью опасность интриг родственников против правителя такая система не гарантировала, но порог, несомненно, повышала.
На мой взгляд, ответ на вопрос о титуле Генри очевиден, и вполне совместим с политикой расширения домена, которую практиковал Завоеватель. Генри должен был жениться на дочери Малькольма Шотландского, Матильде, и получить сферу влияния в Шотландии. Не зря же девочку уже в шестилетнем возрасте отправили учиться в Англию. Образование образованием, но в те времена именно так старались, по возможности, воспитывать будущих жен – в культуре страны и семьи, в которую предстояло войти. Более того, Завоеватель не умер внезапно, и его чисто денежный дар младшему сыну в качестве наследства не вызвал на момент совершения никаких возражений или завихрений. На мой взгляд, это говорит о том, что непосредственные современники событий были в курсе предназначенного Генри будущего. Но на 1088 год положение было таким, что Матильде было всего 8 лет, да и её отец явно предпочитал из всех сыновей Завоевателя Роберта.
Разумеется, историки хотели и хотят полной ясности в том, какие именно легальные права новоявленному графу давала его новая собственность, и, далее, чем именно была эта собственность. Была ли она, со стороны герцога Роберта, подарком или закладом за 3000 серебряных марок, как рассуждает колеблющийся между этими определениями Ториньи. Но Уильям Малмсберийский и Ордерик уверены, что речь идет об абсолютной передаче права на имущество. За это говорит и сам факт использования Генри титула «граф», который проставлен также и возле его подписи в нескольких указах герцога. Только на базе лордства (получения владений из рук оверлорда) титул графа не давался. То есть, Генри за свои деньги получил лен с феодальной зависимостью от герцога, хотя в 1088 году его вассальная клятва то ли не была зарегистрирована, то ли этот документ просто до наших дней не дожил. Зато герцог Роберт, через тринадцать лет говорил о том, что освобождает Генри от вассальной клятвы.
Проблема, по словам Холлистера, заключается в том, что такого графства как Котантен никогда до марта 1088 года не существовало. Во времена Каролингов, полуостров управлялся семьей Сен-Совёр как виконтство. Понятие «виконт» (администратор-землевладелец выше барона, но ниже графа по иерархии) вообще именно в Англии было взято в употребление только в пятнадцатом веке, до этого там обходились понятием «шериф». А вот во Франции титул «виконт» («вице-граф, если буквально) употреблялся широко и издавна. Что касается Нормандии, то титул виконта там стал употребляться с начала одиннадцатого века. Возможно, поскольку речь шла о брате герцога, Генри был дан титул графа. Но, принимая во внимание другие обстоятельства, я бы рискнула предположить, что здесь роль сыграли деньги. Управляющий, виконт, не вкладывается денежно в то, чем управляет. Укрепление замков полуострова осталось бы на казне герцога. А вот граф уже отвечает за свой лен и деньгами тоже. Но и прав у него больше, вплоть до участия во внешней политике.
Насколько известно, управление Котантена графом Генри был довольно эффективным, что в контексте Нормандии означало, что он добросовестно укреплял замки, собирал налоги, и гнобил тех, кто не мог за себя постоять иначе чем жалобными записями в монастырских хрониках. Хочу здесь отметить, как особенность времени, тот факт, что хотя практически всё население христианской Европы и позиционировало себя в Средние века искренне верующими (и верующими они, несомненно, были), это совершенно не мешало правителям всех масштабов запускать руку в кубышки монастырей и аббатств с разной степенью периодичности.
Но куда как интереснее взаимодействие Генри с аристократической верхушкой Нормандии и Англии. Взять того же Хью Честерского. Он был в родстве с правящей династией через мать, единоутробную сестру Завоевателя. Отец его был виконтом (управляющим) Авранша, но имел и собственные, очень обширные владения, разбросанные по всей западной Нормандии, что позволило ему предложить Завоевателю, отправляющемуся на завоевание Англии, 60 кораблей. Хью, участвовавший в завоевании Англии, стал графом Честера. Он был свирепым воином и верным вассалом сначала Завоевателя, затем Вильгельма Руфуса, но в Нормандии-то он унаследовал титул виконта Авранша, а Авранш, находящийся в Котантене, теперь оказался в руках графа Генри, который потребовал от Хью вассальной клятвы ему. Хью поизвивался в ситуации, но, в конце концов, ему пришлось обратиться к Руфуса, и рассказать, под каким давлением он находится. Руфус, уже, очевидно, неплохо себе представляющий развитие событий, похлопал Хью по плечу и отнесся с пониманием, когда Хью присягал Генри.
Ричард де Ревьер/Редверс/Риверс тоже имел владения в Котантене, но этот рыцарь в принципе отновился к группе людей, которые имели все основания посчитать себя обделенными при разделе Англии норманнами – ему досталось всего-то поместьице Мостертон в Дорсете, всего-то в 6 гайд величиной. А поскольку оно было в Дорсете, то одна гайда (количество земли, необходимое для прокорма одной крестьянской семьи) получалась размером в каких-то жалких 40 акров. Будь поместье где-нибудь в Кембриджшире - и на гайду пришлось бы уже 120 акров, но... Поэтому, для Редверса Неу в Нормандии, отчий дом и гнездо семейства, всегда имел приоритет. Он, в принципе, имел кое-какие земли в Вексине, под герцогом Робертом, но здраво расставил приоритеты. Причем, если верить Васу, он зашел так далеко, что испросил у Роберта официального разрешения перейти в вассалы Генри. И получил. В конечном итоге, Редверс отнюдь не проиграл. Когда Генри стал королем Англии, Ричард Редверс был так близок к королю, как никто другой. Он был свиделем в не менее чем 20 указах короля, причем иногда – единственным свидетелем, что говорит о том, что он практически рассматривался королем как член семейства.
Собственно, единственным человеком, вступившим в конфликт с Генри по поводу вопроса подчинения, был епископ Кутанса Джеффри (Жоффруа де Монбрей), сыгравший такую роль в заковоре английских баронов в пользу Роберта Нормандского в 1088 году. Почтенный епископ не то чтобы имел что-то против самого Генри. Он просто считал ниже своего достоинства подчиняться кому-то мельче герцога по рангу. Так он и не нашел общего языка с графом до самой своей смерти, и ту же враждебность перенял племянник и наследник епископа, Роберт де Мовбрей.