Возможно, Одо чувствовал бы себя спокойнее, если бы его младший племянник оставался под замком на время отсутствия герцога Роберта. Уж слишком предприимчивым был этот парень, чтобы оставить в руках стареющего епископа то, за что заплатил звонкой монетой. Но Роберт, так легко попавший под влияние дядюшки, не менее легко попадал под влияние и других людей, и вряд ли эта его особенность была секретом в довольно узком круге дворян Нормандии. Так что перед отъездом во Францию, Генри он из заключения распорядился выпустить.
читать дальше
Причина же, по которой он это сделал, видна через имена свидетелей его хартии от 24 апреля 1089 года,выпущенной перед самым отъездом и официально закрепляющей за епископатом Байё очередной земельный надел. Шестеро из свидетелей были постоянными или довольно постоянными спутниками герцога Роберта: Гийом Бона Анима (Бон-Ам), архиепископ Руана, Вильгельм де Сен-Кале, принц-епископ Дарема (изгнанный Руфусом из Англии), Роджер де Иври, дворецкий, Ангерран Фиц-Илберт и Вильгельм Бертран, герцогские придворные, и Вильгельм д’Артуа, монах из аббатства Молем.
А вот другие были свидетелями только этого документа, не появляясь в компании герцога ни до, ни после. И ведь знакомые почти все персонажи: Ричард де Редверс, виконт Бессина Ранульф де Бриксар, его сын Ранульф ле Мешлен (соответственно двоюродный брат и племянник Хью Честерского), аббат Сен-Этьенн Жиль, и некий «Айгелл из Котантена».
Всех их объединяло то, что они лично графа Генри знали, но были ли в этой группе у него друзья, кроме Редверса – кто знает. Активность этих людей в пользу младшего сына Завоевателя можно объяснить и политической прозорливостью в отношении будущих перспектив, и тем, что поставить члена правящей династии в положение человека, обязанного своей свободой определенным людям, было потенциально выгодным ходом.
Не говоря о том, что часть вовлеченных не столько ходатайствовала именно за Генри, сколько против Одо. Епископ Байё, человек крутой, коварный, жадный и агрессивный, никогда не был популярен среди, так сказать, коллег. К тому же, епископом Байё его назначил брат – Вильгельм Завоеватель, когда Одо было хорошо если лет 14, что, в общем-то, никогда в церковных кругах не приветствовалось. Стать епископом было для многих прелатов делом жизни, требующим усилий и затрат, а тут правитель посадил им на голову пацана, да ещё и довольно зубастого. Так вот, предшественником Одо был не кто иной, как Хью д’Иври, он же Авраншский – родной братец Жана, архиепископа Руанского, чьим преемником и был свидетель Робертовой хартии Гийом Бона Анима.
И знаете, план удался. Одо, после эпизода с бегством одного племянника и освобождением другого, и последовавшей за этим сердечной дружбой Роберта с рыжим братом-королем, от двора довольно резко удалился, и держался от Роберта подальше, примкнув к его отряду только накануне отправки в Первый крестовый. А вот чем именно занимался граф Генри после того, как его выпустили из епископской тюрьмы – неизвестно. Известно, что Генри поспешил на выручку Роберту 3 ноября 1089 года, когда буржуа Руана, заключившие за спиной своего герцога договор с Вильгельмом Руфусом, решили сдать город, а Роберт об этом узнал.
Получилось так, что Роберт и Генри были в «герцогской башне», когда контингент Вильгельма уже был впущен в город горожанами. О том, что произошло потом, можно спекулировать долго и бесцельно, потому что трактовка фактов полностью зависит от того, кому в этом конфликте симпатизирует спорящий. Обожающий Генри историк Холлистер пишет, что братья «кинулись в схватку», но потом у Роберта сдали нервы и он бежал. Те, кому симпатичен Руфус, утверждают, что Роберт вообще не участвовал в уличных боях в Руане, а был сразу эвакуирован за город, где и переждал благополучно всё восстание против своей персоны.
Что касается происшедшей в Руане резни, Холлистер обвиняет в ней Жильбера Л’Эгля и Роберта дю Беллема, ворвавшихся в город в решающий момент. Зная о том, насколько мало человеческая жизнь значила для дю Беллема, можно согласиться с Холлистером и обвинить в разорении Руана его. Тем не менее, никто не может отрицать, что предводителя горожан, по имени Конан, выбросил из окна башни именно Генри, не дав бедолаге даже покаяться в грехах. Ордерик, волей автора хроник, заставляет Генри произнести перед этим прочувствованный диалог о том, что предателей не прощуют, но описание эпизода Уильямом из Малмсбери уже имеет явный привкус скептицизма в адрес благородных побуждений младшего брата герцога. И мне лично кажется, что прав именно ехидина Малмсберийский – граф Генри был взбешен именно тем, что буржуа позволили себе вмешаться в игры, которые издавна были вотчиной аристократов. То, что лорды и графы переходили на сторону врагов своих оверлордов, было делом привычным и почти рутинным. Но позволять горожанам решать, кого они предпочитают видеть своим правителем, никто не собирался.
А потом в Нормандию прибыл Вильгельм Руфус с войском. К счастью для Роберта, воевать он с ним, на самом деле, и не собирался. Просто, в ответ на вмешательство Нормандии в дела Англии в 1088 году, он должен был ответить наказанием правителя Нормандии. А зная, что в том заговоре Роберт играл более чем пассивную роль (да и заговор закончился, собственно, получением лояльности тех, кто изначально не был счастлий разделением Нормандии и Англии), то наказывать Роберта явно было не за что. Надо полагать, Руфус никогда не заблуждался относительно возможностей герцога держать в узде своих баронов.
И вот договор Руфуса и Куртгёза содержит один интересный момент – он совершенно и абсолютно исключает возможность для Генри иметь какие бы то ни было владения в Нормандии или Англии, пока живы его братья. Интересна шутливая фраза Роберта, сказанная Руфусу во время осады Мон-Сен-Мишель: «Ты же не хочешь, чтобы он умер от жажды?! Где мы другого такого найдём-то?!». Что именно было в Генри такого, что сделало его любимой мишенью для дружбы Руфуса и Куртгёза? Неужели все-таки высокомерная заносчивость, о которой упоминает любящий сочные детали Уильям из Малмсбери, как то заявление чуть ли не в лицо грозному папаше, что несведующий в латыни правитель – это просто коронованный осел.
Так или иначе, против своих братьев, объединивших усилие, Генри сделать ничего не мог. К чести старших, и здесь они даже не попытались воевать против члена семьи. Но не приминули обобрать его до нитки. Возможно, именно потому, что Генри престиж землевладельца ценил превыше всего. Передав все свои владения братьям, безземельный граф удалился во Францию.
Генри I - безземельный граф
Возможно, Одо чувствовал бы себя спокойнее, если бы его младший племянник оставался под замком на время отсутствия герцога Роберта. Уж слишком предприимчивым был этот парень, чтобы оставить в руках стареющего епископа то, за что заплатил звонкой монетой. Но Роберт, так легко попавший под влияние дядюшки, не менее легко попадал под влияние и других людей, и вряд ли эта его особенность была секретом в довольно узком круге дворян Нормандии. Так что перед отъездом во Францию, Генри он из заключения распорядился выпустить.
читать дальше
читать дальше