«If you want a thing well done, do it yourself», - сказала себе императрица Матильда в октябре 1136 года. Удивительно беспроблемно разрешившись от последней беременности, она персонально привела на помощь супругу, осаждавшему маленькую крепость Ле-Сап, контингент, состоявший из двухсот воинов. К какому бы решению о продолжении супружеской жизни с Жоффруа она к тому моменту ни пришла, вряд ли она ожидала увидеть своего обычно самоуверенного супруга в препоганейшем настроении и собирающимся «домой» - всё, по его мнению, пошло не так в этой чертовой жениной Нормандии, и виновата в этом была именно она, потому что это за её приданое ему теперь приходилось сражаться.
Mendips, East Harptree, see louisewyattsmusings.wordpress.com/2015/02/22/th...
читать дальшеСварливость Жоффруа объясняют полученная им чуть ли не в день прибытия жены рана в ногу и явно начинающаяся среди осаждающих дизентерия, и Нормандию он, в конце концов, завоевал, хотя на это ушло у него долгих десять лет, но Матильда не была кроткой и понимающей женой. Её ещё только предстояло понять, в какое изматывающее предприятие она ввязалась, решив бороться за свои права наследницы английского престола с коронованным королем Англии, но два момента она подметила совершенно точно, и сделала правильный вывод.
Ни дорогой муж, ни любящий дядюшка Дэвид не делали ей услугу, защищая свои деяния её интересами. То, что местная пропаганда всегда описывала зверства чужих вояк чудовищнее, чем свои, местные зверства соседних баронов во время феодальных войн – было привычно, хоть и несправедливо. Но людям и местных кровопийц хватало, так что добавочные рейды чужих воспринимались ими ничем не заслуженным наказанием.
Проблемой было, что её, Матильды, имя ассоциировали то с шотландцами, то с ангевинами, хотя ни для тех, ни для других она ничего не значила. Таким образом, главным её интересом на 1138 год стали не военные успехи нынешних союзников, а поиск чемпиона своего дела, обладавшего достаточной харизмой, репутацией, опытом и ресурсами, и который воспринимался бы в Англии и Нормандии «своим», а не вторженцем извне.
Союзники... Могла ли она вообще считать Дэвида Шотландского и Жоффруа Анжуйского союзниками? Всё, что известно об отношениях Мод и Жоффруа предполагает, что в чисто политическом браке их объединяло сначала понимание необходимости произвести легальных наследников, а впоследствии – общие амбиции, касающиеся будущего их сыновей. Проблема в том, что материалы о жизни и политике графа Жоффруа Анжуйского хоть и существуют, но не представлены в виде стройной биографии (во всяком случае, на английском языке). Такое впечатление, что биографы Матильды отвели ему очень скромную роль в истории знаменитой жены и ещё более знаменитого сына.
На самом же деле, он, похоже, всё-таки никогда не оставлял супругу без поддержки. Во всяком случае, его практически регулярный свидетель хартий в Анжу, Паган Клервосский (брат лорда Дюрталя), находился впоследствии при Матильде, и даже выступил в качестве заложника доброй воли в переговорах Матильды и Обри де Вера. В этом мае выходит книга Angevin Dynasties of Europe 900-1500: Lords of the Greater Part of the World, но там на 600 лет отпущено всего 300 стр., так что не думаю, что цена в почти 30 евро за эту книгу в электронном виде как-то оправдана. Скорее всего, будут галопы по Европам с цитированием наиболее известных хроник.
В любом случае, с политической точки зрения, Жоффруа был для Матильды скорее обузой в её английских претензиях. Да, она была наследницей, которой дважды клялись в верности лорды Англии. Да, при удачном стечение обстоятельств, было возможно доказать, что Бигод солгал, выступив свидетелем изменения завещания Генри I по пункту о престолонаследовании. Но всё это не имело ни малейшего значения, потому что правым в любом случае оказался бы более сильный, а более сильным оказался бы тот, за кем пошли бы практичные бароны. А бароны не могли себе представить ситуации, в которой коронованная королева полностью бы игнорировала интересы своего законного супруга и отца её детей, а также всех, с её супругом связанных – его вассалов, его союзников, и его родню, а также родню, вассалов и союзников вассалов и союзников. Вот это было бы настолько чудовищным нарушением общественной морали и чувства долга того времени, что такую королеву не захотел бы никто.
К королю Стефану большинство его соратников в Англии примкнули просто потому, что знакомый черт был лучше незнакомого. Потому, что его подняли на трон духовные лорды королевства, используя все свои родственные связи. Подняли потому, что рассчитывали получить у него всё, чего им никогда не дала бы Матильда – и не ошиблись (до поры до времени). И просто потому, что у него была казна, которую он был готов тратить. Что касается лордов Нормандии, то их никто и не спрашивал, хотя они тоже склонялись к семейство Блуасских и против их врагов Анжуйских. И по той же причине – Тео знали, а чего ожидать от Жоффруа? Понадобилось 10 лет не слишком активной войны, чтобы к Жоффруа в Нормандии привыкли, и из него получился чрезвычайно популярный герцог.
Что касается дядюшки Дэвида, который всерьез разошелся на севере Англии летом 1138 года, то она, Мод, не была его единственной племянницей. Племянницей шотландскому королю приходилась и другая Матильда, жена Стефана. И эта Матильда тоже отнюдь не была пассивной натурой. Когда летом 1138 года Стефан оказался окруженным неприятностями по всем фронтам (в Шотландии, Уэльсе и Нормандии, где кто-то уже нарушил перемирие, плюс пара локальных восстаний в Шропшире и Херефордшире), именно его супруга засучила рукава и пошла стучать в дядюшкину дверь. В результате, Стефан обменял оммаж Дэвида и его сына на весь Нортумберленд, но, вообще-то, Нортумберленд в любом случае был под властью шотландцев, которые, проиграв летнюю Битву Штандартов, выиграли сражение за север в целом. Так что Стефан не потерял ничего, кроме гордости. А вот для императрицы Мод важным было то, что дядюшка Дэвид вновь её предал, принеся оммаж за север Стефану.
Итак, императрице Матильде был нужен чемпион, а чемпионы на пустое место не приходят. То есть, ей были нужны её личные войска, подчиняющиеся только ей и никому другому, и личные ресурсы, на которые она могла бы содержать эти войска. Роберт Глостерский, к слову, из Нормандии в Англию в 1137 году не вернулся, то есть обретался где-то неподалеку от сводной сестры. До сих пор не известно, обменивались ли они известиями до мая 1138 года, когда небольшая делегация графа Роберта явилась к королю Стефану с официально выпущенным diffidatio, в котором граф со звонкой средневековой риторикой объявлял, что берет назад свою присягу Стефану, потому что Стефан незаконно захватил трон, хотя предварительно публично клялся в верности императрице. И потому, что король нарушил все свои обещания, данные графу. Логика? Нет, не слышали.
Причем, это отсутствие логики (граф знал, на момент клятвы королю, что тот когда-то клялся императрице!) никого не смущало. Делегация Роберта Глостерского церемониально вышла из комнаты, где сидел король со своими советниками, чтобы тот мог свободно обсудить ответ. В ответе, врученном вызванной обратно делегации, было сказано, что клятва императрице не считается, потому что покойный король своих магнатов к ней принудил. И вообще, король потом мнение изменил (интересное и наглое утверждение, учитывая, что Роберт-то при умирающем был, а вот Стефан – нет, но официальная легенда была уже принята за истину, и у правительство не было другой возможности, как только на голубом глазу убеждать свидетеля, что он всё видел неправильно). И поскольку Роберт Стефану клялся добровольно, и Стефан всегда относился к графу Глостерскому с должным уважением, то граф может не сомневаться, что его diffidatio будет иметь последствия для него и его семьи. Графу предписывалось явиться на королевский суд, а пока суд да дело, то сдать Стефану все свои замки, которые король объявляет конфискованными.
В общем, обе стороны выполнили формальности, и теперь можно было переходить к делу. В Нормандии, Мод и Жоффруа двинулись на соединение с Робертом, беря по ходу дела небольшие крепости, принадлежавшие Стефану, и немного завязнув под Фалезом, но к осени 1138 года соединили силы. В Англии, Стефан всё лето просидел под стенами только одной крепости Роберта Глостерского – Бристоля. Интересно, что королева, Матильда Булонская, действовала куда как решительнее своего супруга, осадив Дувр. Впрочем, море у Дувра контролировали королевские силы, тогда как снабжение Бристоля шло во морю, контролируемому силами Роберта Глостерского и его союзников. В любом случае, Дувр королеве сдался. Тем не менее, успех королевских властей в деле конфискации владений Роберта Глостерского в Англии практически ограничился этим Дувром и двумя небольшими, практическим не имевшими гарнизонов замками: Кэр и Харптри.
В Нормандии, Матильда, Роберт и ещё один их сводный брат, Реджинальд, провели осень 1138 и зиму 1138-39гг в подготовке экспедиции в Англию. Стефан и верные ему люди усердно заседали с ноября 1138 года, решая не менее судьбоносные вопросы.
Король Стефан - Роберт Глостерский берет свои слова обратно
«If you want a thing well done, do it yourself», - сказала себе императрица Матильда в октябре 1136 года. Удивительно беспроблемно разрешившись от последней беременности, она персонально привела на помощь супругу, осаждавшему маленькую крепость Ле-Сап, контингент, состоявший из двухсот воинов. К какому бы решению о продолжении супружеской жизни с Жоффруа она к тому моменту ни пришла, вряд ли она ожидала увидеть своего обычно самоуверенного супруга в препоганейшем настроении и собирающимся «домой» - всё, по его мнению, пошло не так в этой чертовой жениной Нормандии, и виновата в этом была именно она, потому что это за её приданое ему теперь приходилось сражаться.
Mendips, East Harptree, see louisewyattsmusings.wordpress.com/2015/02/22/th...
читать дальше
Mendips, East Harptree, see louisewyattsmusings.wordpress.com/2015/02/22/th...
читать дальше