Генри VII - битва при Босуорте/5

[MirrinMinttu]

Похоже на то, что на этот раз мы сумеем, наконец, выбраться с поля сражения, потому что Виргил пишет, что король Ричард был убит практически в тот момент, когда на его отряд напали силы Стэнли. На самом деле, никто не знает, как он погиб – если только не поверить балладе, что толпа сражающихся оттеснила его в болото, в котором утонули и его конь, и он сам, после чего немедленно пошел дождь, который не прекратился, пока не смыл со шлема короля коронет. Другая баллада утверждает, что попавшего в болото короля убил какой-то валлиец алебардой. Валлийские баллады, впрочем, отдавали эту честь решающего удара разным лидерам, сходясь только в том, что это был кто-то из Рисов.



Так пишется история: героический и мужественный Ричмонд на коне, среди павших, на поле боя. И всё - ложь, от первого до последнего штриха.

Скидмор же обратил свое внимание на рассказ некоего Джеймса Ли от 1610 года, который утверждал, что его прадед, Генри Ли, рассказывал, что он находился совсем рядом с Ричмондом в момент атаки короля Ричарда, и видел, что тот был убит Томасом Вудшоу, арендатором в поместье, принадлежащем сэру Роберту Виллоуби де Броку. Кстати, человек по имени Томас Вудшоу действительно был щедро награжден королем Генри VII. Ему дали должность бейлифа в лордстве Беркесвел, Уорвикшир, и дополнительно сделали там лесничим.

Так или иначе, все источники, достаточно враждебные к королю Ричарду III в общем и целом, поют диферамбы его последнему бою. Потому что смерть его была идеальной смертью средневекового рыцаря, умершего на поле боя, в атаке, с мечом в руке. Со времен битвы при Гастингсе, король Англии не погибал на поле битвы. Можно смело сказать, что с гибелью Ричарда III закончилась целая эпоха – к добру или к худу.

Что касается Генри Ричмонда, то его реакция на известие о смерти короля Ричарда была простой и понятной. По словам Виргила, он был «amazingly overjoyed», то есть, в переводе с официального на человеческий, чуть не лопнул от нежданного счастья. В следующем издании работы Виргила, текст в этом месте был уже изменен. Теперь граф Ричмонд «immediately gave thanks to Almighty God with many prayers for receiving the victory he had won». Да, именно так пишется история и по сей день. В кагорту красивых слов можно записать и слова поэта Барнарда Андрэ о печали Ричмонда «when I behold the deaths of so many brave men, whom I would like to commit to a decent burial. In particular, I am of the opinion that the body of King Richard should be buried . . . with all due reverence». Будем реалистами. Генри Ричмонд не знал людей, которые слегли на поле боя, и если смерть короля Ричарда, который был для него смертельно опасным врагом, и вызвала у него какие-то эмоции, то это были эмоции облегчения и радости. В общем, история пишется для выживших, а среди них было много тех, кого было неразумно оскорблять откровенной радостью по поводу смерти Ричарда Плантагенета и тех, кто сражался на его стороне. И тех, кто был потрясен той бесцеремонностью, с которой тело Ричарда было доставлено в Лестер - а в тот век люди были привычны ко многому.

Что касается не менее прелестной истории о найденной в кустарнике короне короля Ричарда, которую протянул ему Уильям Стэнли, Виргил рассказывает её по-другому. По его словам, пока победители добивали побежденных заканчивали битву, Ричмонд отправился на то возвышение, где стоял лагерем Томас Стэнли и толпились наблюдатели из близлежащей деревни Сток, для которых всё происходящее внизу было просто шикарным зрелищем на огромной гладиаторской арене. Именно там Стэнли нашел коронет короля Ричарда, среди добычи, которую то ли принесли ему для дележки солдаты, то ли она была экспроприирована лордом у добрых жителей Стока, которые кинулись грабить трупы. Это, кстати, объяснило бы присутствие деревенщины на территории военного лагеря. Жителей Стока быстро организовали кричать «король Генри, король Генри!», и под эти нестройные крики Томас Стэнли возложил коронет на голову графа Ричмонда. Но куда же подевался в этой истории Уильям Стэнли?



Каннингем тоже пишет, что «короновал» Генри Ричмонда на поле битвы Томас Стэнли. Хэммонд ограничивается упоминанием атаки Уильяма Стэнли и факта, что сэр Уильям не был новым королем награжден. Но это не совсем так – Генри VII сделал в 1485 году сэра Уильяма Лордом-камергером. Вообще, у меня имеется четкое впечатление, что эта часть истории с короной сильно почищена. Раньше повсюду человеком, который подал Генри Ричмоду корону короля Ричарда, назывался Уильям Стэнли, и именно Уильям Стэнли обозначен в GCL – The Great Chronicle of London (которые писались современником событий, лондонским олдерменом Робертом Фабианом, и включены в списки документов по битве при Босуорте: www.thehistorypress.co.uk/articles/interpreting...).



До недавнего прошлого, отношение к хроникам Полидора Виргила было довольно амбивалентным, и, строго говоря, они не считались надежным источником, и совершенно правильно не считались как минимум в этом эпизоде. Виргил прибыл в Англию в 1502 году, уже после казни Уильяма Стэнли, и свою хронику он начал писать только лет через десять после этого. Мог ли он упомянуть государственного изменника как человека, который, по сути, стал кингмейкером новой династии? Скидмор, впрочем, предлагает компромиссный вариант: Уильяс Стэнли мог поспособствовать обретению коронета в нужный момент, но старшим членом семьи был Томас Стэнли, и «короновать» пасынка мог только он. Что ж, я согласна – Уильям мог пригнать мародеров в лагерь брата, и, таким образом (или другим), сделать день брату и графу Ричмонду.

Если кому-то интересно почитать дополнительно о поэмах, относящихся к семейству Стэнли, то монументальный труд о них можно найти здесь:

etheses.bham.ac.uk/id/eprint/575/1/Baird90PhD.p...

А одна из самых экстравагантных поэтесс начала 1800-х годов, Летиция Лэндон, посвятила Уильяму Стэнли одну из своих работ.



The man was old, his hair was grey—
And I have heard the old man say,
‘Keep thou from royal courts away;'
In proof thereof, he wont to tell
The Stanley’s fatal chronicle.

King Henry sat amid his court, and of the nobles there
Not one with William Stanley for favour could compare;
He was the royal chamberlain, and on his bended knee
Within King Henry’s silver cup the red wine poured he.

There came a knight in presence there, he named my master’s name,
As he stood betting golden coin upon the royal game.
And on Sir Robert Clifford’s word, they took his sword away,
And William Stanley to the Tower was prisoner sent that day.

God only knows the hearts of men, but ’twas a wondrous thing
My noble master should conspire against the crowned king;
For well I know on Bosworth Field it was his red right hand
That placed upon Earl Richmond’s brow King Richard’s royal band.

But ancient service is forgot; and he, the Wiseman, said,
Think thou no evil of the king upon thy lonely bed;
And therefore little will I name of what I then heard told,
That my good lord’s worst treasons were his broad lands and his gold.

I saw him on the scaffold stand, the axe was gleaming bright,
But I will say he faced its shine as best became a knight;
He prayed a prayer—he knelt him down—there smote a sullen sound,
I saw my master’s severed head upon the dark red ground.

No nobles bore the noble’s pall, there was no funeral bell,
But I stood weeping by the grave of him I loved so well.
I know not of the right or wrong, but this much let me say,
Would God my master had been kept from kings and courts away!

Стихи так себе, честно говоря, но в них тоже роль «кингмейкера» отводится Уильяму Стэнли. Впрочем, Генри Ричмонд обошел всех, проведя через свой первый парламент акт о том, что королем он стал за сутки до битвы. Это раз и навсегда решило вопрос с «кингмейкерами»-Стэнли, которые, прямо говоря, не слишком-то выиграли, предав своего более щедрого господина. Но к этому интересному документу мы вернемся позже.