Насколько могу судить, все непонятности с орденом грандмонтинцев пошли оттого, что его основатель, Этьенн де Мюре, был основателем невольным. Более того, лично с его точки зрения, он ничего и не основывал. Проникнувшись восторженной почтительностью к образу жизни увиденных им в молодости отшельников, он захотел повторить их духовный подвиг, и обосновался себе в лесу Мюре близ Амбазака. Везде и всюду пишется, что произошло это около 1076 года, но даже этот факт оспаривается. Как понимаю, на основании того, что Гуго/Юг де Ласерт, которого называют первым учеником св. Этьенна, только в 1071 году родился, и вернулся во Францию из Святой земли, куда он отправился после крестового похода, около 1109 года. Правда, на это можно возразить, что до самого 1112 года св. Этьенн жил спокойно и скромно, и никогда, до самой смерти, не думал о себе так высоко, чтобы брать учеников. Он постился, молился, и читал Писание тем, кто приходил его послушать. Кто-то и оставался, строя рядом с хижиной отшельника свою хижину. То, что ознакомившийся в Святой земле с религиозными орденами де Ласерт решил провозгласить себя первым учеником популярного и оригинального отшельника, к самому св. Этьенну не имело никакого отношения. Просто времена были такими, что шли интенсивные поиски новых проявлений духовности, и модель Этьенна де Мюре, с её предельной простотой и возврату к истокам христианства, показалась людям свежей и привлекательной.
Де Ласерт преподносит св. Этьенну устав грандмонтинцев. Устав, к слову, был написан через четверть века после смерти святого!читать дальшеВ общем, к 1112 году св. Этьенн то ли сам понял, что его поселение превратилось в немалочисленную колонию, требующую какой-то организации, то ли его сподвиг де Ласерт, но Этьенн де Мюре обратился к епископу Лиможа с предложением построить на месте монастырь, что и было сделано. В монастыре всё было так же строго, как и тогда, когда его основатель отшельничал в уединении и покое - ручной труд, разводить можно только пчел, и никакого стяжательства. В монастыре не было даже устава, потому что Этьенн де Мюре был абсолютно уверен, что всё необходимое уже написано - в Писании. И только оно и имеет значение.
Этьенн де Мюре был настолько своеобразной и, видимо, харизматической личностью, что до его смерти в 1124 году, никто ни его, ни прочую братию, упорно продолжавшую считать себя отшельниками, не трогал. Но стоило ему умереть, как началось. Его монастырскую общину одновременно объявили своим дочерним монастырем и бенедиктинцы, и каноники-августинцы (Canons Regular). И если августинцы были где-то, то бенедиктинцы были в Амбазаке хозяевами местного монастыря. И поскольку, по их мнению, монастырь в лесу Мюре находился на их земле, то им он и принадлежал. Более того, их претензии поддержал епископ Лиможа. К счастью для осиротевшей братии, в 5 километрах от Амбазака, буквально на границе епископских земель, находились владения Амелиуса де Монкоку, который выделил место для нового монастыря, который был построен очень быстро. Место было так себе, каменистая пустошь, но называлась красиво - Гранмонт. Так что уже в 1125 году братия поднялась с места из Мюре, и поселилась в новых кельях. И гроб с останками Этьенна де Мюре не забыли с собой унести.
Уже этот случай показал проблематичность представлений Этьена де Мюре о реалиях окружающего мира. Была бы монастырю пожалована земля, на которой он стоял - не пришлось бы монахам покидать родные кельи. Был бы у монастыря устав - никто бы не посмел утверждать, что монастырь этот принадлежит кому-то, кроме себя. Но прошла целая четверть века, пока устав был, наконец, составлен, и отношения с внешним миром как-то определены. После Этьена де Мюре, настоятелем монастыря стал Пьер де Лимож. Собственно, он был первым настоятелем, а не вторым, потому что св. Этьенн до самого конца упорно считал, что и он, и прочие обитатели монастыря - просто коммуна отшельников.
Об этом Пьере Лиможе известен только один анекдот. Якобы, на новом месте, на могиле Этьенна де Мюре стали происходить чудеса. А поскольку де Лимож, сделавший правильные выводы из конфликта с бенедиктинцами, совершенно не хотел видеть в своем монастыре толпы паломников до того, как заказанный им де Ласерту устав будет готов и утвержден папой, он якобы пригрозил на могиле св. Этьенна выкинуть его останки в реку, если он не прекратит чудить. Чудеса прекратились. Пьера де Лиможа сменил в 1137 году на посту Пьер де Сен-Кристоф, о котором и анекдотов-то не осталось (напомню, что хроник этот монастырь всё ещё не вел), и, наконец, настала эра Этьенна де Лисьяка.
Первым делом, он пришпорил сначала де Ласерта, а затем всех, кто только мог продвинуть устав монастыря на подпись папе. И вот, минуло всего шесть лет, и папа Адриан IV устав подписал. На самом деле, совсем не факт, что его подписал бы какой-то другой папа. Ведь само образование монастырей аскетического типа было тем, что называют Реформацией XII века. То есть, Этьенн де Мюре мог начать отшельническую жизнь по зову сердца, но преобразование его скромной хижины в скромный, но монастырь, было результатом именно идей этой Реформации, направленной против роскоши монастырей типа Клюни. Де Мюре ни в коем случае не был единственным человеком, вокруг которого как-то самообразовался монастырь с аскетическим укладом. Но обычно эти общины распадались после смерти лидера, или их просто переподчиняли какому-то ордену, и острота их скромного протеста против пути развития больших орденов как-то сама по себе исчезала. Грандмонтинцам просто повезло, что на смену Этьенну де Мюре пришел не менее харизматичный, но куда как более деловой Пьер де Лимож. А уж когда настало время Этьенна де Лисьяка, грандмонтинский орден стал стремительно распространяться по городам и странам - ведь он остался чуть ли не единственным уцелевшим орденом, который жил, как учил. И вдвойне повезло грандмонтинцам, что папой, которому был представлен на утверждение устав монастыря и ордена, оказался Адриан IV, которому идеи грандмонтинцев были близки.
Адриан IV (он же Николас Брейкспир, англичанин) сам был рожден простым человеком, в очень бедной семье, причем его отец, Роберт де Камера, работавший на один из малых орденов при аббатстве Сент-Олбанс, после смерти жены просто-напросто принял там постриг, оставив сына на произвол судьбы. Сын, конечно, тоже попытался попасть в то же аббатство, но ему отказали, сославшись на неученость Николаса. Парень побрел во Францию (явно кто-то ему, все-таки, помог и подсказал), прибился в Арле к местному аббатству св. Руфуса, где и сделал карьеру, став, в конечном итоге, там аббатом. И вот уже в тот момент он установил в своем аббатстве такую дисциплину и простоту, что монахи пожаловались на тяжесть своего бытия папе Евгению III. Это было где-то на рубеже середины XII века, и папа принял соломоново решение: строгого аббата он не наказал, а забрал в Рим, на повышение, сделав епископом Альбано. Только вот поскольку никому не известный англичанин должен был всем доказать, на что способен. Сначала он помогал организовывать церковь в победившей сарацинов Каталонии. И его отправили легатом в Швецию, организовывать независимую церковь. Николас Брейкспир шведам церковь организовал, заодно отправил миссионеров в Финляндию, помог с организацией норвежского архиепископата, включившего также Исландию, Гренландию, Шетландские и Фарерские острова и о-в Мэн. Ещё он составил Катехизис на шведском и норвежском (в Средние века ещё считалось совершенно нормальным, что паства должна понимать принципы и ритуалы веры при помощи подспорья на их родном языке). Ну и, став папой, он наложил интердикт на весь Рим, где критики церкви настолько завладели умами сената, что светские власти совершенно перестали считаться с церковными. Сенат опомнился, и выслал прочь критиканов.
Адриан IV
Получив подписанный устав, Этьенн де Лисьяк стал активно расширять влияние грандмонтинцев и, заодно, продвигать дело канонизации св. Этьенна де Мюре. В 1170 году орден грандмонтинцев насчитывал 60 миниатюрных монастырей, а преемник де Лисьяка, Бернар де Брей, основал ещё 80, и очень активно окунулся в политические дела правителей, на территории которых строились монастыри грандмонтинцев: в дела Филиппа II Французского и Генри II Английского. В случае Генри, он пытался примирить короля с Томасом Бекетом, а вот с Филиппом они провернули дело посерьезнее. Это с его подачи тот издал указ, обязавший евреев прекратить ростовщичество, простить все долги должникам, и покинуть королевство к дню Иоанна Крестителя 1182 года. Указ был написан в марте, но объявили его только в апреле. Вполне понятно, с какой целью: обратить всё свое имущество в звонкую монету за неполных три месяца евреи не могли. Более того, по-хорошему, никто не потащил бы с собой большие ценности в эмиграцию, так как было вполне понятно, что эти ценности у них просто отберут по дороге. Но времени на организацию переводов им практически не оставили. Ничего личного, просто королю были нужны деньги, а "святой отшельник"-грандмонтинец помог ему решить эту проблему.