Генри VII - король коронуется

[MirrinMinttu]

Подготовка к коронации началась довольно поздно, если учесть, какое значение эта короноция первого короля новой династии имела. Скорее всего, причина была в том, что весь сентябрь Лондон выкашивала новая хворь, потовая лихорадка, которая отчего-то выбирала своими жертвами именно мужчин, и именно из высших сословий. Комитет по подготовке к коронации собрался, таким образом, менее чем за две недели до события, 19 октября. Возглавили его граф Оксфорд, заслуженно ставший главной фигурой при дворе нового короля, и сэр Эдвард Кортни, граф Девон, который участвовал практически во всех заговорах против Ричарда III. Ничего личного – просто он был заклятым ланкастерианцем. Если бы только сэр Эдвард знал, какой получится при новом режиме судьба его единственного сына и наследника! Но, к счастью, никому не дано знать будущее, и граф Девон на 19 октября имел все основания чувствовать энтузиазм по поводу коронации графа Ричмонда королем Генри VII.



За материальное обеспечение зрелища отвечал новый сенешаль королевского двора, барон Роберт Виллоуби де Брук и барон Латимер. Первым делом, за работу усадили более двадцати портных и более дюжины скорняков, для пошива коронационных нарядов для короля и его придворных. Известно, что граф Оксфорд размахнулся на одеяние из алого бархата, на которое ушел 41 ярд (37 метров) материала! Казне это обошлось в симпатичную сумму £ 61 10s (стоимость 43 лошадей, или заработок квалифицированного работника за 2050 дней). Трудно себе представить одеяние, на которое ушла такая прорва материала, но ведь и на крест на знамени св. Георга ушло 6 ярдов алого бархата! Гулять так гулять! Хотя рациональное начало было свойственно этому королю уже тогда – из Ноттингема в Лондон доставили две телеги одежды и драпировок из дворца Ричарда III. Тем не менее, общая стоимость церемонии коронации всё равно была чудовищной - £ 1,506 18s 10d.



19th-century drawings of monumental effigy of Robert Willoughby, Callington Church, Cornwall. He wears the collar of the Order of the Garter and his head rests on the crest of Willoughby a Saracen's head, couped at the shoulders, ducally crowned, and with earrings


За несколько дней до коронации, 27 октября, после обеда с архиепископом Кентерберийским в Ламбете, Ричмонд отправился в королевские покои Тауэра, «riding after the guise of France with all other of his nobility upon small hackneys, two and two upon a horse». На следующее утро, после мессы, он произвел в герцоги дядюшку Джаспера, которой ранее уже был назначен вице-королем (лейтенантом) Ирландии. Любопытно, что Джаспера сопровождали герцог Саффолк (Джон де ла Поль) и граф Линкольн (старший сын герцога, которого, по этому случаю, освободили из заключения. Назначение было чрезвычайно церемонным, с торжественной передачей зачитанного перед королем патента, со всей подобающей атрибутикой. После этого, на всех официальных церемониях и в официальной корреспондениции, Джаспер стал упоминаться как «The high and mighty prince, Jasper, brother and uncle of kings, Duke of Bedford and Earl of Pembroke».

Вообще, вся церемониальная часть правления династии Тюдоров является творением одного автора – леди Маргарет Бьюфорт, матери Генри VII (хотя я лично, несмотря на все старания, так и не нашла этого свода церемониальных процедур). У нее было время вымечтать и обдумать, как именно власть её сына будет выглядеть со всех сторон – как подданных, так и послов и придворных, и даже членов семейства. Она видела своими глазами, каким хаосом был двор Генри VI, и как негативно эта хаотичность влияла на восприятие всего правления даже ближайшими придворными. Она также была свидетелем той блестящей рациональности и слаженности, с которыми оперировали королевские хозяйства Йорков. И, будучи женщиной чрезвычайно умной, понимала, что двор её сына (особенно, в самом начале) будет местом, уязвимым для заговорщиков гораздо больше, чем двор Эдварда IV и Ричарда III, которые сами были ещё и выдающимися бойцами, способными самостоятельно отбиться даже от небольшого отряда. Её сын подобного уровня и близко не имел, и, лишенный интенсивного боевого обучения с самого детства, иметь не мог. Именно из этих соображений были построены многоступенчатые ритуалы допуска к персоне короля. Могу предположить, что в некоторых моментах сыграла свою роль и тяга леди Маргарет (унаследованная её сыном) к приватности.

Если сам Генри VII что и привнес во внешние проявления придворных церемоний, так это решительное вовлечение йоркистов в дела своего режима с самого начала. Возможно, это решение было правильным, потому что подавляющее большинство сторонников Белой Розы всё-таки адаптировалось к новым условиям, и стало сотрудничать с новым королем. Собственно, на это Генри VII и уповал, ведь альтернатива – правление при помощи узкого круга проверенных соратников, была бы худшей из всех возможных. Вторым интересным моментом, автором которого тоже являлся, практически наверняка, сам Генри VII, стала введенная с самого начала практика действовать только при помощи закона, избегая креативных толкований ситуаций. Распоряжения и циркуляры стали сыпаться из королевской канцелярии на головы подданных ещё до коронации, и поток их будет со временем только увеличиваться.

Кстати, титул герцога Бедфорда достался дядюшке Джасперу не случайно. Предыдущим Бедфордом, корого люди хорошо помнили, был Джон Бедфорд, брат Генри V, которого уважали безмерно. После него герцогом звался только сын Джона Невилла, Джордж, существование которого как-то прошло мимо коллективного сознания. Таким образом, этот титул одновременно был и звеном, прикрепляющим новую династию к Ланкастером, и глубоким поклоном в сторону человека, посвятившего свою жизнь сначала брату, Генри VI, а затем – племяннику, Генри VII. Кстати, Тюдорами себя первые Тюдоры не называли никогда, хотя валлийский дракон присутствовал в их атрибутике с самых первых шагов. Но, на мой взгляд, скорее в качестве символа Уэльса в целом.

В тот же день, Эдвард Кортни был восстановлен в титуле графа Девона, а Томас Стэнли стал графом Дерби. Тоже с двойным смыслом, разумеется. Во-первых, это назначение делало матушку короля, леди Маргарет, графиней. Во-вторых, и этот титул был звеном, пристегивающим новый режим к Ланкастерам – этот титул принадлежал Генри Болингброку, основателю династии Ланкастеров (и узурпатору, если уж честно). Самое забавное, что сам Томас Стэнли сильно осчастливленным графским титулом себя не чувствовал. Титул был дан за «his distinguished services to us and indeed the great armed support recently accorded us in battle, both by himself and by all his kinsmen, not without great hazard to life and position». А сэр Томас не перестал утверждать, что никакой роли в победе не сыграл, и что вообще толком познакомился с пасынком только 24 августа, через два дня после битвы. Осторожному прагматику, Томасу Стэнли, было вполне достаточно полученных уже маноров и доходных должностей, а также звания Главного Коннетабля Англии, потому что оно приносило 100 фунтов в год.

Впрочем, некоторую логику в действиях короля можно заметить, если присмотреться к тому, что он не сделал графом Честера Уильяма Стэнли, на что тот рассчитывал, хотя именно атака Уильяма спасла Генри Ричмонда от смерти. Дело дошло до того, что Уильяму пришлось ходатайствовать перед всем обязанным ему королем по поводу утверждения всего, что надарил ему король, им преданный – Ричард III. Утверждение было сделано, хоть и не без многозначительной задержки. Генри VII не хотел нового кингмейкера в своем окружении, и предпочитал сам выбирать, кому выражать благодарность. А может быть и так, что предателей нигде не любят. Томас Стэнли, как муж леди Маргарет, был, строго говоря, даже обязан поддерживать и защищать своего пасынка. Его сын, бывший заложником у Ричарда III, и тоже щедро награжденный, рассматривался сводным братом короля, и риск (очень реальный, к слову), которому он подверг свою жизнь, был учтен с благодарностью. Но Уильям Стэнли к этому семейному кругу не имел никакого отношения, он был просто предателем, оказавшимся полезным.

После всех церемоний, Генри VII торжественно отобедал с получившими титулы, и, после второй перемены, огласил имена семерых новых рыцарей (включая Реджинальда Брэя и лорда Фиц-Уолтера, а также Эдварда Стаффорда, нового герцога Бэкингема), которым он тем же вечером нанес персонально визит, зачитав каждому приказ о производстве. На следующий день, 29 октября, они были церемониально приняты королем, об их производстве в рыцари провозгласил новый геральд (носящий вновь изобретенное имечко Руждрагон, представьте!), и затем они обедали за отдельным столом с королем. После обеда, церемониальная процессия проследовала от Тауэра к Вестминстеру – нечто вроде репитиции коронационного шествия, но верхом, хотя и довольно торжественно.

И вот, наконец, настал день коронации. Публика заняла построенные для нее галереи. Джаспер, герцог Бедфорд, нес корону перед королем. Стэнли, граф Дерби, нес церемониальный меч. Де Вер, граф Оксфорд, нес королевский шлейф. До церемонии не были допущены епископы Дарема, Бата и Велса, известные своими йоркистскими симпатиями, а роль ветхого архиепископа Кентерберийского была ограничена помазанием на царство и возложением короны на голову Генри VII. Торжественную мессу пел, таким образом, епископ Лондона, а «волю народа» спрашивал епископ Экзетера. Вообще, именно сам процесс коронации был довольно скомканным по причине того, что стандартная, имеющаяся под рукой Liber Regalis была предназначена для коронации короля и королевы, а Генри был холост. Поэтому, пришлось как-то перекраивать сценарий церемонии всё того же Ричарда III, причем, не смейтесь, кое-где из него забыли вымарать имя Ричарда, а главные роли остались за герцогом Норфолком (погибшим), и виконтом Ловеллом (находящимся в бегах). К тому же, под массой набившихся на нее людей, рухнула одна из галерей, а после возложения короны на голову Генри, у его матушки тотально сдали нервы, и она звучно разрыдалась. Что ж, её можно было понять, и, скорее всего, все присутствующие, вне зависимости от их тайных и явных симпатий, поняли.

После церемонии, король вернулся в Тауэр, и стал готовиться к банкету. У его ног, под столом, поместили двух персональных сквайров короля для его защиты (на всякий случай) – Томаса Ньютона и Дэйви Филипа. И снова получилась ситуация с непроизвольным комизмом, когда в холл прибыл верхом сэр Роберт Диммок, в роли чемпиона короля, провозгласив свой вызов любому, кто сомневается в праве его суверена носить корону. Дело в том, что тот же сэр Диммок был чемпионом и на предыдущей коронации, только попона на коне была другой.

Сдается мне, что коронацию и послекоронационные торжества готовила не леди Маргарет, а самоуверенные но не слишком умелые новые советники короля. Тем не менее, главное было сделано – в Лондоне сидел коронованный и помазаный на царство король Генри VII.