Чтобы не увязнуть в противоречивых историях о личности и характере человека, которого именовали «Перкином Варбеком», я упомяну только, что в Ирландии он не получил той поддержки, на которую рассчитывали йоркисты. Да, его поддерживали и с ним занимались Джон Этвотер, мэр Корка, и лорд Десмонд (Морис Фиц-Томас Фиц-Джеральд), но именно лейтенант Генри VII, граф Килдэйр, обратил на молодого человека внимание лишь на мгновение – и потерял к нему интерес. То ли почуял фальшивку, то ли, скорее всего, какие-то обязательства он чувствовал только конкретно перед доверенным ему когда-то сыном герцога Кларенса, да к определенным людям конкретно, а йоркисты как партия были ему глубоко безразличны. В отличие от Генри VII, к слову сказать, у которого хватило проницательности в дела Ирландии не лезть, и оставить их Кильдэйру.
Struck under the authority of Gerald Mór FitzGerald, 8th Earl of Kildare (c. 1456–1513), Groat, 1.85g., 23mm, Three Crowns Issues (c. August - October 1487) no mint name (Dublin mint), no regal title, royal arms over long cross terminating in a trefoil of annulets, arms of the Fitzgerald's either side, REX ANGLIE FR, rev., three crowns over long cross terminating in a trefoil of annulets, no h below, DOMINOS VRERN (S.6415)
This issue was struck during a period of near independence from English regal control (1477-1494) under Gerald FitzGerald as Lord Deputy of Ireland. FitzGerald's period of office spanned the end of the Yorkist dynasty, the rebellion of the Pretender Lambert Simnel and the ultimate victor of the conflict Henry VII. His paramount position amongst the old Anglo-Norman nobility of Ireland made him both unassailable and indispensible to the English king. A situation reflected in the absence of Henry's name on the coin and presence of FitzGerald's own coat of arms, an initial 'h' as a token nod to Henry's real authority is seen on some issues but is absent on this oneчитать дальшеУ них были своеобразные отношения, у короля и его лейтенанта. Когда Килдэйр бывал при дворе, его манеры вымораживали становившихся всё более церемониальными придворных – он мог взять короля за руку, разговаривая с ним, рассказать ему пару-тройку не совсем приличных историй, сопровождая рассказ божбой и раскатами хохота. Учитывая, что граф говорил по-гэлльски, который не понимал ни Генри VII, ни его окружение, его визиты были для всех тяжелым испытанием. Король, впрочем, даже не пытался против такой фамильярности роптать – ему, в сущности, нравился этот шумный и харизматичный тип, который через несколько лет будет «оправдываться» против обвинения архиепископа в том, что он подпалил собор, словами: «я бы этого никогда не сделал, если бы мне не сказали, что ты там!».
Конечно, Генри VII не был бы самим собой, если бы, узнав о триумфе загадочного молодого человека в Корке, не отправил в Ирландию сэра Джеймса Ормонда, сына-бастарда лорда Батлера, в сопровождении 200 солдат под командованием Томаса Гарта, чтобы отвлечь возможное внимание лорда Кильдэйра к Варбеку – Батлеры и Фиц-Джеральды нещадно враждовали века эдак с XIII. Расчет короля оправдался полностью. Именно к тому периоду относится эпизод, который сейчас кажется забавным, но вряд ли таковым был в свое время.
Знаменитая «дверь примирения», хранящаяся в соборе св. Патрика по сей день. Говорят, аутентичная.
В 1492-м году, Батлеры и Фиц-Джеральды, и так вечно враждующие друг с другом, рассорились до такой степени, что Батлерам пришлось укрыться в часовне кафедрала, прибегнув к святости церковного убежища. Фиц-Джеральды последовали за Батлерами, и стали требовать, чтобы те открыли дверь – чтобы они могли пожать друг другу руки, и помириться. Батлеры отказывались, обоснованно опасаясь, что прецеденты Войн Роз сильно ослабили понятие церковного убежища. В конце концов, Фиц-Джеральды просто прорубили в двери дыру, и через неё состоялось историческое рукопожатие. Перемирие вскоре было нарушено, но жест остался в истории – уж больно красив был.
В общем, в Ирландии становилось жарковато, и французский король счел за благо эвакуировать претендента на трон от йоркистов из Ирландии во Францию летом 1492 года.
А в октябре того же года, во Францию отправился и Генри VII – с войной. Ну как с войной... Как говорят историки, это был парад от Кале до Булони, с короткой осадой в конце. Причем, никто не может со стопроцентной уверенностью сказать, зачем этот поход в принципе состоялся. Причем, король озаботился договориться с парламентом ещё в 1491 году, объявив, что Франция сеет раздор в Европе, и мутит воды английской политики, поддерживая беглых и скрытых йоркистов. Я подозреваю, что единственным смыслом этого похода было своего рода освящение союза с Фердинандом и Максимиллианом, а единственным смыслом союза – красивый выход на арену международной политики новой английской королевской династии. Но могло быть и ещё что-то. Например, идея, что возможность заключить договоры с императором Священной Римской империи и Испанией слишком напоминает ситуацию с самым славным представителем династии Ланкастеров, Генри V, чтобы не пристегнуть Генри VII, как бы наследника Ланкастеров, к былому блеску.
Собирались ли короли Англии и Франции воевать на самом деле? Во всяком случае, лошадь Генри VII была украшена лилиями королевского дома Франции, и он велел начеканить монет, где в центре «розы Тюдоров» красовалась та же лилия. Тем не менее, проблемы с военными походами Англии на континент оставались всё теми же: перевозка большого количества военного контингента и оружия требовала большого количества плавсредств. В данном случае, для перевозки 14 000 человек понадобилось 700 кораблей, и собирать эти корабли пришлось долго. Вообще, похоже на то, что изначально-то Генри VII все-таки намеревался повторить путь Генри V из Портсмута в Нормандию, но затем случилось неизбежное.
Это должна была быть совместная операция – Генри и Максимиллиан, у которого тоже сошлись звезды повоевать с Францией в 1492 году. И они настолько интенсивно обменивались посланиями по координации действий, что часть их оказалась перехвачена. Соответственно, планы пришлось менять, буквально переодевшись на лету – из Портсмута в Кентербери и из Нормандии в Кале. И с этого момента серьезное намерение вернуть потерянные английские владения во Франции превратилось в парад с намерением получить от Франции какую-никакую почетную «пенсию», как когда-то получил Эдвард IV.
Договор в Этапле был заключен 3 ноября 1492 года, и это был хороший договор. Во-первых, англичане получили компенсацию расходов в размере 159 000 фунтов. Во-вторых, французы согласились заплатить англичанам всё, что тем задолжала Бретань, то есть 745 000 золотых крон – астрономическая сумма, которую вряд ли сама Бретань была способна когда-либо заплатить. Даже Франция договорилась выплачивать эти деньги по 50 000 золотых крон в год, и это было около 5% всего годового дохода английской короны. В-третьих, Франция пообещала выслать «Перкина Варбека» и, что самое интересное, так и поступила. Более того, до самого 1513 года Англия и Франция сблизились, как никогда до этого. Взамен Генри VII просто пришлось признать права Франции на Бретань, но поскольку Анна Бретонская к тому времени уже согласилась на французский брак, это было признанием де-факто.
Довольно напряженными остались только отношения между Англией и императором Максимиллианом, с точки зрения которого Генри VII нарушил их договор ради выгоды. На самом деле, Максимиллиан просто провозился слишком долго, явившись на рандеву через месяц после того, как англичане и французы подписали договор, а те, в свою очередь, торопились с договором до начала зимы. Но кто же признает свою ошибку? В результате, бездомным «Перкин Варбек» не остался, и перебрался под крыло к императору. Который, надо сказать, на тот момент вообще понятия не имел, с кем он имеет дело – то ли действительно с дорогим племянником уважаемой родственницы, Маргарет Бургундской, то ли со самозванцем и авантюристом, готовность которого к приключению окружающие политики хотели использовать в своих интересах.