Генри VII - новый век, новые заботы

[MirrinMinttu]

Сейчас невозможно сказать, видели ли современники Генри VII то, что настолько очевидно для нас, наблюдающих за его правлением с безопасного расстояния в половину тысячелетия – то, что он не выносил кровопролития. Странная особенность для человека, изначально заявившего претензию на трон по праву силы, но династия, известная как Тюдоры, имела хорошую причину для странностей, прослеживающихся и у всех её представителей, и передавшаяся затем Стюартам, о чем справедливо напоминает Мэттью Льюис в интервью с Сарой Брисон (sarah-bryson.com/interviews/matthew-lewis-2/).



Да, речь идет об отраве в крови деда Генри VII – «стеклянного короля» Шарля VI Французского, который, в свою очередь, получил гены «ментальной нестабильности» через материнскую линию Жанны де Бурбон. Слишком много слишком родственных браков между Бурбонами и Валуа сделали свое дело. Если говорить прямо, то Шарль VI был абсолютно безумен. Причем, в его случае, он страдал всеми формами этого безумия – и проявлениями агрессии, и парнойи, и выпадениями из реальности, и просто идиотизмом, когда он весело бегал голышом по залам дворца, мажа всё на своем пути экскрементами. Естественно, таким он не родился, всё пришло со временем, и триггером стал сильный ситуационный испуг на фоне стрессового состояния – вот буквально просто громкий звук стукнувшего об латы копья.

О чем думал Генри V, беря в жены дочь такого короля? Скорее всего, о короне Франции, которая должна была его увенчать после смерти тестя. Да и Катерина Валуа никакими странностями, насколько он мог заметить, не страдала. Девушкой она была даже наредкость разумной, набожной и заботливой. И красивой, к тому же. Причем, принимая во внимание репутацию её почтенной матушки, Изабо Баварской, и состояние её батюшки, всегда можно было надеяться, что биологическим отцом Катерины был кто-то из высших дворян королевства, манипулируя которыми Изабо пыталась выжить при дворе сумасшедшего мужа. Увы. В данном случае, отцом принцессы был именно король. О Генри VI мы наслышаны. И нет, он не только читал, постился и молился, ему вполне были свойственны поступки, говорящие и о безграничной, безумной личной храбрости, и об умении принимать жесткие, даже жестокие решения. В общем, способен он был на многое, кроме одного – править. И вряд кто станет отрицать наличие у этого короля ряда прибабахов, не говоря о впадании в состояние, когда он то ли не мог, то ли не хотел общаться с внешним миром.

Но гораздо реже кто-то задумывается над тем, что сводные братья Генри VI, Эдмунд и Джаспер, несли в себе те же гены. Которые, через Эдмунда, достались и Генри VII (и всем его потомкам). И видит Бог, история с Варбеком далась ему дорого уже в 1498 году, а уж необходимость показательной казни Варбека и Уорвика и подавно не могла не сработать как триггер, даже если казненными и не были настоящий Варбек и настоящий Уорвик. Именно в 1500-м здоровье короля начало всерьез сдавать, что заметил даже он сам. В письме матери, леди Маргарет, он жалуется на начавшиеся проблемы с глазами – судя по описаниям, один его глаз стал фокусироваться на предмете медленнее, чем второй.

Что касается Варбека, кстати, то его состояния выпадения из реальности и уверения, что он не всегда понимает и помнит, кто он, сильно указывают не в сторону приземленных, деловых и энергичных Йорков, даже если если его отец и допировался до диабета, а в сторону генетического родства с дедом Генри VII, только я не могу сообразить, как он, в таком случае, укладывается в мозаику событий, и чем сыном он мог быть. Разве что он был именно принцем Ричардом, и странности прилетели со стороны матери, через Жакетту Люксембургскую. В конце концов, мрачные слухи, ходившие об одном из сыновей Элизабет Вудвилл от первого брака, не говорили и о его нормальности.

Так или иначе, поначалу казалось, что жертва себя оправдала. Англия показала всей Европе, что счеты с прошлым сведены окончательно, и что с её королем имеет смысл считаться, если кто-то этого ещё не понял. Впрочем, все всё поняли уже к лету 1499 года. Именно тогда, 12 июля, в Стирлинге был заключен первый полноценный мирный договор между Англией и Шотландией с 1328 года. А двумя днями раньше, 10 июля, Генри VII поставил печать на договоре о союзе Англии с Испанскими королевствами Кастилия и Арагон, который включал в себя и брак между принцем Артуром Английским и инфантой Катариной Арагонской. Уже давно было решено, что инфанта отправится в Англию сразу, как ей исполнится 12 лет, и что размер её приданого составит 200 000 крон, стоимостью в 4 шиллинга 2 пенса каждая. Правда, деве успело стукнуть 16, пока Фердинанд тянул и требовал, но теперь - свершилось! Что самое приятное, в альянсе с Фердинандом, который находился в раздрае с Францией, Генри VII, который с Францией дружил, имел серьезное преимущество, которое собирался развить, выдав дочь Маргарет за короля Шотландии, а для сына Генри присмотреть кого-то, кто сможет вернуть доверие и былую дружбу между Фландрией и Англией. Полагаю, речь шла об Элеаноре Австрийской/Кастильской, родившейся в 1498 году.

Принцу Генри, герцогу Йоркскому, исполнилось почти 9 лет, когда Генри VII встретился в мае 1500 года с герцогом Фландрии Филиппом Красивым. Речь шла об условиях, по которым торговые отношения между двумя странами могли бы быть восстановленными в полной мере. Скорее всего, тогда были сделаны предварительные намеки по поводу возможного брака Гарри с дочерью герцога. Принц Гарри, к слову, на тот момент уже начал исполнять обязанности графа-маршала Англии (а это был титул, стоящий выше лорда-адмирала!) под руководством лорда Уиллоуби. Потрясения предыдущих лет стали потихоньку забываться. Даже беспокойный Эдмунд де ла Поль, граф Саффолк, вел себя после возвращения домой прилично и ответственно. Он сопровождал короля в Кале.

Земля внезапно ушла из-под ног короля 19 июня 1500 года. Его третий сын, Эдмунд, внезапно умер. Генри VII с женой как раз вернулись в Дувр из Кале. На время их отсутствия, дети были перевезены из Лондона, где летом традиционно циркулировало много заболеваний, в более вольные условия Хатфилда. Увы, вывоз на природу не помог Эдмунду. Причины его смерти не известны, но ничего ислючительного в самом факте не было – королевская пара уже потеряла своего второго ребенка, Элизабет, когда той было 3 года. К сожалению, именно в те годы медицина в Англии (и не только) переживала не лучшие времена, безнадежно заблудившись в сторону алхимии, и основательно растеряв знания о гигиене, лечении бытовых травм и о карантинах, которыми владели в XIV веке в любой монастырской больнице.

И пусть именитые историки говорят, что Генри VII был потрясен смертью Эдмунда потому, что эта смерть нарушала его планы на будущее династии. На самом деле, этот король просто безумно любил своих детей. Когда в 1495 году умерла Элизабет, он устроил ей церемониальные похороны, потратив на них 318 фунтов (около 160 000 на современные фунты). Церемониальные похороны приблизительно той же стоимости были устроены и Эдмунду. Насколько это было нетипично? Очень нетипично. Обычно, умерших в детстве хоронили тихо и незаметно – детская смертность была в то время беспощадно высокой. Но Генри VII похоронил своих малышей как взрослых, со всеми почестями, полагающимися им по статусу.

А 12 октября 1500-го года случилось событие печальное для короля, но особенно печальное для его матери – умер архиепископ Кентерберийский Джон Мортон, архитектор их династии (меня не забанили в википедии, которая дает днем смерти Мортона 15 сентября, но Каннингем пишет, что 12 октября, а Каннингему я верю больше, чем википедии). Когда умирают люди такого масштаба, это всегда оставляет позади них некоторую пустоту, даже если преемник давно был обговорен и согласован. Также, к сожалению, преемники обычно имеют тенденцию оказываться принадлежащими более или менее к тому же поколению, что и умершие, так что в определенный период наступает иногда момент, когда центральные персоны общегосударственной значимости уходят один за другим.

Преемником Мортона стал Генри Дин, который, к сожалению, несколько подпортил мнение о себе неудачами в Ирландии, где он был в 1494 году вместе с лордом Пойнингсом, в качестве Лорда Канцлера. Когда Пойнингса отозвали в январе 1496 года в Англию, Дин остался, вместо него, губернатором, но настолько не нашел общего языка с ирландским духовенством, что в августе его пришлось отозвать. Так что даже с учетом того, что Дин был очень дружен с Реджинальдом Брэем, не его хотел бы видеть Генри VII в качестве своего Лорда Канцлера. Король выбрал Томаса Лэнгтона, бывшего капеллана короля Эдварда IV, человека больших дипломатических талантов, академических знаний, и всеобщего любимца. К сожалению, тот умер от чумы в конце января 1501 года, не успев выехать из Винчестера, где он был епископом. Так что канцлером все-таки стал Дин, но это, в конечном итоге, оказалось благом для правительства, потому что Лин, убедившись в свое время, что звезды с неба ему хватать не суждено, стал просто спокойным и крепким администратором.

Спокойствия ближнему кругу короля и в самом деле не хватало. Чем хуже он себя чувствовал, тем больше обострялась борьба за власть в кругу его ближайших советников. С одной стороны были Говард, Фокс, Вархам и Ловелл – традиционалисты. С другой – Ричард Эмпсон, Роберт Саутвелл и, позднее, Эдмунд Дадли, сторонники более агрессивной политики королевской администрации. Томас Говард, граф Суррей, занял тем летом центральный административный пост, став Лордом Казначеем. Собственно, правительству Генри VII опыт Говарда тем летом был просто неоценим – в августе, граф де ла Поль бежал за границу, прихватив с собой брата Ричарда. На этот раз, было известно достоверно, что направился он прямиком к императору Максимиллиану, и было абсолютно непредсказуемо, как именно император себя поведет.

Вообще, о «белой розе», воюющей против Тюдоров в 1500-е годы написана целая книга, The Last White Rose (the secret wars of the Tudors) by Desmond Seward. Не лучший образчик научного исследования, но представление о предмете дает. При том, что повторное бегство де ла Поля было неприятно, соперник королю из него был так себе, даже не второго сорта. Экспертиза Говарда очень пригодилась для изоляции английских йоркистов от возможности участия в новом заговоре, если такой состоится, но всегда была опасность, что на де ла Поля поставит Максимиллиан, который так и не научился относиться к английскому королю уравновешенно, чему, собственно, способствовало тихо-ядовитое отношение Генри VII к Максимиллиану.

Тем временем, в конце сентября в Англию отправилась, наконец, долгожданная испанская инфанта, невеста принца Артура. Катарина Арагонская прибыла в Плимут 2 октября 1501 года, и торжественно въехала в Лондон 9 ноября – её путь в столицу занял столько времени потому, что король организовал серию торжеств на всём пути от Плимута до Лондона, чтобы и сопровождающие 16-летнюю инфанту испанцы могли написать благоприятные отчеты королю Фердинанду, и чтобы максимально большее количество английской знати с Катариной познакомились. Торжества же в Лондоне затмили все предыдущие. Катарина, последние годы которой дома были отнюдь не веселыми из-за состояния Изабеллы Кастильской, была потрясена и счастлива. Сразу после свадьбы, Артур с молодой супругой отбыли в Ладлоу. А Генри VII спешно занялся уточнением деталей согласованного уже брака между принцессой Маргарет и Джеймсом Шотландским. Всё было готово к концу января 1502 года. Жизнь снова входила в свою колею.