Генри VII - подручные короля

[MirrinMinttu]

Лето 1506 года стало знаменательным для английских дел ещё в одном аспекте. Именно тогда среди населения королевства начались брожения против ставленников короля – Эмпсона и Дадли. Недовольство начало поднимать голову, несомненно, после назначения беспрецедентно молодого Эдмунда Дадли председателем королевского совета, членом которого он стал всего два года назад. К тому же, Дадли по-прежнему был всего лишь эсквайром, тогда как обычно должность председателя королевского совета занимало клерикальное лицо высшего ранга. Разумеется, многие члены королевского совета были оскорблены до глубины души подобным возвышением, да и в пабах это было темой для разговоров.



"Адам и Ева", один из старейших пабов Англии. Норич, возле Бишопгейт

Вообще, относительно Эмпсона и Дадли в поверхностных обзорах написано много ерунды, которой не стоит верить. Да, современники обошлись с ними скверно, и у обоих была скверная репутация, но в значительной степени за этой репутацией стоит не что иное, как чисто человеческие чувства – зависть и злость. И если Эмпсон действительно с наслаждением пользовался всеми бонусами своего взлета, выбешивая своим роскошным стилем окружающих, то Дадли вызывал ненависть скорее социальную.

Останься он юристом уровня где-то максимум шерифа Лондона, его бы безмерно уважали за бесспорный профессионализм. Но Дадли был поднят королем намного выше границ своего социального класса, и именно этого ему не простили – вопреки логике, в классовом обществе каждая ступенька полна собой и своими исторически сложившимися границами, пересечение которых рассматривается людьми как нечто в высшей степени неприличное.

В общем, Эмпсон и Дадли к 1506 году вовсю орудовали во имя благосостояния короля и королевства, не забывая о себе. Надо сказать, что и они, и ещё несколько официальных лиц, заменили в системе всего лишь одного человека – умершего в 1503 году сэра Реджинальда Брэя, который, к слову, тоже не родился сэром. Брэй был гением, разумеется, но он также хорошо понимал менталитет окружающих. Например, он категорически не принимал никаких подношений, чтобы не дать пищи для подозрений в справедливости своих решений. Его можно было угостить хорошим обедом и выпивкой, но взяток он не брал. Брэй вообще предпочитал создавать для решений своих задач лоббирующие сети, принимая во внимание уже сложившуюся культуру отношений. Дадли и Эмпсон же просто продавливали решения в пользу короля при помощи права и закона, и это не нравилось никому.

Говорят, что короля играет свита, но в случае Генри VII вполне можно сказать, что каков король, такова и свита. Скажем так, что социально этот король никому «добрым куманьком» не представлялся. У него была вполне определенная задача изменить общество согласно задумке архиепископа Джона Мортона, так, чтобы трагедии Войн Роз просто не могли повториться. Для этого работал дни и ночи, благодарно привечая всех талантливых единомышленников, которые попадались ему на пути. Что касается социальной стороны жизни этого короля, то она его, похоже, не заботила. У него были единомышленники и уважение подданных, круто замешанное на страхе. Из той же породы были Эмпсон и Дадли.

Дадли, к примеру, был создан из той же горючей смеси высокого интеллекта и взрывного характера, что и Генри VII. И вел себя соответственно, выполняя ту задачу, которая была поставлена перед ним: умножал доходы короля, продавая должности, опекунства, лицензии на брак с вдовами главных арендаторов, а также пардоны за государственную измену, соблазнение, убийство, бунт, незаконный рекрутинг и прочие неприглядные преступления. Замечу и подчеркну, что Дадли никогда и ничего не делал без авторизации своих действий королем. Менее чем за четыре года, он собрал для Генри VII в деньгах и бондах астрономическую сумму в £219,316 6s. 11d. Вряд ли пассионарный по натуре Дадли брал взятки, но он несомненно использовал вовсю подворачивающиеся ему возможности нажиться, потому что этот скромный сквайр к концу жизни имел недвижимость в шестнадцати графствах. И да, Дадли боялись и ненавидели за то, что этот «выскочка» позволял себе трясти за шкирку старую титулованную аристократию. Ненавидели даже те, кто никаким образом к аристократии приближен не был и в роли последнего слуги в хозяйстве.

Что касается Эмпсона, то этот старый волк был активен ещё во времена Энтони Вудвилла, будучи уже тогда генерал-прокурором. И поскольку Ричард III, постаравшийся оставить на местах администрацию брата, его с должности уволил, можно не сомневаться, что Эмпсон был повинен в коррупции в масштабах, превышающих допустимое. Тем не менее, Генри VII Эмпсону доверял абсолютно, так что можно, опять же, не сомневаться, что интересы этого короля он соблюдал абсолютно. Другое дело, что люди, вынужденные платить за различные упущения и провинности, отнюдь не были склонны обвинять в своих бедах собственную глупость или лень, они винили и ненавидели тех, кто заставлял их за эти промахи платить, возмещая тем самым нанесенный королевству убыток.

Говоря о Дадли и Эмпсоне, нельзя не упомянуть их помощников. Генри Тофт, например, работал с денежными рынками Лондона. Надо сказать, что даже по масштабам того времени, эти рынки были самым коррумпированным местом в королевстве, причем в коррупции участвовали все, кто мог – от последнего брокера до мэра. Тофту удалось в 1496 году привлечь к суду и оштрафовать на 2 763 фунта именно мэра, Уильяма Кейпела, за финансовые нарушения. Но если вы думаете, что лондонцы почувствовали к Тофту благодарность за такую принципиальность, так нет – это Тофт получил в Лондоне репутацию человека, которого надо избегать любой ценой.

В свою очередь, Тофт в те же 1490-е прихватил на рэкете сыночка главы генуэзского банкирского дома Гримальди, и, заметив у молодого человека странный талант вызывать людей на откровенность, простил ему грешки, завербовав к себе на службу. Странным этот талант был в том смысле, что Джиованни Баттиста (Джон Баптист) Гримальди был внешне типом, к себе не располагающим – он страдал рожистым воспалением кожи, которое делало его лицо буквально бесформенным. Тем не менее, он чувствовал себя в обществе ксенофобов-англичан как рыба в воде, настолько, что не имея никакой официальной должности, совершенно свободно рылся в бумагах вестминстерских отделов казначейства, и наблюдая за сбором долгов буквально сидя рядом с клерками. Возможно, конечно, что его считали местным дурачком, и поэтому он пользовался такими свободами, но дурачком Гримальди отнюдь не был.

Другой помощник Дадли, Джон Камби, был членом гильдии бакалейщиков, сержантом при шерифе Лондона и… хозяином публичного дома в районе «красных фонарей» у Темзы. В этом плане стоит помнить, что самое большое количество публичных домов принадлежало епископу Винчестерскому и советнику короля, Ричарду Фоксу, но его бордели все-таки располагались за пределами Сити, в Саутварке. А вот Камби держал свою коммерцию в самом городу, где, как обоснованно считали его жители, после темноты было опасно оказаться на улице. Так что Камби был богат, умел блюсти свои интересы, и в городе не происходило ничего, о чем он не знал бы через своих людей.

И вот Камби-то был поднят Дадли на должность весовщика шерсти в таможенном порту Лондона. Возможно потому, что с этой задачей дюжинный чиновник просто не справился бы, уж слишком «горячей» была эта должность. Более того, Камби сделали начальником одной из двух муниципальных лондонских тюрем, носившей название «Птичий двор». Там содержались в то время как лица «непристойного поведения» (то есть, занимающиеся независимой проституцией), так и должники невеликих рангов – так, всякая мелочь собственно. Скандальность назначения Камби была, скорее, даже не том, что он сам был хозяином борделя, а в том, что он был человеком Дадли, а Дадли служил королю. Лондон же считал, что у него есть права независимо регулировать свои проблемы через выборных шерифов.

Что касается самого короля, то награждая Дадли и Эмпсона, он не обходил милостями и поручениями ни Гримальди, ни Камби, ни Тофта.