Генри III - 24: король негодует

[MirrinMinttu]

Весной 1238 года Англию посетил Балдуин II, император Латинской империи, хотя по факту он был всего лишь императором Константинополя. От остальной империи к тому времени остались рожки да ножки – всё растащили дорогие соседи, императоры Никейской империи, считавшие себя и только себя наследниками Византии. Поэтому бедняге Балдуину пришлось провести свою жизнь в почти постоянных вояжах по европейским дворам, и память о нем в истории осталась из-за этого не слишком лестной – какой-то король-побирушка. На самом же деле этот Балдуин II был, собственно, просто человеком долга, отдавшим всю свою жизнь и всё свое состояние совершенно безнадежному и никому в Европе не интересному делу.



Балдуин II Константинопольский, который, не смотря на портретно-воинственный вид, был человеком сугубо штатским, в военном деле безнадежным

В Англию он, правда, заехал не с просьбой о деньгах, а с неофициальной дипломатической миссией. Дело в том, что между не переносящими друг друга императором Священной Римской империи Фридрихом и папой Григорием IX снова начала набирать обороты свара. И это сильно отвлекало все европейские королевства от того, что Балдуин считал самым важным – от дел в Святой Земле. Он знал, что Генри III был с детства под защитой Святейшего престола, и что через брак сестры также является близким родственником императору Фридриху. По логике человека довольно наивного, привыкшего к чрезвычайно узким кругам константинопольской политики, набожный английский король располагал отличной возможностью повлиять на ситуацию. Но, очевидно, Балдуин всё-таки сделал правильные выводы из этой встречи, и больше не тратил свои усилия на Англию. То есть, возможность прорыва в большую политику Генри III бесславно упустил.

Не успел уехать император Латинской империи, как нагрянули совсем уж экзотические послы из Средней Азии, ищущие помощь против быстро поглощающих государство за государством монголов. Но и они не встретили понимания. «Пусть эти собаки перегрызут друг друга», - буркнул Пьер де Рош, подразумевая, что после этого христианам будет легче завоевать/отвоевать Святую землю. Похоже, что стратегическое мышление у европейских венценосцев отсутствовало как таковое. И даже несколько обидно признать, что в своем каменном безразличии они остались в выигрыше – монгольская волна не докатилась до них. Правда, Пьеру де Рошу вскоре пришлось объясняться за свое поведение перед высшим судьей – этот властолюбивый епископ-крестоносец умер вскоре после отъезда послов, 9 июня.

Учитывая, что должность лорда-гофмейстера де Рош занимал ещё при короле Ричарде I, прожил он долго. И персоной был мощной. Пьер де Рош был ярким представителем епископов -воинов, и явно был больше в своем элементе на поле битвы, чем за церковной кафедрой. Его называли за глаза Butterfly Bishop, потому что легенда о нем говорила, что однажды на охоте он встретил самого короля Артура и отобедал с ним. И попросил какой-нибудь подарок на память. Король Артур велел епископу сжать кулак, а потом разжать его – и с ладони Пьера де Роша взлетела бабочка. Впрочем, вполне возможно, что епископом-мотыльком де Роша прозвали за непоседливость, а потом он сам украсил свое прозвище красивой сказкой. Это было бы вполне в его духе.

В любом случае, Генри III потерял ещё одного из великих, кто возвел его на престол – и тут же встрял в некрасивую дрязгу с монахами Винчестерского собора. На место Пьера де Роша король решил посадить Уильяма Савойского, дядюшку своей супруги, но монахи избрали Ральфа де Невилла, епископа Чичестерского. Генри III отказался одобрить выбор, и апеллировал к папе Григорию с просьбой забанить выбор, сделанный монахами. После этого он снова предпринял попытку с Уильямом Савойским, но монахи снова выбрали не его, а Уильма де Рэйли. Естественно, король, в свою очередь, отказался одобрить их кандидата.

Хорошо известная, но зачастую ошибочно цитируемая история с покушением на короля приключилась всё в том же 1238 году, в сентябре. Королевская чета тогда находилась в Вудстоке вместе, и королева Элеанора спала в спальне короля. Нет, это не было в обычае, но и не было чем-то невиданным. Тем не менее, по умолчанию предполагалось, что король проводит свое время на своей половине, а королева на своей, потому что свободное время у них было весьма условным. Это просто было время, когда с дел глобальных они переключались на дела личные, то есть разбирались с делами и докуками людей, входивших в их окружение, выслушивали информацию и намечали планы. В данном случае, супруги, тем не менее, предпочитали проводить ночи в одной постели. И вот однажды ночью Генри III просыпается от какого-то постороннего шума, и видит в спальне мужчину в доспехах.

Возможно, он действительно спросонья принял его за кого-то из своих. Возможно, включилось то, чему он был научен с детства, когда его жизнь реально зависела от окружающих. В общем, король пустился с этим человеком в разговор. От разговора проснулась королева, и, быстро оценив ситуацию, завизжала во всю силу лёгких. В спальню ворвались гвардейцы. Незадачливому убийце его разговорчивость обошлась дорого, конечно. И он рассказал, кто его нанял. Или не рассказал. А то и вовсе не был убийцей, потому что никаких репрессий при дворе не прошло, кроме выходки короля по отношению к Гильберту Маршаллу. Генри III, праздновавший Рождество того года в Винчестере, отказался допустить на свои глаза графа Гильберта, а когда тот явился на следующий день выяснить, какая муха его величество укусила, король невнятно и некрасиво на него наорал в духе «да кто ты такой». Что это было - кто знает. Похоже на гнев оскорбленного суверена, но учитывая предысторию отношений короля с семейством Маршаллов и отсутствие конкретики в инциденте, Генри хотел, но не решился объявить Гильберта Маршалла изменником.

Обалдевший от такого обхождения и глубоко оскорбленный Гильберт немедленно уехал в свои владения, и ни он, ни унаследовавший ему впоследствии Вальтер Маршалл больше в большой политике короля не участвовали. Судьбу Гильберта, впрочем, решил не королевский гнев, а то, что он, готовившийся к церковной карьере, получил всего лишь базовую военную подготовку, но был вынужден жить в соответствии с памятью о великой военной репутации отца. В общем, ему пришлось принять участие в турнире 27 июня 1241 года в Вэре, где он был выбит из седла, и умер от травм к вечеру того же дня – к несчастью, лошадь под ним была под стать хозяину: красивая и величественная, но практически не обученная поведению на турнире.

А 17 июня 1239 года королева родила наследника престола, которого назвали Эдвардом в честь любимого святого короля. Крестил младенца легат Отто, но архиепископу Кентерберийскому пришлось «подкрепить» это крещение, потому что Отто был, конечно, папским легатом и кардиналом, но не был священником. Крестными Эдварда стали его дядюшка, Ричард Корнуэльский, и муж тётушки, Симон де Монфор. Искренне обрадованные подданные (без шуток – рождение наследника престола было хоть какой-то гарантией относительно стабильного будущего) завалили королевскую чету подарками, но угадайте, что устроил этот король? Он повелел отметить, от кого поступил каждый подарок, и оценить его стоимость. Слишком скромные, по мнению короля, подарки возвращались к отправителям с требованием немедленно заменить их на подобающе дорогие. Естественно, баллов в карму его величество от такого сквалыжничества не получил. Как мрачно шутили придворные, «Господь даровал нам этого ребенка, но наш король его нам продал».

Но худшее было впереди. В августе королева Элеанора вернулась к светской жизни, пройдя процедуру воцерковления после родов. Что, естественно, опять обернулось праздниками. Всё шло по накатанному сценарию, пока не появились Симон де Монфор с женой. Король запретил их впускать, потому что, по мнению Генри, де Монфор был отщепенцем, и не был достоин присутствовать на подобном празднике. Всё случилось настолько неожиданно, что супруги сначала просто попытались достучаться до здравого смысла венценосца, но тщетно. Они вернулись в дворец епископа Винчестерского, который король же им и выделил, но туда явились стражники с приказом Генри III очистить помещение.

Пришлось снова ехать к королю, и требовать от него объяснений. Оказывается, дело таки было снова в деньгах. Поскольку клятву безбрачия, принесенную принцессой в юности, принимал епископ, но она потом передумала и вышла замуж, для легализации брака была нужна папская диспенсация. А диспенсация стоила денег, которых у де Монфора, с утверждением титула которого король тянул, просто не было. Каким-то образом он занял нужную сумму у дядюшки королевы, но только после того, как назвал гаранта долгу. И ничего умнее не придумал, как назвать имя короля. Не испросив на это королевского разрешения. Просто король, на некоторое время лишенный компании королевы и новостей, проходивших по её каналам, до данного дня ничего о случившемся не знал. В общем, ор стоял такой, что принцесса растащила мужа и брата по разным помещениям, после чего погрузила супруга на первый же идущий во Францию корабль, и они оставили Англию за спиной. Так началось противостояние бывших приятелей, из-за которого в скором будущем прольется немало крови.