Отшельницы и затворницы

[MirrinMinttu]

Женщина, желающая начать жизнь затворницы, в средневековой Англии проходила довольно сложный отборочный тур, если так можно выразиться. Для начала, ей было необходимо одобрение самого епископа, который долго с ней беседовал, проверяя ее решимость и выясняя причины ее решения.

Сама церемония затворения была очень торжественной. Женщина входила в церковь и ложилась на пол в восточной ее части. Двое священников читали литанию, пока ее благославляли водой и благовониями. Ей давалось две свечи, одна – символ любви Бога, а вторая – любви кого-то из ближних. Читался текст из Писания и пелся псалм, свечи ставились на алтарь, и начиналась праздничная месса. Потом затворницу провожали в ее келью, примыкающую к церкви, под пение псалмов из Книги Мертвых. Перед тем, как дверь за ней закрывалась, ее плечи посыпали пылью.

Для чего средневековому обществу нужны были отшельники, которые пользовались огромным уважением, и о которых очень заботились?. Энн Воррен пишет, что смыслом явления был «долгосрочный союз многих с религиозным чувством одного, и этот один должен был верить, что далает невиданную и бесценную услугу многим». Как пишется в «Правилах для Отшельников»: «Ночной ворон под крышей символизирует отшельников, живущих под крышей церкви, потому что они знают, что они должны быть столь святы в своей жизни, что вся Святая церковь, что все христиане могут положиться на них, что они поддерживают их святостью своей жизни и благодатью своих молитв. По этой причине отшельник или отшельница (anchor/anchoress) так зовутся, что они для церкви, как якорь (anchor) для корабля, который удерживает его на плаву в шторм и бурю».

И это не риторика. Об отшельницах заботилась не только церковь, но и короли, епископы, аристократы - вносили пожертвования, чтобы обеспечить этим себе лично благодать от их молитв. Известно, что король Генрих III в 1245 г. подарил отшельнице Элис два дуба на новый дом. В том же году он полностью взял на довольствие 27 отшельниц из Лондона и окрестностей с тем, чтобы они молились о душе его отца. Он также сделал им подношения топливом и белой мукой. Первый граф Ланкастер, Генри, не только обеспечил для выбранной им отшельницы по две мессы в день, но и выстроил на свои деньги для нее место уединения. Позже, в XV веке, к отшельнице Маргарет Вайт частенько захаживала леди Маргарет Бофор Ланкастерская «на вино и яблоки», и оборудовала той келью гобеленами, снабдила льняным бельем. Иронично, что внук этой леди разогнал монастыри подчистую.

Отшельницы жили в затворе подолгу, от 20 до 50 лет. Но не всегда они жили в полном одиночестве, как можно предположить. Иногда несколько ошельниц жили своего рода коммунной, и имели служанок, которым потом передавали зачастую свои «должности». Ведь отшельницы и затворницы, в отличии от их коллег-мужчин, за очень редким исключением, были мирянками. Некоторые жили при монастырях, но монахинями не были. Тем не менее, все они, став затворницами, получали равно высокий социальный статус, вне зависимости от того, какое место на социальной лестнице они занимали до этого.

Материалов того времени, написаных самими отшельницами, практически нет. То есть, какие-то есть, но являются ли они подлинными? Немного о некоторых отшельницах, все-таки, известно.

Например, некая Ив, монахиня из англосаксонского монастыря в Вильтоне, уехавшая оттуда во Францию, чтобы стать отшельницей. Она в этом монастыре выросла с семилетнего возраста, там ее оставили родители всего за год до нашествия норманнов. Записи о ней оставил капеллан Вильтонской церкви Госселин. Похоже, что они с девушкой были очень дружны, потому что они переписывались всю жизнь. Первые письма Госселина полны горечи от «предательства» Ив по отношению к нему и Вилтону, хотя к горечи явно примешано уважение. Он упрекает ее, что она оставила свои милые сердцу вещи, многочисленных друзей, добрую аббатису, мудрых учителей и другие приятные вещи, сменив все это на крошечную каморку в 8 кв. футов, с единственным оконцем в двери, через которое она и общалась с миром. Затем переписка долго касалась книг, которые читала Ив в затворничестве, пока не разразился гром: Ив нашла себе «задушевного друга», священника Харви, с которым они прожили в заточении вместе несколько лет. На упреки из Вилтона в том, что она дает пищу для сплетен, Ив отвечает: «Я думаю, что проблемы не у меня, а у того, кто слушает подобные речи. Брат мой, откинь все сомнения... Наша любовь – не любовь мира, но к Христу.»

Письма цистерианского аббата Эйлреда к своей сестре, ставшей отшельницей, почти пугают своей свирепой страстностью: « пусть для алтаря твоего будет достаточно распятия со Спасителем нашим на нем, что будет постоянно напоминать тебе о его страданиях, которые ты должна прочувствовать. Его руки протянуты, чтобы заключить тебя в объятия, его обнаженная грудь напоит тебя молоком милосердия». Дальше – больше: «Его кровь превратится в вино, чтобы возрадовать тебя, вода – в молоко, чтобы напитать тебя. Раны на его теле, как убежище для тебя, в них ты можешь укрыться, как голубка, когда ты будешь целовать их одну за другой. Твои губы с его кровью на них будут как алый шелк, и слова исходящие из них, сладки». Эротическое напряжение? Несомненно. Похоже, что в 11-12вв отношение к Богу у тех, кто посвящал ему свою жизнь, было очень личным.