Ричард Глочестер на пути в Лондон

[MirrinMinttu]

В Лондоне правительственные авторитеты не сомневались в том, что неожиданная для всех смерть Эдварда IV будет обсуждаться повсюду, от лачуг до дворцов, и что наверняка будут высказаны сентенции типа «короля отравили». Поэтому придворные врачи предприняли невиданные меры предосторожности: тело короля было выставлено на помосте, обнаженным от пояса и выше, на протяжение 12 часов, чтобы все желающие могли убедиться, что ни повреждений, ни следов воздействия яда на теле нет. А потом короля похоронили с той пышностью, которая была ему так мила при жизни, и его преемником объявили Эдварда V, принца Уэльского, которому было всего 12 с половиной лет.

А Ричард в это время был на севере – утрясая местные дела и готовя силы для похода на Францию. Практически последним указом Эдварда, утвержденным парламентом, было подтверждение за Ричардом и его прямыми наследниками прав на огромные приграничные и северные территории, плюс сумма в 10 000 марок. Между Ричардом и Эдвардом не было никогда ни вражды, ни зависти. Но Ричард Глочестер при всем этом не был другом королевы. Вместе с древними родами ноблей он энергично выступал против того, что все мало-мальски значительные должности при дворе заняли родичи королевы. Он также осуждал то, что прямой наследник его брата, Эдвард, был задвинут в Людлоу и никак не обучаем искусству править и понимать хитросплетения политики и отношений, без чего из него явно мог вырасти только очень ограниченный правитель. Не без основания нобли видели в этом дальновидною политику родичей королевы, которым сильный преемник власти был не нужен.

Все это не имело большого значения при жизни короля. Эдвард, в конце концов, был еще молод, а его сын – еще мал, то есть, все еще можно было исправить, но скандалить с братом Ричард никогда не считал достойным. Даже возражая против договора с королем Франции, Ричард немедленно подчинился решению того, кто на решение имел право – королю. Выглядит почти странно, что Ричард Глочестер, за которым даже злейшие враги признавали умение уладить любой конфликт и уговорить практически кого угодно на что угодно, никогда не пытался использовать свое влияние на брата. А это влияние, подкрепленное абсолютным доверием, у Ричарда было. Такому феномену есть только одно объяснение: характер Ричарда Глочестера, его понимание долга.

После смерти Эдварда положение резко изменилось. Формально старшими принцами дома Йорков были сыновья покойного короля. Но они были и малы, и, увы, довольно невежественны для такой роли. Поэтому старшим в доме оказался именно Ричард. Ситуация была критической: либо оставить все, как оно есть – но это привело бы к непредсказуемым последствиям, ведь корона на Йорках еще сидела несколько неустойчиво, либо встать в открытую оппозицию к королеве, взяв поспитание племянника для ожидающей его работы на себя. И Ричард отправился в Людлоу, где все еще находился наследник престола.

В тот момент компанию наследнику составляли исключительно родственники его матери: ее брат, лор Риверс, довольно продажный и жадный тип, и ее сын от первого брака, лорд Ричард Грей. Известие о том, что их подопечный практически стал королем, было ими получено из письма овдовевшей королевы. Компания собралась в Лондон. К моменту смерти Эдварда IV королевский двор делился на две фракции: партию королевы, которую составляли ее многочисленные родственники и их ставленники, и древняя аристократия. Ибид, Дрейк и Полидор утверждают в своих хрониках, что умирающий король якобы попытался на смертном одре примирить враждующие партии, назначив своего брата Ричарда Хранителем Королевства и Лордом Протектором. Но на бумаге осталось только утверждение Полидора: ( Rex Edwardus IV. filios suos Richardo Duci Glocestrise, in tutelam moriens tradidit ;'

Халстед видит подтверждение тому, что Эдвард просил партии примириться, в странном для того, чтобы произвести впечатление на историка факте: в том, что лорд Гастингс, лорд Стенли, лорд Ховард (представители древней знати) и нувориши маркиз Дорсет и лорд Лайл присутствовали на похоронах короля. Конечно присутствовали!

Но о каком примирении могла идти речь? Сразу же после похорон, когда собрался королевский совет, на котором нужно было решить о передаче власти, королева Лиз, женщина «глупая и болтливая», как припечатал ее впоследствии викторианец Эббот, заявила, что она желает, чтобы ее сын Эдвард прибыл в Лондон в сопровождении большой армии, которую возглавят ее брат и ее сын от первого брака! И партия королевы подхватила этот выпад, требуя, чтобы опека над королем до достижения им совершеннолетия была дана " to the uncles and brothers on the mother's side; which they considered could not be prevented if they were permitted to attend the coronation otherwise than with a moderate number of followers." (Ибид)
В общем и целом, это было практически объявлением войны противниками партии королевы, причем в самом прямом смысле. Стране угрожала новая гражданская война.

Совету удалось, все-таки, ограничить конвой принца для вступления в собственную столицу «всего» 2 000 всадников. Всего – потому что на момент смерти Эдварда IV лорд Риверс, брат королевы, обладал практически неограниченной властью, и, к тому же, в его руках находился наследник престола, ребенок, от имени которого лорд мог делать, что угодно.

Но, кроме про-вудвиллской и анти-вудвиллской партий, в стране была еще одна, третья сила, которая при жизни Эдварда IV в придворных дрязгах не участвовала. Этой силой были Плантагенеты: Ричард Глочестер, Генри Бэкингем и Сесили Йорк. Как минимум, и Ричард, и Генри могли быть более подходящими с легальной точки зрения опекунами несовершеннолетнему королю. Как максимум – оба они были прямыми наследниками Эдварда III, причем Генри Бэкингем по мужской линии (ланкастерианской). И с незапятнанной неравными браками родословной, кстати. В случае Генри, эта незапятнанность была несколько двусмысленной (его дед и бабка были первыми кузенами), но все же.



Что касается самой Сесили Йорк, то ни для кого не было секретом, что женитьба ее царственного сына на низкорожденной Вудвилл и та власть, которую Эдвард дал жене и ее роду, сильно охладили чувства Сесили к сыну. Все надежды на величие рода она сосредоточила на Ричарде. Вряд ли она была благосклонной бабушкой к юному принцу, который в ее глазах был безнадежно запятнан «низкой» кровью с материнской стороны. Впрочем, наверняка именно в тот момент амбиции старой Гордячки Сис наверняка не распространялись дальше желания видеть своего сына Лордом Протектором королевства.

Сам же Ричард во время всех этих горячих дебатов за сферы влияния провел время в дороге от границ Шотландии в Йорк, организовывая в больших городах торжественные мессы за упокой души своего брата. Наверняка ничего не зная ни о планах королевы, ни о надеждах своей матери. Будучи достаточно далеко от придворных дрязг и ежедневного пережевывания мелких оскорблений благородного достоинства, имея под неограниченным управлением половину королевства, Ричард вряд ли даже задумывался над проблемой передачи короны от брата к племяннику. Король умер, да здравствует король, как же иначе?

Конечно, он был готов возражать против усиления партии Вудвиллов, конечно, наверняка считал, что именно он должен хранить королевство от врагов внешних и грабителей внутренних, но... Это было теоретическое знание человека, не видящего ежедневно ненавистные, подлые лица. Пока борьба с Вудвиллами не была его личной, персональной борьбой.

Так было, пока Ричард не добрался до Йорка, где его ожидал посланник герцога Бэкингема со свежими новостями.