Густав Ваза - 3

[MirrinMinttu]

В 1540 году Густав Ваза был уже достаточно силен, чтобы позаботиться о будущей стабильности королевства. На заседание совета в Йоребро он пришел с двумя сыновьями, Эриком и Йоханом, и приказал двенадцати членам совета и троим епископам встать на колени и поклясться на мече в верности королю и его наследникам. Поклялись, что ж делать. Впрочем, через четыре года парламент подтвердил новое правило: отныне в Швеции король не избирался, королевская власть стала династической.

Никто даже не протестовал: именно в те времена по всей Европе тенденцией было власть централизвывать. На этом заседании было принято еще важное решение: Швеция была официально провозглашена лютеранской страной. На практике это не означало, что католическая вера была напрочь запрещена и на католиков начались гонения. Это случится гораздо позже, при Карле, да и то ненадолго. На практике просто была упрощена процедура церковных церемоний (что никому не понравилось, особенно крестьянам, лишившимся любимого воскресного представления), и, самое главное, церковные службы начались, наконец, на шведском.

Тот самый Олавиус Петри сумел перевести для начала Новый Завет на шведский еще в 1526 году. Это было не так просто, как звучит. Работа была гигантской, и делали ее разные люди. Петри проверял переводы, сверялся с оригинальными текстами, делал правки. Евангелие от Иоганна он перевел на шведский самостоятельно. В 1541 году был уже готов весь перевод Библии на шведский, и вышел в печатном издании.



К 1548 был готов финскоязычный перевод Нового Завета, который сделал Микаэл Агрикола.



То, что люди стали понимать, о чем говорится на богослужениях, было чем-то совершенно новым, неиспытанным с тех времен, когда они поклонялись своим богам на своем языке. Более того, перевод Завета и Библии на национальные языки было огромным шагом в развитии национальной письменности. Отсюда был только шаг до изменения системы образования населения, но для истории этот шаг занял около 100 лет.



Разумеется, и Петри, и его сподвижник Лаурентиус Андреае только книжной работой не ограничились. Они хотели полной реформации немедленно, с преданием анафеме католиков и прочими последствиями борьбы за «правильную» веру. В расчеты Густава Вазы подобный радикализм не входил, и он расходился не на шутку: за разжигание религиозного конфликта Петри и Андреае в 1540 году он приговорил к смерти. Конечно, их не казнили. Им дали время обдумать свое поведение, и потом помиловали.

Петри все понял правильно, и после освобождения сосредоточился на том, что он делать действительно умел: на исторических исследованиях и проектах законодательства. В 1542 году он стал инспектором стокгольмских школ, и в 1543 – деканом церкви Святого Николая, известной, как СторКирка – большая церковь. Он был неплохим историком, работающим только и только с реальными документами, а не с мифами.



В частности, он опровергнул существующие на тот момент представления о том, что король Магнус Эрикссон был хорошим королем, но потом стал плохим, потому что перестал слушать своих духовных советников. Петри доказал, что эти представления базируются только на частных высказываниях св. Биргитты, которую никак нельзя в этом случае считать беспристрастным свидетелем: это ее советы король отверг, потому что базировались они, якобы, на видениях святой, а на деле – на мнениях знати, противостоящей королю.

Также Петри резко возражал против того, что шведы были потомками готов. Он напоминал, что ни одного доказательства этой теории нет, и что, в любом случае, странно восхищаться «бандой негодяев и тиранов, которые отбирали чужие земли и города, не имея на это никакого права».

В законодательстве проекты Петри, в частности, отклоняли анонимные свидетельства, и это правило действует в Швеции до сих пор. Петри также предложил совершенно новую точку зрения на наказание преступников, которое постепенно стало частью лютеранской морали: наказание должно исправлять человека, а не увечить. Наказание не должно быть местью и запугиванием. Эта часть работ Петри вошла в практику намного позже, только в 1700-х годах. В 1500-х Европа к такой точке зрения на наказание просто не была готова. Несогласных уничтожали физически, и вся юридическая система была построена именно на терроре. Те владыки, которые террора избегали, находили обычно впереди то, что оставили позади: недобитого врага.

Что касается Андреае, то он тоже, насколько я поняла, переключился на образовательную работу, работая над грамматикой шведского языка и отшлифовывая перевод Библии. Я не знаю, откуда пошли слухи, перекочевавшие в Википедию и через нее на другие сетевые ресурсы, о том, что Андреае откупился от смертного приговора. Ни он, ни братья Петри не были богаты. Они все были выходцами из простонародья, получившими образование в Германии и Риме, искренними лютеранами, проникнувшимися учением Лютера о чистоте духовных пастырей, которое запрещало им заниматься стяжательством. Да и не мог Андреае собрать богатства в условиях, когда частные дары землей или ценностями церкви были уже запрещены, король стоял во главе церкви, и церковная десятина текла в королевскую казну.

Не говоря о том, что король Густав никогда всерьез и не намеревался казнить людей, при помощи которых он начал прокладывать совершенно новое русло для будущей Швеции. Он был умным, этот король, и хорошо понимал, что за лютеранством и прямая выгода для современной ему Швеции, и будущей. Королю просто было нужно именно на тот момент государство, куда религиозная терпимость будет привлекать и католиков, и протестантов из Европы, уставших от религиозных войн.

И действительно, во время правления Густава, население Швеции стало быстро расти. Отчасти за счет иммиграции, отчасти потому, что этот король предпочитал оставить крестьян заниматься тем, что они делать хотели и умели, используя для оборонительных военных действий наемников, и потихоньку строя основу для новой регулярной армии и флота. Густав Ваза никогда не пытался расширить территорию Швеции, зато умел противостоять попыткам разрушить страну внешними нападками и внутренними восстаниями. Благодаря его политике, особой угрозы извне и не было. У датчан было достаточно проблем и без Швеции, и при Густаве с датскими королями даже поддерживались личные контакты.

Крестьяне времен Густава Вазы представляли собой нечто непонятное для иностранцев, путешествующих по стране с торговыми делами. Например, немец Самуэль Кишель очень удивлялся «наглым манерам этих оборванцев», совершенно не понимая, что «оборванцы» были независимыми землевладельцами, представленными в парламенте своей страны. Жили, конечно, просто, и продолжали так жить еще несколько поколений. Да и сам король не слишком-то роскошествовал, потребности у него были самые скромные. Иностранные корреспонденты в ужасе писали о том, что стены королевского замка не увешаны гобеленами, полы не укрыты коврами, а король вне торжественных приемов ест и пьет из оловянной посуды.

Ела Швеция в то время всевозможные каши из местных зерновых, местные корнеплоды, свою свинину и птицу, молочные продукты, пила пиво – что еще им было нужно? Питались одинаково и владельцы больших поместий, и даже те, кто не имел своей земли и был арендатором. Хорошие арендаторы, кстати, были у землевладельцев в большом уважении, за них держались, и с ними охотно роднились.

Сам Стокгольм немного отстроился, теперь это был город, в котором жили более 10000 человек, где были свои колонии иностранных ремесленников. Но был город еще сильно средневековым, с узкими, извилистыми улицами, с домами, крытыми дерном, на котором паслись козы, с живностью и огородами на задних двориках. При дворце был разбит небольшой сад, но вцелом по стране устройство поместий и замков было чисто функциональным, без красивостей.

Отстроил Густав Ваза свой дворец, отремонтировал и укрепил ключевые крепости и замки, начал расчистку новых земель (в Норланде и Вермланде), чтобы население рассредоточилось по стране более равномерно. В Финляндии крепость в Турку была приведена в порядок и расширена, став королевской резиденцией. Был в 1540-х заложен Хельсинки.

В 1560-м году Густав почувствовал, что болезнь берет над ним верх, и произнес перед парламентом прочувствованную речь: «Если что-то было сделано хорошо, это было сделано по божьей воле, его и благодарите. Если что-то было не сделано, или сделано плохо, прошу вас: ради Бога, простите. Бог знает, что так случилось не по злой воле и не специально, а по человеческой слабости и ограниченности». Густав скромничал.



Он полностью изменил представление нации о короле, сделав его своим, присутствующим во всех делах, активно принимающим решения. Вступив с полуразрушенный Стокгольм с пустым карманом и огромным долгом, он ушел оттуда в вечность, оставив казне, стране и семье деньги, торговлю, банковскую систему, армию, флот, таможню, мир, основы для развития науки и национальной культуры. Пусть он не постороил за свою жизнь готовое, могучее государство, он сделал все, что только мог сделать человек. Последними словами 64-летнего Густава Эрикссона, Густава Вазы, который никогда не требовал, чтобы его называли «Ваше Величество», были: «Что теперь будет, что с вами будет, шведы? В этом странном мире вы разбираетесь еще так плохо»