Do or die
1553 год начался мрачно. Король Эдуард таял на глазах, его мучал кашель, и доктор Оуэн, личный врач короля, с ужасов заметил, что король начал откашливаться с кровью. Он созвал консилиум, но, почему-то, диагноз туберкулеза врачи не поставили. Во всяком случае, официально. Эдварда перевезли в Гринвич, и внезапно он пошел на поправку. Настолько, что в мае уже деятельно принимал участие в отправке Арктической экспедиции. Мэри поздравила брата 16 мая с выздоровлением. Но всего через несколько дней ситуация не то, что вернулась к прежней, но даже ухудшилась. Королю шел 16-й год, и он знал, что умирает.
читать дальшеВ правительстве, у которого открылись глаза на ситуацию, началась паника. Их трудно осудить. В случае смерти короля Эдварда бездетным, трон переходил к Мэри. Это означало, что страна потеряет независимость, оказавшись снова под эгидой папы. Если оставить в стороне вопросы религиозные, то оказаться в сфере влияния Святейшего Престола в 1553 году означало оказаться на тонущем корабле общеевропейской политики, намертво пристегнутом к Испании, которая явно не годилась на роль европейского лидера. Это означало войну с Францией, с которой были уже выстроены достаточно добрососедские отношения. Это означало бесконечные расходы на чужие Англии интересы. А ведь всё уже шло так хорошо...
Дадли-Нортумберленд правил этой страной от имени своего короля пару лет, и участвовал в политике лет пятнадцать. Вполне логичной для него мыслью стало не допустить, чтобы его работа пошла прахом. Он решил, что ни Мэри, ни Элизабет на трон допущены быть не должны. Часть ноблей последовала за ним слепо, как стадо баранов за вожаком, часть – вполне осознанно, потому что им было что терять в случае изменения политического курса.
Если не брать в расчет Мэри и Элизабет, следующими по линии наследования были потомки сестер короля Генри, Маргарет и Мэри. Внучка Маргарет, Мэри Стюарт, имела бы в этом случае преимущество, потому что ее бабка была старшей сестрой короля. Но Мэри Стюарт была женой французского дофина и наследницей шотландского престола. Оставалась внучка красавицы Мэри Тюдор от Брендона, Джейн Грей, ровесница короля. Вернее, ее мать, леди Фрэнсис Брендон, маркиза Дорсет, но та отказалась от права наследования в пользу дочери.
леди Фрэнсис
Дадли (Нортумберленд) и Герберт (Пемброк) решили, что их сыновья женятся на сестрах Грей, сын Дадли – на Джейн, а сын Герберта – на Екатерине (на всякий случай: если бы что-то случилось с Джейн, следующей королевой стала бы Екатерина). Джейн было пятнадцать, Екатерине и вовсе 13 лет.
Екатерина Грей в будущем
Джейн была несомненно из Тюдоров, так что всё, что было нужно для того, чтобы провозгласить ее королевой, было решение парламента. У парламента вообще было право провозгласить королем кого угодно, но любое отклонение за пределы правящей династии породило бы такие беспокойства, что подходящего кандидата было безопаснее искать среди тех, у кого на престол было хотя бы формальное право. Джейн была выбором безопасным: она была протестанткой, хорошо знала политиков и была в курсе политики правительства, была прекрасно образована (теология, философия, классические языки) – ведь ее готовили в королевы для Эдварда. При этом девушкой она была довольно уверенной, и в своих принципах твердой.
Следующим действием программы был Патент на наследование престола, изменяющий прежние распоряжения короля Генри. Причем, Патент этот, даже написанный королем, мог вступить в силу только после того, как его утвердит парламент, а сессия парламента начиналась только 18 сентября. Учитывая состояние короля, он мог до сессии и не дожить.
Снова был поднят вопрос о незаконности рождения бедных Мэри и Элизабет, которых при короле Генри то объявляли бастардами, то назначали наследницами. Королю Генри, очевидно, просто не пришло в голову, что сначала он был бы должен снова признать своих дочек своими. А может, и пришло, но нелюбовь к легитимизации своих незаконных и «незаконных» детей была какой-то особинкой этого короля. В любом случае, технически это была лазейка для изменения порядка наследования.
Проблема была в личных привязанностях. К Мэри у короля Эдварда если и было какое-то чувство, то этим чувством была досада. В 1551-м он писал в своем журнале:
«The lady Mary, my sister, came to me to Westminster, where after greetings she was called with my council into a chamber where it was declared how long I had suffered her mass, in hope of her reconciliation, and how now, there being no hope as I saw by her letters, unless I saw some speedy amendment I could not bear it. She answered that her soul was God's and her faith she would not change, nor hide her opinion with dissembled doings. It was said I did not constrain her faith but willed her only as a subject to obey. And that her example might lead to too much inconvenience.
On 19 March the emperor's ambassador came with a short message from his master of threatened war, if I would not allow his cousin the princess to use her mass. No answer was given to this at the time.»
Такое впечатление, что читаешь перебранку между Катариной Арагонской и Генри VIII: «Я не вмешиваюсь в ее веру, но требую ее подчинения, как подданной».
Сложнее было с Элизабет, с которой король Эдвард дружил. Но обогнуть в передаче короны Мэри, не обогнув Элизабет, было севершенно невозможно, потому что обе они находились в абсолютно идентичном положении: их папенька объявил свой брак с маменькой каждой недействительным, и это сделало их в глазах закона бастардами.
Король написал Патент собственноручно, и потребовал от своего Лорда Судьи, Монтегю, чтобы тот оформил документ. Монтегю честно ответил, что брать на себя такую ответственность впустую он не риснет: документ без вердикта парламента все равно не будет иметь силы, а если король до парламента не доживет, то в глазах Мэри, которая станет королевой, Лорд Судья окажется повинным в государственной измене. На том и расстались, но 15 июня король велел Монтегю явиться в Гринвич. Лорд Судья нашел своего короля в окружении всего совета, от него снова потребовали написать Патент, и... Лорд Судья не выдержил давления. Документ был написан. К 21 июня его подписали 33 члена совета.
В конечном итоге, документ собрал 87 подписей: 23 пэра, 9 старших сыновей пэров, 3 прелата, 23 высших административных чиновника, Лорд Канцлер, 2 Лорда Судьи, шестеро судей, мэр Лондона и 20 олдерменов признали леди Джейн Грей наследницей престола.
После этого король начал угасать с такой скоростью, что в дальнейшем пошла гулять легенда о том, что его отравили.
Но это действительно только легенда. Никто не был заинтересован в смерти короля, даже Дадли, потому что самой большой надеждой подписавших Патент было то, что король как-нибудь протянет до сессии пардамента. И король, конечно, не был оставлен умирать в одиничестве, с ним был его любимый друг Барнаби, его учитель Чек, друзья Сидней и Рот, а также врач, доктор Оуэн.
Эдвард дышал с трудом, и его периодически приподнимали на руках по очереди. Ему удалось с перерывами сказать последнюю молитву:
«Lord God, deliver me out of this miserable and
wretched life.
Take me among thy chosen.
Howbeit not my will but thy will be done.
Lord, I commit my spirit to thee.
О Lord, thou knowest how happy it were
for me to be with thee.
Yet for thy chosens sake, send me life and
health that I may truly serve thee.
О my God ! bless thy people, and save thine
inheritance.
О Lord God, save thy chosen people of
England.
О my Lord God, defend this realm from
papistry,
That I and my people may praise thy holy
name
For Jesus Christ's sake”
После этого король сказал еще что-то, кто никто не расслышал. Доктор попросил его беречь дыхание, и прибавил, что они не расслышали последних слов. Король улыбнулся и сказал, что он просто молился. Потом он впал в забытье, и, не приходя в сознание, умер около 9 часов вечера 6 июля 1553 года. В тот момент на руках его держал лорд Сидней.
читать дальшеВ правительстве, у которого открылись глаза на ситуацию, началась паника. Их трудно осудить. В случае смерти короля Эдварда бездетным, трон переходил к Мэри. Это означало, что страна потеряет независимость, оказавшись снова под эгидой папы. Если оставить в стороне вопросы религиозные, то оказаться в сфере влияния Святейшего Престола в 1553 году означало оказаться на тонущем корабле общеевропейской политики, намертво пристегнутом к Испании, которая явно не годилась на роль европейского лидера. Это означало войну с Францией, с которой были уже выстроены достаточно добрососедские отношения. Это означало бесконечные расходы на чужие Англии интересы. А ведь всё уже шло так хорошо...
Дадли-Нортумберленд правил этой страной от имени своего короля пару лет, и участвовал в политике лет пятнадцать. Вполне логичной для него мыслью стало не допустить, чтобы его работа пошла прахом. Он решил, что ни Мэри, ни Элизабет на трон допущены быть не должны. Часть ноблей последовала за ним слепо, как стадо баранов за вожаком, часть – вполне осознанно, потому что им было что терять в случае изменения политического курса.
Если не брать в расчет Мэри и Элизабет, следующими по линии наследования были потомки сестер короля Генри, Маргарет и Мэри. Внучка Маргарет, Мэри Стюарт, имела бы в этом случае преимущество, потому что ее бабка была старшей сестрой короля. Но Мэри Стюарт была женой французского дофина и наследницей шотландского престола. Оставалась внучка красавицы Мэри Тюдор от Брендона, Джейн Грей, ровесница короля. Вернее, ее мать, леди Фрэнсис Брендон, маркиза Дорсет, но та отказалась от права наследования в пользу дочери.
леди ФрэнсисДадли (Нортумберленд) и Герберт (Пемброк) решили, что их сыновья женятся на сестрах Грей, сын Дадли – на Джейн, а сын Герберта – на Екатерине (на всякий случай: если бы что-то случилось с Джейн, следующей королевой стала бы Екатерина). Джейн было пятнадцать, Екатерине и вовсе 13 лет.
Екатерина Грей в будущем Джейн была несомненно из Тюдоров, так что всё, что было нужно для того, чтобы провозгласить ее королевой, было решение парламента. У парламента вообще было право провозгласить королем кого угодно, но любое отклонение за пределы правящей династии породило бы такие беспокойства, что подходящего кандидата было безопаснее искать среди тех, у кого на престол было хотя бы формальное право. Джейн была выбором безопасным: она была протестанткой, хорошо знала политиков и была в курсе политики правительства, была прекрасно образована (теология, философия, классические языки) – ведь ее готовили в королевы для Эдварда. При этом девушкой она была довольно уверенной, и в своих принципах твердой.
Следующим действием программы был Патент на наследование престола, изменяющий прежние распоряжения короля Генри. Причем, Патент этот, даже написанный королем, мог вступить в силу только после того, как его утвердит парламент, а сессия парламента начиналась только 18 сентября. Учитывая состояние короля, он мог до сессии и не дожить.
Снова был поднят вопрос о незаконности рождения бедных Мэри и Элизабет, которых при короле Генри то объявляли бастардами, то назначали наследницами. Королю Генри, очевидно, просто не пришло в голову, что сначала он был бы должен снова признать своих дочек своими. А может, и пришло, но нелюбовь к легитимизации своих незаконных и «незаконных» детей была какой-то особинкой этого короля. В любом случае, технически это была лазейка для изменения порядка наследования.
Проблема была в личных привязанностях. К Мэри у короля Эдварда если и было какое-то чувство, то этим чувством была досада. В 1551-м он писал в своем журнале:
«The lady Mary, my sister, came to me to Westminster, where after greetings she was called with my council into a chamber where it was declared how long I had suffered her mass, in hope of her reconciliation, and how now, there being no hope as I saw by her letters, unless I saw some speedy amendment I could not bear it. She answered that her soul was God's and her faith she would not change, nor hide her opinion with dissembled doings. It was said I did not constrain her faith but willed her only as a subject to obey. And that her example might lead to too much inconvenience.
On 19 March the emperor's ambassador came with a short message from his master of threatened war, if I would not allow his cousin the princess to use her mass. No answer was given to this at the time.»
Такое впечатление, что читаешь перебранку между Катариной Арагонской и Генри VIII: «Я не вмешиваюсь в ее веру, но требую ее подчинения, как подданной».
Сложнее было с Элизабет, с которой король Эдвард дружил. Но обогнуть в передаче короны Мэри, не обогнув Элизабет, было севершенно невозможно, потому что обе они находились в абсолютно идентичном положении: их папенька объявил свой брак с маменькой каждой недействительным, и это сделало их в глазах закона бастардами.
Король написал Патент собственноручно, и потребовал от своего Лорда Судьи, Монтегю, чтобы тот оформил документ. Монтегю честно ответил, что брать на себя такую ответственность впустую он не риснет: документ без вердикта парламента все равно не будет иметь силы, а если король до парламента не доживет, то в глазах Мэри, которая станет королевой, Лорд Судья окажется повинным в государственной измене. На том и расстались, но 15 июня король велел Монтегю явиться в Гринвич. Лорд Судья нашел своего короля в окружении всего совета, от него снова потребовали написать Патент, и... Лорд Судья не выдержил давления. Документ был написан. К 21 июня его подписали 33 члена совета.
В конечном итоге, документ собрал 87 подписей: 23 пэра, 9 старших сыновей пэров, 3 прелата, 23 высших административных чиновника, Лорд Канцлер, 2 Лорда Судьи, шестеро судей, мэр Лондона и 20 олдерменов признали леди Джейн Грей наследницей престола.
После этого король начал угасать с такой скоростью, что в дальнейшем пошла гулять легенда о том, что его отравили.
Но это действительно только легенда. Никто не был заинтересован в смерти короля, даже Дадли, потому что самой большой надеждой подписавших Патент было то, что король как-нибудь протянет до сессии пардамента. И король, конечно, не был оставлен умирать в одиничестве, с ним был его любимый друг Барнаби, его учитель Чек, друзья Сидней и Рот, а также врач, доктор Оуэн.
Эдвард дышал с трудом, и его периодически приподнимали на руках по очереди. Ему удалось с перерывами сказать последнюю молитву:
«Lord God, deliver me out of this miserable and
wretched life.
Take me among thy chosen.
Howbeit not my will but thy will be done.
Lord, I commit my spirit to thee.
О Lord, thou knowest how happy it were
for me to be with thee.
Yet for thy chosens sake, send me life and
health that I may truly serve thee.
О my God ! bless thy people, and save thine
inheritance.
О Lord God, save thy chosen people of
England.
О my Lord God, defend this realm from
papistry,
That I and my people may praise thy holy
name
For Jesus Christ's sake”
После этого король сказал еще что-то, кто никто не расслышал. Доктор попросил его беречь дыхание, и прибавил, что они не расслышали последних слов. Король улыбнулся и сказал, что он просто молился. Потом он впал в забытье, и, не приходя в сознание, умер около 9 часов вечера 6 июля 1553 года. В тот момент на руках его держал лорд Сидней.
@темы: Edward VI
-
-
24.06.2010 в 21:47-
-
24.06.2010 в 21:59-
-
24.06.2010 в 22:01С учетом викторианской медицинской практики, ИМХО, английские врачи и позже талантами не блистали.
-
-
24.06.2010 в 22:53-
-
24.06.2010 в 23:04Во Франции в то же время работал великий Амбруаз Паре, отец современного родовспоможения и огромного количества хирургических наработок и открытий.
-
-
24.06.2010 в 23:21-
-
25.06.2010 в 00:37-
-
25.06.2010 в 04:16-
-
25.06.2010 в 10:39gloomy sky Про Джейн дальше будет, там тоже не все так черно-бело, как может показаться.
-
-
25.06.2010 в 14:50-
-
25.06.2010 в 15:09-
-
25.06.2010 в 15:39Взяла этот отрывок для игры по "стране чудес"... Этакое назидательно-печальное буду в Лесной школе рассказывать
-
-
25.06.2010 в 17:06Я не знаю, могла ли, но я когда изучала здоровье герцога Анжуйского (а он ведь тоже от туберкулеза умер), нашла, что в те времена туберкулез лечили солнцем и кумысом. Понятно, что не в Европе, а на Востоке. Но ведь связи с Востоком в принципе были. Конечно, цеховая замкнутость сыграла злое дело, но придумать вариант, когда ко двору попадает какой-нибудь араб, вполне реально для книжки.
-
-
25.06.2010 в 22:25Нари Для книжки реально, конечно. Но беда в том, что Англия только при Эдуарде начала налаживать контакты за пределами местного евроболотца. А от французов, по-видимому, тщательно скрывали болезнь Эдуарда. Да что я, он ее и от ближнего своего круга скрывал, наверное, надеялся перебороть волей.
-
-
25.06.2010 в 23:47Ну тогда другое дело, тут и при развитой медицине ничего не сделаешь, сколько и сейчас таких случаев.