Do or die
Радикальным отличием Елизаветы от предшествующих ей Тюдоров было умение отступать от своих решений. Генрих VII добивался своего коварством, Генрих VIII заставлял соглашаться с собой силой, Мэри брала редкостной харизмой. Но никто из них никогда не отступал от однажды принятых решений. Елизавета была другой. Она умела слышать противоположные мнения, и потом либо с ними соглашаться, либо нет.
читать дальшеКак известно, знаменательная встреча королев Шотландии и Англии так никогда и не состоялась, хотя и была назначена на осень 1563 года, и даже довольно детально оговорена. Казалось бы, что могло быть безобиднее встречи двух соседок-родственниц? Тем не менее, весь королевский совет Елизаветы был категорически против. Потому что они не хотели видеть королеву Шотландии преемницей Елизаветы даже теоретически, а именно это было целью встречи: признание Марии Стюарт наследницей престола в обмен на ратификацию Эдинбургского договора.
Доводы совета понятны. Настойчивость Елизаветы в отношении встречи с Марией совершенно не понятна. Принято думать, что она старалась ради того, чтобы развязать себе руки в отношении брака с Дадли. Я лично не очень верю, что она за него замуж когда-либо собиралась. Так что единственным, на что можно опереться, является факт, что Елизавета неожиданно согласилась с доводами доведенного ею до отчаяния совета буквально сразу, как только получила известия из Испании: Филипп начал стягивать войска к границе Франции.
Реакция Марии, пластом пролежавшей целый день после того, как она узнала об отмене рандеву, говорит о том, что совет был прав. Мария очень старалась усыпить все подозрения протестантов, и вдруг вся схема рассыпалась. Елизавета, собственно, написала ей, что намеревалась своим признанием прав Марии прекратить вражду между протестантами и католиками, но события во Франции показали, что это совершенно невозможно, и что де Гизы отнюдь не склонны к сотрудничеству.
Сесил рассуждал так: вместе с Филиппом, де Гизы станут диктовать Европе свою волю. Ирландия к ним примкнет. Мария получит, наконец, в мужья дона Карлоса. После чего совет в Тренте объявит всех протестантов вне закона. Это поднимет английских католиков. События, происходившие в ходе гражданской войны во Франции, дают хорошую картину того, чего никто не хотел в Англии. Описания зверств католиков в завоеванных городах хорошо известны. Это не были чистенькие заговоры и интриги, это была конкретная, кровавая, животная жестокость, от которой больше не защищали ни высокое рождение, ни титул. Возможно, если бы побеждали протестанты, они бы зверствовали не меньше, но победителями становились католики.
Так могли ли протестанты Англии не помочь протестантам Франции в такой ситуации? Это было в их интересах, не дать осуществиться иакому сценарию. И у Конде еще была Нормандия, которую он обещал за помощь. Но Елизавета не была настроена ни посылать во Францию людей, ни даже дать Конде денег. Даже ради Кале, оцените ее твердость. Она послала человека в Германию разведать настроения германских правителей, она послала эскадру в Канал, чтобы обеспечить безопасность своих торговых судов, но вступать в войну в одиночку она отказывалась. Ее дипломаты, работающие за границей, предупреждали, что она с каждым днем теряет кредит и доверие. В протестантских кругах Фоандрии и Франции у них уже начались трудности, жизнь Трогмортона в Париже была в опасности. До Елизаветы пытались донести, что она ничего не выигрывает, оставаясь в стороне. Если выиграют протестанты, они будут ее ненавидеть. Если выиграют католики, она точно лишится короны, как королева протестантской страны.
Я, правда, вижу то, чего не мог не видеть, но чего не хотел Сесил: что Елизавета могла просто примкнуть к победившим католикам, и сделать свою страну снова католической. Не этим ли объясняется ее упорное желание дружить с Марией Стюарт? В Елизавете не было ни грамма религиозного фанатизма. Она достаточно ненавидела кальвинизм. Куда больше, между прочим, чем католичество, которое она понимала и даже принимала. Восстание протестантов в Англии при таком раскладе? Вряд ли. Населению было все равно, большинство было бы только радо вернуться к мессам, а купечество всегда примыкало к победившим. В общем, Елизавета продолжала выжидать, и Сесил то был полон надежд в ее отношении, то впадал в безнадежное отчаяние.
И Сесил пошел ва-банк. Он намекнул посланцу Конде на возможность высадки англичан в Гавре и 100 000 фунтов займа. Неизвестно, предвидел ли он, как эти слухи (только слухи!) повлияют на общую ситуацию во Франции. Скорее всего, нет. А повлияли они так, что де Гизы предложили Конде мир и всяческие гарантии, «чтобы предотвратить предательство Отчизны принцем крови». Конде совершенно не хотелось остаться в анналах истории предателем Франции, и он заколебался. Елизавета, со своей стороны, ничего ему конкретно не обещала. Допустим, она даст ему солдат, но только при условии, что они не перейдут линию Гавр – Дьепп, хотя Конде они были нужны там, где воевал бы он сам. Так дешево продавать Нормандию он не собирался, и объявил, что велит не пускать англичан в Дьепп.
Но машина уже закрутилась, и 4 октября англичане во главе со старшим братом Дадли уже были в Дьеппе. И практически в тот же момент католики пошли в атаку на Руан. Неизвестно, то ли Елизавета и в этом случае играла с обеих рук, то ли около 500 англичан действительно добровольно попытались прорваться через линии католиков в Руан. Это были старые пираты, участвовавшие еще в приключениях Вайатта и Кэрью, так что оба варианта возможны. Но попытка была удачной лишь отчасти. Было много убитых и раненных, а попавших в плен де Гизы повесили.
Пока англичане укрепляли Дьепп, их королева упражнялась в дипломатии с Филиппом. Тот ее предупредил в личном письме, что она не должна вмешиваться во французские дела, если ей дорога ее корона. Елизавета возражала, что она вмешивается во французские дела именно потому, что ей дорога эта корона, ведь де Гизы всегда были врагами Англии. Она обещала, что, если ей вернут Кале, англичане немедленно уберутся из Франции. В Англии родня Реджинальда Поля пыталась, в свою очередь, использовать ситуацию, предлагая себя то испанцам, то французам, которые не желали иметь с этой оппозицией ничего общего. Артур Поль избежал казни только потому, что его не могла серьезно воспринимать в качестве врага и Елизавета.
И тут королева слегла. Тогда она не поняла, что заболевает оспой, и вышла проветриться в сад, где подхватила еще и простуду. Я писала об этом моменте довольно подробно, так что обойдусь здесь только описанием переполоха, который поднялся во дворце. Елизавета была единственным фактором, связывающим вместе людей разных убеждений и амбиций. Теперь, когда этот фактор исчез, во дворце образовались три фракции. Часть ноблей, чьи имена мы не знаем, стояла на исполнении воли Генри VIII – королевой должны стать леди Екатерина Грей. Бедфорд, Норфолк, Дадли и Пемброк предпочитали кандидатуру графа Хантингдона. И, наконец, старый маркиз Винчестер предложил разобрать права возможных претендентов при помощи юристов, и выбрать лучшего. Кандидатуру Марии Стюарт даже не упоминали. Как, впрочем, и о графине Леннокс.
Хантингдон, только постаревший
Но тут Елизавета пришла в себя. Правда, сама она думала, что умирает. Она просила, чтобы Роберт Дадли был назначен Лордом Хранителем королевства. Она говорила, что очень его любит и всегда любила. Но поклялась, что между ними никогда не было никаких «недозволенных» отношений. Здесь мне хочется подчеркнуть, что «я его люблю» в XVI веке отнюдь не имеет то же значение, в каком эти слова употребляются сейчас. Масса королей писала о горячей своей любви к какому-то определенному человеку, именно в смысле «ценю, верю, мы единомышленники», а не выражая тягу определенного свойства. Уверена, что и Елизавета не была исключением. Руководить советом она назначила лорда Хансдона, своего родича – сына Мэри Болейн и, возможно, Генри VIII.
Хандсон
Пока Елизавета болела, с испанцами переругивался Сесил. К прежним доводам он не постеснялся добавить, что королева-мать и король во Франции находятся, практически, в плену у де Гизов, и что Англия не может допустить массового истребления протестантов во Франции. А потом упомянул еще и Кале, который Англия потеряла по вине Филиппа. Посол вспылил: при чем здесь его король! Кале профукали из-за бездарности тех, кто был поставлен его защищать! В общем, все переругались. Надо сказать, что Кале пртеряли действительно потому, что крепость запустили после смерти короля Генри. Война Филиппа, в результате которой Кале был отвоеван французами, была только косвенной причиной. Но сам Филипп всегда чувствовал моральную ответственность за это происшествие. Возможно, что яростное желание Елизаветы вернуть эту пожирающую ресурсы дыру на континенте было попыткой выполнить волю Мэри. Кто знает, о чем договаривались сестры в поледний год жизни Мэри. Просто это желание плохо укладывается в рациональный и скуповатый стиль правления Елизаветы.
Во Франции дела шли ни шатко, ни валко, пока под Руаном не был смертельно ранен Наварра. Теперь Конде стал первым принцем крови, и с этим приходилось считаться даже де Гизам. Руан, тем не менее, пал, и почти все англичане, находившиеся там, погибли, спаслись всего человек 40. Сообщить об этом королеве послали Дадли. Елизавета, тем не менее, только поморщилась: неужели непонятно, что посылать 500 человек добровольцев – это несерьезно. Надо было послать с ними в Руан больше людей, но что ж теперь... Хотя бы Дьепп надо укрепить, как полагается. И в Гавр послали 7000 человек.
Нет, Англия тогда еще не научилась воевать. Стоял декабрь, а войска были обмундированы скверно. Брат Дадли, граф Варвик, сообщал, что треть контингента в плохом состоянии. Зато Конде, получив желанное подкрепление, выступил на Париж, повесив в Орлеане на прощание аббата и члена парижского парламента. В предместьях Парижа обе армии встали друг против друга. Екатерина Медичи увидела возможность примирения, и война была на время закончена. Договорились жить в мире и молиться Богу каждый на свой лад. После всего. Стоило ли это тысяч мучительных смертей гражданского населения? Впрочем, кто когда считался с гражданским населением...
Оставалось как-то выкрутиться с Кале, который принц Конде определенно обещал Елизавете. Он предложел английской королеве разделить с ним славу защитницы истинной веры, но она ответила, что он словом принца обещал ей Кале! Варвику в Гавре велели не впускать в город ни протестантов, ни католиков, а Конде дали понять, что на англичан после этого он может не расчитывать. Конде поторопился нарушить данное слово - эта помощь понадобилась принцу уже через 3 недели, когда он снова поссорился с Гизами. Они сошлись в довольно знаменательной битве, где победителей определить сложно. Католики потеряли двоих вождей, но взяли в плен Конде. А английские войска снова были на континенте.
читать дальшеКак известно, знаменательная встреча королев Шотландии и Англии так никогда и не состоялась, хотя и была назначена на осень 1563 года, и даже довольно детально оговорена. Казалось бы, что могло быть безобиднее встречи двух соседок-родственниц? Тем не менее, весь королевский совет Елизаветы был категорически против. Потому что они не хотели видеть королеву Шотландии преемницей Елизаветы даже теоретически, а именно это было целью встречи: признание Марии Стюарт наследницей престола в обмен на ратификацию Эдинбургского договора.
Доводы совета понятны. Настойчивость Елизаветы в отношении встречи с Марией совершенно не понятна. Принято думать, что она старалась ради того, чтобы развязать себе руки в отношении брака с Дадли. Я лично не очень верю, что она за него замуж когда-либо собиралась. Так что единственным, на что можно опереться, является факт, что Елизавета неожиданно согласилась с доводами доведенного ею до отчаяния совета буквально сразу, как только получила известия из Испании: Филипп начал стягивать войска к границе Франции.
Реакция Марии, пластом пролежавшей целый день после того, как она узнала об отмене рандеву, говорит о том, что совет был прав. Мария очень старалась усыпить все подозрения протестантов, и вдруг вся схема рассыпалась. Елизавета, собственно, написала ей, что намеревалась своим признанием прав Марии прекратить вражду между протестантами и католиками, но события во Франции показали, что это совершенно невозможно, и что де Гизы отнюдь не склонны к сотрудничеству.
Сесил рассуждал так: вместе с Филиппом, де Гизы станут диктовать Европе свою волю. Ирландия к ним примкнет. Мария получит, наконец, в мужья дона Карлоса. После чего совет в Тренте объявит всех протестантов вне закона. Это поднимет английских католиков. События, происходившие в ходе гражданской войны во Франции, дают хорошую картину того, чего никто не хотел в Англии. Описания зверств католиков в завоеванных городах хорошо известны. Это не были чистенькие заговоры и интриги, это была конкретная, кровавая, животная жестокость, от которой больше не защищали ни высокое рождение, ни титул. Возможно, если бы побеждали протестанты, они бы зверствовали не меньше, но победителями становились католики.
Так могли ли протестанты Англии не помочь протестантам Франции в такой ситуации? Это было в их интересах, не дать осуществиться иакому сценарию. И у Конде еще была Нормандия, которую он обещал за помощь. Но Елизавета не была настроена ни посылать во Францию людей, ни даже дать Конде денег. Даже ради Кале, оцените ее твердость. Она послала человека в Германию разведать настроения германских правителей, она послала эскадру в Канал, чтобы обеспечить безопасность своих торговых судов, но вступать в войну в одиночку она отказывалась. Ее дипломаты, работающие за границей, предупреждали, что она с каждым днем теряет кредит и доверие. В протестантских кругах Фоандрии и Франции у них уже начались трудности, жизнь Трогмортона в Париже была в опасности. До Елизаветы пытались донести, что она ничего не выигрывает, оставаясь в стороне. Если выиграют протестанты, они будут ее ненавидеть. Если выиграют католики, она точно лишится короны, как королева протестантской страны.
Я, правда, вижу то, чего не мог не видеть, но чего не хотел Сесил: что Елизавета могла просто примкнуть к победившим католикам, и сделать свою страну снова католической. Не этим ли объясняется ее упорное желание дружить с Марией Стюарт? В Елизавете не было ни грамма религиозного фанатизма. Она достаточно ненавидела кальвинизм. Куда больше, между прочим, чем католичество, которое она понимала и даже принимала. Восстание протестантов в Англии при таком раскладе? Вряд ли. Населению было все равно, большинство было бы только радо вернуться к мессам, а купечество всегда примыкало к победившим. В общем, Елизавета продолжала выжидать, и Сесил то был полон надежд в ее отношении, то впадал в безнадежное отчаяние.
И Сесил пошел ва-банк. Он намекнул посланцу Конде на возможность высадки англичан в Гавре и 100 000 фунтов займа. Неизвестно, предвидел ли он, как эти слухи (только слухи!) повлияют на общую ситуацию во Франции. Скорее всего, нет. А повлияли они так, что де Гизы предложили Конде мир и всяческие гарантии, «чтобы предотвратить предательство Отчизны принцем крови». Конде совершенно не хотелось остаться в анналах истории предателем Франции, и он заколебался. Елизавета, со своей стороны, ничего ему конкретно не обещала. Допустим, она даст ему солдат, но только при условии, что они не перейдут линию Гавр – Дьепп, хотя Конде они были нужны там, где воевал бы он сам. Так дешево продавать Нормандию он не собирался, и объявил, что велит не пускать англичан в Дьепп.
Но машина уже закрутилась, и 4 октября англичане во главе со старшим братом Дадли уже были в Дьеппе. И практически в тот же момент католики пошли в атаку на Руан. Неизвестно, то ли Елизавета и в этом случае играла с обеих рук, то ли около 500 англичан действительно добровольно попытались прорваться через линии католиков в Руан. Это были старые пираты, участвовавшие еще в приключениях Вайатта и Кэрью, так что оба варианта возможны. Но попытка была удачной лишь отчасти. Было много убитых и раненных, а попавших в плен де Гизы повесили.
Пока англичане укрепляли Дьепп, их королева упражнялась в дипломатии с Филиппом. Тот ее предупредил в личном письме, что она не должна вмешиваться во французские дела, если ей дорога ее корона. Елизавета возражала, что она вмешивается во французские дела именно потому, что ей дорога эта корона, ведь де Гизы всегда были врагами Англии. Она обещала, что, если ей вернут Кале, англичане немедленно уберутся из Франции. В Англии родня Реджинальда Поля пыталась, в свою очередь, использовать ситуацию, предлагая себя то испанцам, то французам, которые не желали иметь с этой оппозицией ничего общего. Артур Поль избежал казни только потому, что его не могла серьезно воспринимать в качестве врага и Елизавета.
И тут королева слегла. Тогда она не поняла, что заболевает оспой, и вышла проветриться в сад, где подхватила еще и простуду. Я писала об этом моменте довольно подробно, так что обойдусь здесь только описанием переполоха, который поднялся во дворце. Елизавета была единственным фактором, связывающим вместе людей разных убеждений и амбиций. Теперь, когда этот фактор исчез, во дворце образовались три фракции. Часть ноблей, чьи имена мы не знаем, стояла на исполнении воли Генри VIII – королевой должны стать леди Екатерина Грей. Бедфорд, Норфолк, Дадли и Пемброк предпочитали кандидатуру графа Хантингдона. И, наконец, старый маркиз Винчестер предложил разобрать права возможных претендентов при помощи юристов, и выбрать лучшего. Кандидатуру Марии Стюарт даже не упоминали. Как, впрочем, и о графине Леннокс.
Хантингдон, только постаревшийНо тут Елизавета пришла в себя. Правда, сама она думала, что умирает. Она просила, чтобы Роберт Дадли был назначен Лордом Хранителем королевства. Она говорила, что очень его любит и всегда любила. Но поклялась, что между ними никогда не было никаких «недозволенных» отношений. Здесь мне хочется подчеркнуть, что «я его люблю» в XVI веке отнюдь не имеет то же значение, в каком эти слова употребляются сейчас. Масса королей писала о горячей своей любви к какому-то определенному человеку, именно в смысле «ценю, верю, мы единомышленники», а не выражая тягу определенного свойства. Уверена, что и Елизавета не была исключением. Руководить советом она назначила лорда Хансдона, своего родича – сына Мэри Болейн и, возможно, Генри VIII.
ХандсонПока Елизавета болела, с испанцами переругивался Сесил. К прежним доводам он не постеснялся добавить, что королева-мать и король во Франции находятся, практически, в плену у де Гизов, и что Англия не может допустить массового истребления протестантов во Франции. А потом упомянул еще и Кале, который Англия потеряла по вине Филиппа. Посол вспылил: при чем здесь его король! Кале профукали из-за бездарности тех, кто был поставлен его защищать! В общем, все переругались. Надо сказать, что Кале пртеряли действительно потому, что крепость запустили после смерти короля Генри. Война Филиппа, в результате которой Кале был отвоеван французами, была только косвенной причиной. Но сам Филипп всегда чувствовал моральную ответственность за это происшествие. Возможно, что яростное желание Елизаветы вернуть эту пожирающую ресурсы дыру на континенте было попыткой выполнить волю Мэри. Кто знает, о чем договаривались сестры в поледний год жизни Мэри. Просто это желание плохо укладывается в рациональный и скуповатый стиль правления Елизаветы.
Во Франции дела шли ни шатко, ни валко, пока под Руаном не был смертельно ранен Наварра. Теперь Конде стал первым принцем крови, и с этим приходилось считаться даже де Гизам. Руан, тем не менее, пал, и почти все англичане, находившиеся там, погибли, спаслись всего человек 40. Сообщить об этом королеве послали Дадли. Елизавета, тем не менее, только поморщилась: неужели непонятно, что посылать 500 человек добровольцев – это несерьезно. Надо было послать с ними в Руан больше людей, но что ж теперь... Хотя бы Дьепп надо укрепить, как полагается. И в Гавр послали 7000 человек.
Нет, Англия тогда еще не научилась воевать. Стоял декабрь, а войска были обмундированы скверно. Брат Дадли, граф Варвик, сообщал, что треть контингента в плохом состоянии. Зато Конде, получив желанное подкрепление, выступил на Париж, повесив в Орлеане на прощание аббата и члена парижского парламента. В предместьях Парижа обе армии встали друг против друга. Екатерина Медичи увидела возможность примирения, и война была на время закончена. Договорились жить в мире и молиться Богу каждый на свой лад. После всего. Стоило ли это тысяч мучительных смертей гражданского населения? Впрочем, кто когда считался с гражданским населением...
Оставалось как-то выкрутиться с Кале, который принц Конде определенно обещал Елизавете. Он предложел английской королеве разделить с ним славу защитницы истинной веры, но она ответила, что он словом принца обещал ей Кале! Варвику в Гавре велели не впускать в город ни протестантов, ни католиков, а Конде дали понять, что на англичан после этого он может не расчитывать. Конде поторопился нарушить данное слово - эта помощь понадобилась принцу уже через 3 недели, когда он снова поссорился с Гизами. Они сошлись в довольно знаменательной битве, где победителей определить сложно. Католики потеряли двоих вождей, но взяли в плен Конде. А английские войска снова были на континенте.
@темы: Elisabeth I
-
-
13.01.2011 в 21:31-
-
13.01.2011 в 21:58-
-
13.01.2011 в 23:12-
-
14.01.2011 в 06:28-
-
14.01.2011 в 13:46gloomy sky Да я еще в 7 классе ругалась с историчкой по поводу отрицания роли личности в истории. Не понимаю, как можно на голубом глазу отрицать очевидное? Впрочем, это ж умствования Толстого(((
-
-
14.01.2011 в 15:31У меня тоже, между прочим. Хотя я и книжки про нее читала, и вообще изучала. Но вот как-то отстраненно отношусь.
-
-
14.01.2011 в 15:37-
-
14.01.2011 в 16:22-
-
14.01.2011 в 19:21-
-
14.01.2011 в 21:03-
-
14.01.2011 в 22:08-
-
17.01.2011 в 18:45За пару дней прочла всё про Елизавету - да... Очень интересно, читала в перерывах от учёбы с удовольствием.
Спасибо за это!
-
-
17.01.2011 в 19:14-
-
19.01.2011 в 18:17-
-
19.01.2011 в 19:47-
-
19.01.2011 в 21:57Да, это многое объяснило б. Потому что, действительного, "маниакальная ответственность".
-
-
19.01.2011 в 22:13-
-
19.01.2011 в 22:18Я как раз читала, что когда герцог Франсуа Анжуйский сватался, то они подкупили ее прачек и вызнали, что она еще может иметь детей.
-
-
19.01.2011 в 22:29-
-
19.01.2011 в 23:01Ждем-с, когда ты что-нибудь разыщешь.
-
-
03.02.2011 в 16:19*А портрет-то какой!
-
-
03.02.2011 в 20:25-
-
04.02.2011 в 13:50Прекрасный портрет.