Do or die
В 1559 году Роберт Дадли получил от королевы должность коннетабля Виндзор Кастл, что вызвало новую волну ненависти к нему со стороны придворных снобов. Дело в том, что делать в этой должности ничего было не надо, машина обслуживания замка крутилась исправно. А вот доходы такая синекура приносила немалые. Ведь Елизавета прекрасно понимала, что у Роберта нет уровня дохода, позволяющего ему вести тот образ жизни, который ему был по должности положен. Вот она и помогала, как могла. В качестве бонуса имея удовольствие наблюдать перекошенные лица «старых» ноблей.
читать дальшеРазумеется, герцог Норфолк не смог промолчать, и устроил банальную сцену. Интересно, что Крис Скидмор утверждает, что результатом такого выплеска эмоций стала ссылка Норфолка на север. Хотя, на самом деле, герцог гордо удалился в свои владения потому, что не желал участвовать в шотландской авантюре. Потом, оценив шансы на успех заново, он примкнул к военным действиям. Так что Норфолк не был отправлен прочь, он отправился заниматься своими прямыми обязанностями, что делать он, кстати, умел.
А вот перемещение Эми Робсар в ноябре-декабре 1559 года в Камнор объясняется именно новым назначением ее мужа. У них по-прежнему не было семейного дома, а Виндзор находился от Камнора в 30 милях. Всего полдня верхом.
Камнор Плейс был в 1330-х летней резиденцией аббатов Абингдона, красивейшее место. После роспуска монастырей и перепродажи растащенного придворными имущества, его купил некий Джордж Оуэн, и сдал Форстерам. Нынешнее поколение Форстеров арендовало Камнор Плейс у Вильяма Оуэна. Камнор Плейс был гигантским замкнутым прямоугольником по форме, и при Форстерах он служил домом сразу нескольким семьям. В первую очередь, им самим. Покои Эми находились и в западной, и в северной части прямоугольника, объединяемые длинной галереей. Одно крыло дома полностью занимала престарелая вдова Джорджа Оуэна.
Эми, переехавшая в Камнор Плейс, была уже не той юной дамой, которая просила родственника продать шерсть по цене, которую он хотел бы для себя. Ее штат очень вырос, согласно изменению статуса ее мужа. И, поскольку Энтони Форстер был деловым компаньоном Роберта Дадли, Эми была центром небольшого кружка местных дворян. Менее, чем за год, она заказала у портного 14 (!) новых нарядов. Но интереснее всего ее последний заказ, сделанный в самом конце августа. Эми требует, чтобы ее модист изменил покрой воротника одного из платьев «как можно скорее», и спешно доставил бы готовое платье с курьером в Камнор.
Эми в делах со своими нарядами имела прямой бенефит от того, что ее расторопный муж занимался и гардеробом королевы тоже. Не всем, конечно, потому что это не входило в его обязанности, но у него были достаточно хорошие связи во Фландрии и Испании, еще с прежних дней, которые позволяли обеспечивать королеву товаром дефицитным в виду своей необычности. Например, «шелковые штаны», как их тогда называли – прабабушки нынешних леггинсов. Учитывая страсть королевы к спорту и верховой езде (и ее больные почки), такие «штаны» были не роскошью, а почти необходимостью. И Роберт быстро ухватился за новинку, заказывая белье королеве. В заказах он не забывал и о жене.
Забавно, что, одновременно с заказами белья и каких-то особых сорочек для королевы, в том же письме сэр Роберт заказывал во Фландрии пушки и порох. Вот и ответ на то, как сэру Грешему удалось, в свое время, организовать там заемы и закупить оружие вопреки всем запретам официальным властей. Связи всегда были сильнее административной власти.
Мы никогда не узнаем, для чего торопилась получить свое последнее платье Эми Робсар. Явно, что-то должно было произойти, что-то готовилось. Что-то, чего ожидал еще в 1559 году и сам Роберт Дадли: «через год у меня все будет по-другому».
После того, как испанский посол де Квадра присоединился в Виндзоре к Прогрессу, у него состоялся с Сесилем примечательный разговор. Именно тогда государственный секретарь вылил на посла поток сожалений и причитаний по поводу поведения королевы. И жалоб на Дадли с его прихвостнями, которые «собираются убить жену сэра Роберта, и распространяют слухи, что она больна, хотя, напротив, она чувствует себя прекрасно». На следующий день посол встретил королеву, которая была верхом, откуда-то возвращаясь, и нервно бросила послу, что «жена милорда Роберта умерла или почти умерла», и попросила никому об этом не говорить. Хотя, прибыв во дворец, объявила об этом всем придворным.
Посол прибыл в Виндзор 6 сентября. Королева объявила ему о смерти Эми 8 сентября. Выходит, что Сесил знал о том, что Эми умрет, за день до того, как ее нашли мертвой. Во всяком случае, Скидмор делает именно такой вывод. Я не понимаю, почему. По-моему, Сесил просто повторил сплетни, циркулирующие в посольской переписке еще прошлым летом. Именно послы спекулировали, и о том, что Дадли планирует убийство жены, и о том, что у Эми рак груди, что она умирает, и, поэтому, королева не спешит с замужеством. Как только Роберт Дадли станет вдовцом, королева выйдет за него. И вполне очевидно, что спекуляции послов были именно сплетнями, потому что умирающая женщина не мотается по городам и расхлябанным весям Англии, и умирающей жене не посылают седло для верховой езды, модную шляпу и нижние «шелковые штаны» для той же верховой езды.
Что касается причитаний Сесила, то это дело еще более темное, чем сама смерть Эми. Он был царедворцем, пережившим непростые времена правлений Эдуарда и Мэри. Он умел выживать в любых обстоятельствах, и он умел держать язык за зубами. И он не имел никакой причины топить свою госпожу, объявляя ее главному сплетнику Европы женщиной, потерявшей остатки мозгов и достоинство царственной женщины. Выплеск эмоций? Попытка предотвратить опасность католического брака? Но Сесил был горячим сторонником имперского брака…
Уж не рассматривал ли многомудрый государственный секретарь втихую план замены неудобной королевы на более сговорчивого короля? Ведь претенденты были, причем, из твердых протестантов. Не готовил ли он для себя оправдание? Да, шла явная борьба за власть. Но не с Дадли, а с самой королевой, которая твердо решила показать своему государственному секретарю, кто именно в доме хозяин. Что касается Дадли и Сесила, то они всегда были и оставались в оппозиции за влияние на королеву друг к другу, но… Но они прекрасно срабатывались вместе, вот в чем дело. И именно Сесил поспешил к Дадли в самые темные для того дни, чтобы его утешить.
С другой стороны, в 1560 году все были совершенно уверены в том, что замужество Елизаветы – нечто само собой разумеющееся. Похоже, Сесил достаточно долго не знал, что королева и не собиралась никогда замуж. Почти наверняка он искренне подозревал Дадли в планах женитьбы на королеве, и перспектива его справедливо ужасала, потому что лорды не приняли бы Дадли в качестве консорта. Я не уверена, что Сесил смог когда-либо понять, что противостояние ему королевы, которое он постоянно ощущал, не является результатом влияния Дадли «с прихвостнями», а исходит именно от нее, желающей править суверенно. Но они были необходимы друг другу, все трое, и прекрасно об этом знали.
Поэтому поведение Сесила, описанное в рапорте де Квадры, настолько не поддается никакому логическому объяснению. Не мог ли г-н посол просто выдумать весь разговор? Ведь он и в дальнейшем дезинформировал своего короля, принимая желаемое за действительное и подтасовывая информацию под свои умозаключения.
Первой реакцией Роберта на известие о смерти Эми была паника. Внешняя реакция. Потому что о его чувствах никаких свидетельств, разумеется, не осталось. Как выяснилось, Дадли был не так уж иммунен к тому, что о нем говорили. Еще в 1559 году, когда началось его возвышение, он с горечью писал о циркулирующих о нем и королеве сплетнях тем, с кем он считал возможным делиться переживаниями – прелатам-протестантам, которые знали его душу. Епископ Ворчестерский, Эдвин Санди, утешал Роберта: «пусть злые языки болтают». И теперь, когда Эми нашли мертвой, Дадли в отчаянии писал Томасу Бланту о том, что он не сможет защитить себя от злобных наветов, если обстоятельства смерти Эми не будут расследованы основательно и беспристрастно.
читать дальшеРазумеется, герцог Норфолк не смог промолчать, и устроил банальную сцену. Интересно, что Крис Скидмор утверждает, что результатом такого выплеска эмоций стала ссылка Норфолка на север. Хотя, на самом деле, герцог гордо удалился в свои владения потому, что не желал участвовать в шотландской авантюре. Потом, оценив шансы на успех заново, он примкнул к военным действиям. Так что Норфолк не был отправлен прочь, он отправился заниматься своими прямыми обязанностями, что делать он, кстати, умел.
А вот перемещение Эми Робсар в ноябре-декабре 1559 года в Камнор объясняется именно новым назначением ее мужа. У них по-прежнему не было семейного дома, а Виндзор находился от Камнора в 30 милях. Всего полдня верхом.
Камнор Плейс был в 1330-х летней резиденцией аббатов Абингдона, красивейшее место. После роспуска монастырей и перепродажи растащенного придворными имущества, его купил некий Джордж Оуэн, и сдал Форстерам. Нынешнее поколение Форстеров арендовало Камнор Плейс у Вильяма Оуэна. Камнор Плейс был гигантским замкнутым прямоугольником по форме, и при Форстерах он служил домом сразу нескольким семьям. В первую очередь, им самим. Покои Эми находились и в западной, и в северной части прямоугольника, объединяемые длинной галереей. Одно крыло дома полностью занимала престарелая вдова Джорджа Оуэна.
Эми, переехавшая в Камнор Плейс, была уже не той юной дамой, которая просила родственника продать шерсть по цене, которую он хотел бы для себя. Ее штат очень вырос, согласно изменению статуса ее мужа. И, поскольку Энтони Форстер был деловым компаньоном Роберта Дадли, Эми была центром небольшого кружка местных дворян. Менее, чем за год, она заказала у портного 14 (!) новых нарядов. Но интереснее всего ее последний заказ, сделанный в самом конце августа. Эми требует, чтобы ее модист изменил покрой воротника одного из платьев «как можно скорее», и спешно доставил бы готовое платье с курьером в Камнор.
Эми в делах со своими нарядами имела прямой бенефит от того, что ее расторопный муж занимался и гардеробом королевы тоже. Не всем, конечно, потому что это не входило в его обязанности, но у него были достаточно хорошие связи во Фландрии и Испании, еще с прежних дней, которые позволяли обеспечивать королеву товаром дефицитным в виду своей необычности. Например, «шелковые штаны», как их тогда называли – прабабушки нынешних леггинсов. Учитывая страсть королевы к спорту и верховой езде (и ее больные почки), такие «штаны» были не роскошью, а почти необходимостью. И Роберт быстро ухватился за новинку, заказывая белье королеве. В заказах он не забывал и о жене.
Забавно, что, одновременно с заказами белья и каких-то особых сорочек для королевы, в том же письме сэр Роберт заказывал во Фландрии пушки и порох. Вот и ответ на то, как сэру Грешему удалось, в свое время, организовать там заемы и закупить оружие вопреки всем запретам официальным властей. Связи всегда были сильнее административной власти.
Мы никогда не узнаем, для чего торопилась получить свое последнее платье Эми Робсар. Явно, что-то должно было произойти, что-то готовилось. Что-то, чего ожидал еще в 1559 году и сам Роберт Дадли: «через год у меня все будет по-другому».
После того, как испанский посол де Квадра присоединился в Виндзоре к Прогрессу, у него состоялся с Сесилем примечательный разговор. Именно тогда государственный секретарь вылил на посла поток сожалений и причитаний по поводу поведения королевы. И жалоб на Дадли с его прихвостнями, которые «собираются убить жену сэра Роберта, и распространяют слухи, что она больна, хотя, напротив, она чувствует себя прекрасно». На следующий день посол встретил королеву, которая была верхом, откуда-то возвращаясь, и нервно бросила послу, что «жена милорда Роберта умерла или почти умерла», и попросила никому об этом не говорить. Хотя, прибыв во дворец, объявила об этом всем придворным.
Посол прибыл в Виндзор 6 сентября. Королева объявила ему о смерти Эми 8 сентября. Выходит, что Сесил знал о том, что Эми умрет, за день до того, как ее нашли мертвой. Во всяком случае, Скидмор делает именно такой вывод. Я не понимаю, почему. По-моему, Сесил просто повторил сплетни, циркулирующие в посольской переписке еще прошлым летом. Именно послы спекулировали, и о том, что Дадли планирует убийство жены, и о том, что у Эми рак груди, что она умирает, и, поэтому, королева не спешит с замужеством. Как только Роберт Дадли станет вдовцом, королева выйдет за него. И вполне очевидно, что спекуляции послов были именно сплетнями, потому что умирающая женщина не мотается по городам и расхлябанным весям Англии, и умирающей жене не посылают седло для верховой езды, модную шляпу и нижние «шелковые штаны» для той же верховой езды.
Что касается причитаний Сесила, то это дело еще более темное, чем сама смерть Эми. Он был царедворцем, пережившим непростые времена правлений Эдуарда и Мэри. Он умел выживать в любых обстоятельствах, и он умел держать язык за зубами. И он не имел никакой причины топить свою госпожу, объявляя ее главному сплетнику Европы женщиной, потерявшей остатки мозгов и достоинство царственной женщины. Выплеск эмоций? Попытка предотвратить опасность католического брака? Но Сесил был горячим сторонником имперского брака…
Уж не рассматривал ли многомудрый государственный секретарь втихую план замены неудобной королевы на более сговорчивого короля? Ведь претенденты были, причем, из твердых протестантов. Не готовил ли он для себя оправдание? Да, шла явная борьба за власть. Но не с Дадли, а с самой королевой, которая твердо решила показать своему государственному секретарю, кто именно в доме хозяин. Что касается Дадли и Сесила, то они всегда были и оставались в оппозиции за влияние на королеву друг к другу, но… Но они прекрасно срабатывались вместе, вот в чем дело. И именно Сесил поспешил к Дадли в самые темные для того дни, чтобы его утешить.
С другой стороны, в 1560 году все были совершенно уверены в том, что замужество Елизаветы – нечто само собой разумеющееся. Похоже, Сесил достаточно долго не знал, что королева и не собиралась никогда замуж. Почти наверняка он искренне подозревал Дадли в планах женитьбы на королеве, и перспектива его справедливо ужасала, потому что лорды не приняли бы Дадли в качестве консорта. Я не уверена, что Сесил смог когда-либо понять, что противостояние ему королевы, которое он постоянно ощущал, не является результатом влияния Дадли «с прихвостнями», а исходит именно от нее, желающей править суверенно. Но они были необходимы друг другу, все трое, и прекрасно об этом знали.
Поэтому поведение Сесила, описанное в рапорте де Квадры, настолько не поддается никакому логическому объяснению. Не мог ли г-н посол просто выдумать весь разговор? Ведь он и в дальнейшем дезинформировал своего короля, принимая желаемое за действительное и подтасовывая информацию под свои умозаключения.
Первой реакцией Роберта на известие о смерти Эми была паника. Внешняя реакция. Потому что о его чувствах никаких свидетельств, разумеется, не осталось. Как выяснилось, Дадли был не так уж иммунен к тому, что о нем говорили. Еще в 1559 году, когда началось его возвышение, он с горечью писал о циркулирующих о нем и королеве сплетнях тем, с кем он считал возможным делиться переживаниями – прелатам-протестантам, которые знали его душу. Епископ Ворчестерский, Эдвин Санди, утешал Роберта: «пусть злые языки болтают». И теперь, когда Эми нашли мертвой, Дадли в отчаянии писал Томасу Бланту о том, что он не сможет защитить себя от злобных наветов, если обстоятельства смерти Эми не будут расследованы основательно и беспристрастно.
@темы: Elisabeth I
-
-
17.07.2011 в 16:59-
-
17.07.2011 в 20:06-
-
19.07.2011 в 08:42пиши сценарий, ну ооочень хочется это увидеть )))
-
-
19.07.2011 в 17:54