Do or die
18 августа 1572 года принцесса Маргарита Валуа стала женой Генриха Наваррского. Вся гугенотская верхушка собралась в Париже. Через пару дней адмирал Колиньи собирался выехать в расположение армии, чтобы, вместе с принцем Оранским, выступить на помощь братьям по вере во Фландрии, втянув этим Францию в полномасштабную войну с Испанией и в гражданскую войну внутри страны. А на фоне этих глобальных событий разыгрывалась человеческая драма.
читать дальшеКороль Шарль, человек, несомненно, благородный, имел одну дурную привычку: подчиняться. Самое неприятное, что он это понимал, и пытался стать самостоятельным правителем. На практике же, влияние королевы-матери просто сменилось влиянием Колиньи, и вот этого король не понял. Колиньи, возможно, и не настраивал своего короля против его семьи, но адмирал и королева-мать имели настолько противоположные представления о том, в какую сторону лежит путь Франции, что королю, выбравшему точку зрения Колиньи, противодействие родичей было как кость в горле – и выплюнуть не получается, и проглотить нельзя.
Королева-мать жаловалась, что сын всегда с ней холоден и резок после бесед с Колиньи. Генрих Анжу позже рассказывал, как зашел в кабинет к брату. Тот не стал с ним даже разговаривать, просто ходил по комнате, поглаживая кинжал. Генрих говорил, что в тот момент практически ожидал, что Шарль на него нападет.
Приняв решение покончить со всеми неприятностями разом, Екатерина Медичи не стала, разумеется, подставляться самолично. Зачем? Все знали, что Гизы ненавидят Колиньи, а сама Екатерина терпеть не могла оба дома. Так что она просто решила создать ситуацию, в которой ее враги вцепятся друг другу в горло. Между Гизами и Колиньи была кровь покойного герцога де Гиза, и Екатерина намекнула вдове, герцогине де Немур, что лично она бы не упустила возможности отомстить убийце мужа, если бы была на месте герцогини.
герцогиня
План был хорош. Если бы Колиньи был убит, король перестал бы смотреть волком на своих, и никакой отправки войск во Фландрию не произошло бы. В Париже протестанты, несомненно, попытались бы отомстить католикам, те бы ответили, несколько сотен горячих голов с обеих сторон погибли бы, и этим бы вся ситуация и разрешилась. Король приказал бы своим подданным успокоиться, улицы отмыли бы от крови, и Франция была бы в безопасности. Как это обычно случается с хорошими планами, и этот не выдержал столкновения с реалиями.
Поскольку дамы сами не могли запачкать свои ручки убийством (печальный пример Марии Стюарт их многому научил), им приходилось поручать решительные действия мужчинам своей семьи. Увы, поколение было уже не там. Благородные де Гизы просто наняли исполнителя, не потрудившись даже проверить послужной список наемника, который вовсе не был блестящим. Мало того, что он только ранил Колиньи, он стрелял из дома, принадлежавшего Гизам, и многие свидетели видели, что он бежал с места преступления на лошади, принадлежавшей герцогу. Не спрашивайте меня, как именно эту лошадь опознали.
Королю доложили о случившемся, когда он играл в теннис с Гизом и Телиньи. Он бросил ракетку, и молча удалился. Наварра и Конде немедленно попросили разрешения покинуть Париж, но Шарль закусил удила, и приказал всем им искать защиты в Лувре. Сам он отправился к Колиньи, который желал с ним переговорить. Королева-мать и Анжу решили сопровождать короля, просто опасаясь выпустить его из вида. Когда они спросили, что сказал Колиньи, Шарль ответил: «Он сказал, что вы двое замешаны в случившемся, и, видит Бог, он сказал правду». Неизвестно, действительно ли король так уж возлюбил адмирала. Но он прекрасно понял, что покушение на Колиньи было ударом по его попыткам вырваться из-под влияния семьи.
На следующий день де Гиз и его дядюшка предложили королю компромисс: они невиновны, но если их присутствие в Париже порождает такое беспокойство, они готовы Париж покинуть. Шарль решил понять этот жест, как признание поражения, и разрешение дал. Лидеры гугенотов были склонны с ним согласиться, и даже промаршировали несколько сотен вооруженных протестантов под окнами резиденции Гизов.
Королева-мать вызвала в Тюильри своих сторонников: герцога де Невера и графа де Реца, которые были членами королевского совета и противниками войны с Испанией. Все они знали, что целью Колиньи и Конде был доступ к неограниченному влиянию на короля, ничего нового в этом не было. Новым было то, что король охотно под это влияние шел. И все они знали, чем это грозило королевской семье и католикам Франции. Надо было что-то делать.
На этот раз Екатерина Медичи взяла все в свои руки. Она направилась к сыну, и драматически заявила, что его жизнь в опасности. В тот самый момент, когда она с ним говорит, шестнадцать сотен гугенотов вооружаются для совершения государственного переворота. Затем она хладнокровно признала, что заказала Колиньи – потому, что один человек вполне может поставить с ног на голову все государство, если он достаточно авторитетен. Свою речь королева-мать закончила лаконично: адмирал должен умереть.
Сказать, что король был потрясен – это ничего не сказать. Шарль был полностью выбит из колеи. А его мать продолжала разворачивать логическую цепочку. Как король, ее сын не имеет права оставить покушение на адмирала без расследования. Поскольку все указывает на Гизов, их будет необходимо допросить. Если будет допрос, они укажут на нее, королеву-мать, и не солгут. Через полтора часа нервы короля сдали. «Если ты хочешь убить адмирала, то убей их всех! Убей всех гугенотов во Франции, и не останется никого, кто обратится ко мне! Смерть Христова! Убей их всех!», - и Шарль убежал из собственного кабинета.
Нет, он вовсе не отдал приказ. Он понял, что его мать уничтожит адмирала в любом случае, не считаясь с мнением сына, и просто вспылил, как подросток. Но Екатерина решила действовать так, словно действительно получила на это мандат, благо, при разговоре было двое свидетелей, она об этом позаботилась.
Но королева-мать вовсе не собиралась устраивать масштабную резню. Речь шла об устранении всего шести человек и адмирала. Екатерина даже запретила Гизам напасть на Наварру и Конде, которых те поставили во главе своего списка. Не потому, что Наварра и Конде были ей симпатичны, а просто потому, что уничтожение Бурбонов слишком усилило бы дом Гизов, а зачем ей это было?
Франсуа де Монпансье взял на себя тех из подлежащих ликвидации, кто находился во Дворце. Гизы направились по душу адмирала Колиньи. Говорят, что именно они слили информацию о том, что король благословил уничтожение гугенотов. Благо, почва уже существовала. Недовольные фавором гугенотов, парижские католики давным-давно образовали своего рода отряды, при помощи которых собирались в будущем проредить ряды врагов, как только Колиньи отправится к своей армии. Им был нужен только приказ, и приказ прозвучал, от имени того, кто его не отдавал. Прелестный пример намеренной дезинтерпретации.
К семи утра все было кончено. Во дворце спаслись немногие. Монтгомери и де Малиньи бежали во Францию, кое-кто укрылся у Маргариты Валуа. Но дело не закончилось дворцовой зачисткой, как планировала королева-мать, заставившая, кстати, своего сына-короля стоять рядом с ней и Генри Анжу у окна, и наблюдать до конца, к каким последствиям привела его «независимая» политика. Королева ошиблась дважды в эту ночь. Ее сын не стал политически мудрее после Варфоломеевской ночи, он просто сломался. И парижане приняли сигнал из дворца слишком всерьез. Очевидцы говорили, что даже дети принимали участие в резне гугенотов. В них словно бес вселился, хотя все они считали, что защищают Бога и Короля.
де Малиньи
Но дело не закончилось только парижскими погромами. Парижский парламент собрался на чрезвычайное заседание, и король был просто вынужден повторить там историю о готовящемся гугенотами перевороте. Этим он, собственно, обязал всех верных Богу и королю присоединиться к уничтожению заговорщиков по всей стране. Гугенотов стали уничтожать повсюду. Сначала – в крупных городах: Бордо, Орлеане, Лионе. Потом – в каждой деревне.
Маленький дворцовый заговор вылился в национальную трагедию, которую он должен был предотвратить – какая мрачная ирония.
Говорят, что Филипп Испанский, узнав о происшедшем, уловил эту иронию сразу, и рассмеялся от души, в первый и последний раз в жизни.
А в Англии ничего еще не знали. Королева была в очередной поездке по стране, дискутируя с французскими посланниками о перспективах замужества и союза. Курьеры из Франции доставили в Кенилворт письма: Елизавете от короля, Дадли от Колиньи, и Сесилу от Монморанси.

читать дальшеКороль Шарль, человек, несомненно, благородный, имел одну дурную привычку: подчиняться. Самое неприятное, что он это понимал, и пытался стать самостоятельным правителем. На практике же, влияние королевы-матери просто сменилось влиянием Колиньи, и вот этого король не понял. Колиньи, возможно, и не настраивал своего короля против его семьи, но адмирал и королева-мать имели настолько противоположные представления о том, в какую сторону лежит путь Франции, что королю, выбравшему точку зрения Колиньи, противодействие родичей было как кость в горле – и выплюнуть не получается, и проглотить нельзя.
Королева-мать жаловалась, что сын всегда с ней холоден и резок после бесед с Колиньи. Генрих Анжу позже рассказывал, как зашел в кабинет к брату. Тот не стал с ним даже разговаривать, просто ходил по комнате, поглаживая кинжал. Генрих говорил, что в тот момент практически ожидал, что Шарль на него нападет.
Приняв решение покончить со всеми неприятностями разом, Екатерина Медичи не стала, разумеется, подставляться самолично. Зачем? Все знали, что Гизы ненавидят Колиньи, а сама Екатерина терпеть не могла оба дома. Так что она просто решила создать ситуацию, в которой ее враги вцепятся друг другу в горло. Между Гизами и Колиньи была кровь покойного герцога де Гиза, и Екатерина намекнула вдове, герцогине де Немур, что лично она бы не упустила возможности отомстить убийце мужа, если бы была на месте герцогини.

План был хорош. Если бы Колиньи был убит, король перестал бы смотреть волком на своих, и никакой отправки войск во Фландрию не произошло бы. В Париже протестанты, несомненно, попытались бы отомстить католикам, те бы ответили, несколько сотен горячих голов с обеих сторон погибли бы, и этим бы вся ситуация и разрешилась. Король приказал бы своим подданным успокоиться, улицы отмыли бы от крови, и Франция была бы в безопасности. Как это обычно случается с хорошими планами, и этот не выдержал столкновения с реалиями.
Поскольку дамы сами не могли запачкать свои ручки убийством (печальный пример Марии Стюарт их многому научил), им приходилось поручать решительные действия мужчинам своей семьи. Увы, поколение было уже не там. Благородные де Гизы просто наняли исполнителя, не потрудившись даже проверить послужной список наемника, который вовсе не был блестящим. Мало того, что он только ранил Колиньи, он стрелял из дома, принадлежавшего Гизам, и многие свидетели видели, что он бежал с места преступления на лошади, принадлежавшей герцогу. Не спрашивайте меня, как именно эту лошадь опознали.
Королю доложили о случившемся, когда он играл в теннис с Гизом и Телиньи. Он бросил ракетку, и молча удалился. Наварра и Конде немедленно попросили разрешения покинуть Париж, но Шарль закусил удила, и приказал всем им искать защиты в Лувре. Сам он отправился к Колиньи, который желал с ним переговорить. Королева-мать и Анжу решили сопровождать короля, просто опасаясь выпустить его из вида. Когда они спросили, что сказал Колиньи, Шарль ответил: «Он сказал, что вы двое замешаны в случившемся, и, видит Бог, он сказал правду». Неизвестно, действительно ли король так уж возлюбил адмирала. Но он прекрасно понял, что покушение на Колиньи было ударом по его попыткам вырваться из-под влияния семьи.

На следующий день де Гиз и его дядюшка предложили королю компромисс: они невиновны, но если их присутствие в Париже порождает такое беспокойство, они готовы Париж покинуть. Шарль решил понять этот жест, как признание поражения, и разрешение дал. Лидеры гугенотов были склонны с ним согласиться, и даже промаршировали несколько сотен вооруженных протестантов под окнами резиденции Гизов.
Королева-мать вызвала в Тюильри своих сторонников: герцога де Невера и графа де Реца, которые были членами королевского совета и противниками войны с Испанией. Все они знали, что целью Колиньи и Конде был доступ к неограниченному влиянию на короля, ничего нового в этом не было. Новым было то, что король охотно под это влияние шел. И все они знали, чем это грозило королевской семье и католикам Франции. Надо было что-то делать.
На этот раз Екатерина Медичи взяла все в свои руки. Она направилась к сыну, и драматически заявила, что его жизнь в опасности. В тот самый момент, когда она с ним говорит, шестнадцать сотен гугенотов вооружаются для совершения государственного переворота. Затем она хладнокровно признала, что заказала Колиньи – потому, что один человек вполне может поставить с ног на голову все государство, если он достаточно авторитетен. Свою речь королева-мать закончила лаконично: адмирал должен умереть.
Сказать, что король был потрясен – это ничего не сказать. Шарль был полностью выбит из колеи. А его мать продолжала разворачивать логическую цепочку. Как король, ее сын не имеет права оставить покушение на адмирала без расследования. Поскольку все указывает на Гизов, их будет необходимо допросить. Если будет допрос, они укажут на нее, королеву-мать, и не солгут. Через полтора часа нервы короля сдали. «Если ты хочешь убить адмирала, то убей их всех! Убей всех гугенотов во Франции, и не останется никого, кто обратится ко мне! Смерть Христова! Убей их всех!», - и Шарль убежал из собственного кабинета.
Нет, он вовсе не отдал приказ. Он понял, что его мать уничтожит адмирала в любом случае, не считаясь с мнением сына, и просто вспылил, как подросток. Но Екатерина решила действовать так, словно действительно получила на это мандат, благо, при разговоре было двое свидетелей, она об этом позаботилась.
Но королева-мать вовсе не собиралась устраивать масштабную резню. Речь шла об устранении всего шести человек и адмирала. Екатерина даже запретила Гизам напасть на Наварру и Конде, которых те поставили во главе своего списка. Не потому, что Наварра и Конде были ей симпатичны, а просто потому, что уничтожение Бурбонов слишком усилило бы дом Гизов, а зачем ей это было?
Франсуа де Монпансье взял на себя тех из подлежащих ликвидации, кто находился во Дворце. Гизы направились по душу адмирала Колиньи. Говорят, что именно они слили информацию о том, что король благословил уничтожение гугенотов. Благо, почва уже существовала. Недовольные фавором гугенотов, парижские католики давным-давно образовали своего рода отряды, при помощи которых собирались в будущем проредить ряды врагов, как только Колиньи отправится к своей армии. Им был нужен только приказ, и приказ прозвучал, от имени того, кто его не отдавал. Прелестный пример намеренной дезинтерпретации.

К семи утра все было кончено. Во дворце спаслись немногие. Монтгомери и де Малиньи бежали во Францию, кое-кто укрылся у Маргариты Валуа. Но дело не закончилось дворцовой зачисткой, как планировала королева-мать, заставившая, кстати, своего сына-короля стоять рядом с ней и Генри Анжу у окна, и наблюдать до конца, к каким последствиям привела его «независимая» политика. Королева ошиблась дважды в эту ночь. Ее сын не стал политически мудрее после Варфоломеевской ночи, он просто сломался. И парижане приняли сигнал из дворца слишком всерьез. Очевидцы говорили, что даже дети принимали участие в резне гугенотов. В них словно бес вселился, хотя все они считали, что защищают Бога и Короля.

Но дело не закончилось только парижскими погромами. Парижский парламент собрался на чрезвычайное заседание, и король был просто вынужден повторить там историю о готовящемся гугенотами перевороте. Этим он, собственно, обязал всех верных Богу и королю присоединиться к уничтожению заговорщиков по всей стране. Гугенотов стали уничтожать повсюду. Сначала – в крупных городах: Бордо, Орлеане, Лионе. Потом – в каждой деревне.
Маленький дворцовый заговор вылился в национальную трагедию, которую он должен был предотвратить – какая мрачная ирония.

Говорят, что Филипп Испанский, узнав о происшедшем, уловил эту иронию сразу, и рассмеялся от души, в первый и последний раз в жизни.
А в Англии ничего еще не знали. Королева была в очередной поездке по стране, дискутируя с французскими посланниками о перспективах замужества и союза. Курьеры из Франции доставили в Кенилворт письма: Елизавете от короля, Дадли от Колиньи, и Сесилу от Монморанси.
@темы: Elisabeth I
дровишкитакая версия событий?ия, например, не сразу сообразила, что за король Шарль)))
Интересная версия событий. Правда, я не думаю, что королева не предусмотрела такого варианта. В конце концов, она же знала, с какой скоростью разносятся слухи. Хотела бы убить только шестерых - устроила бы всё гораздо тише.
ещё бы после этого он не сломался
Sigehira, а как его еще величать? Я бы Чарльзом назвала, но он Чарли не был, как не был и Карлом. Шарль. Дровишки из исторических исследований, конечно, меня там не было. А что, разве сильно от официальной версии отличается? Ну, другой вопрос, как развитие событий трактовать, и на каких именно расставлять акценты. Фроде, конечно, кроет Екатерину с Елизаветой. Хатчинсон - парижан. Мне лично кажется, что виноваты и Шарль, и Гизы. Шарль - за половинчатость, Гизы - за безразличие к чужим жизням. Они же рвались к власти. Религия была для них только оружием.
сломленный король - плохой правитель. Мне жаль королеву-мать в её ошибке
в официальной российской историографии его кличут Карлом. И таки да, версия, которую нам читали на лекциях выглядела вроде менее авантюрно и кулуарно.
Если вас не затруднит, можно список работ, которыми вы пользовались? Я не спец по этому периоду, поинтересуюсь у знакомых
Askramandora, ну передергивает меня от имени Карл, что тут сделаешь? Для меня Карл - это чисто немецкое имя, и никак я его не могу приспособить к испанцам или французам. Да, Чарльз - не лучше, знаю, но мне милее.
Нари, а кого обвиняют? Гизов? Герцогиню?
Sigehira, самые доступные из классиков - это Фроде и Элтон. Вообще, у меня где-то под тегом "Тюдоры" должен болтаться список историков, которых рекомендует Дэвид Старки, отдельной записью. Он тоже довольно авторитетен в теме Тюдоров. А по Франции читать надо, конечно, французов, им виднее, но французского я не знаю.
Гизов и испанцев. Это надо мои книжки поднимать - я помню, где про это написано, но конкретно что написано, уже подзабыла.
Через Гизов, которые были на довольствии у Филиппа.
кстати, аналогично
есть мнение, что
иезуитыкатолические проповедники весьма активно настраивали народ против протестантов, чему способствовал внезапне расцветший шиповник на кладбище невинноубиенных младенцев.опять же есть мнение, что король и королева-мать не при делах совсем, но им было выгоднее заявить о своём участии в этой резне, чем признать, что ситуация вышла из-под контроля
потому что в официальной российской историографии на немецкий лад называют почти всех европейских королей. Повезло современным разве что.
Французы-я ссылаюсь прежде всего на Мишле(что поделать,эти посты я читаю как бы с французской стороны,ибо французскую историю знаю лучше,чем английскую,и знаю, с каким уважением к Мишле относятся во Франции-он для них вроде,как для нас Карамзин)))Так вот,историк называет в этой истории Шарля Девятого самой трагической фигурой,а виновниками Варфоломеевской ночи-однозначно Екатерину и Гизов.
ну не немецкие - латинские, но в общем-то да. Хотя имхо в этом единообразии есть положительные моменты.
Irina*,
ну что Гизы при делах, вряд ли стоит сомневаться, а вот с Екатериной вопрос сложный. Слишком много сил было приложено, чтобы достичь этого перемирия и свадьбы Генриха Наваррского (а почему Генриха, а не Анри?), слишком опасно создавать такую ситуацию в столице. И если Мишле - аналог Карамзина, то верить ему следует осторожно.
Две враждующих религии в одном государстве в те времена - это раскол и гражданская война. Т.е., ещё больше крови, учитывая нравы и фанатизм протестантов. Это не к тому, что католики лучше, просто они уже стабилизировались в развитии, а протестанты только завоевывали власть. Всё, в конце концов, упирается во власть. В России ни протестанты, ни мусульмане, ни ещё какие религии на власть не покушались, вот и жили себе спокойненько.
Мишле - человек, а человеки субъективны. Мне всегда становится не по себе, когда кого-то рисуют злыднем, объясняя это национальной принадлежностью. Сразу вспоминается Екатерина Великая, которая для многих историков так и осталась "царицей-немкой".
Шарль, конечно, фигура трагическая, но свою трагедь он сам себе нагреб на голову. Хочешь править самостоятельно - будь мудр. Не можешь - не лезь в игры взрослых, потому что тебя просто будут использовать. Короля, к сожалению, нельзя оценивать только по личным качествам.