Do or die
читать дальше
читать дальшеРешила написать побольше о том, как именно в Хельсинки проводят реабилитацию людей с психическими расстройствами. Материала у меня мало. Финны вообще неохотно выкладывают свои профессиональные наработки в сеть, гораздо чаще – в профессиональные журналы. Те, кто специализируются на работе с пациентами, страдающими от психических расстройств и алкоголизма, имеют лучшую информацию, но моя-то специализация – лечение и уход, так что психологию нам дают в общих чертах.
Начну с конкретного примера. Мальчишка-подросток закончил общеобразовательную школу и перешел в лицей. И началось. Сначала – полная бессонница на трое суток, потом 32 часа непрерывного сна, и из этого состояния парень так и не вышел. В лицей не пошел. Дома, как водится, никто неладного не заподозрил, и парня начали отчитывать, стыдить, ругать, обзывать безответственным лентяем и никчемностью, из лицея пошли грозные письма об отчислении. Самое интересное, что родителей не насторожило, что мальчишка не скрывает, что он не ходит в лицей, не балуется ни алкоголем, ни наркотиками, а действительно просто почти все время спит.
Ситуацию понял только социальный работник, которого вызвали из лицея. Все-таки, здесь у соцработников высшее профессиональное, 4 года политеха за плечами. В общем, он немедленно позвонил участковому психиатру, и к парню отправили двоих медиков, занимающихся такими проблемами. Работа проводится на дому, и работают со всей семьей, потому что к тому моменту, как в проблемную ситуацию подключаются посторонние, отношения в семье обычно уже на грани полного разрыва.В случае данного парня, понадобилось восемь сессий, хотя обычно хватает пяти. Начали с химии, с мелатонина. Потом начали разговаривать. По словам паренька, его случай был довольно типичным для нашего времени отказом вступать во взрослую жизнь. Потому что у финнов лицеист – уже не ребенок, и требуют с него круто. И программа напряженная, и каждый должен сам составить себе программу обучения, и нечто типа ЭГЭ, и решать надо, как жить дальше, куда учиться, на какие средства и пр. Страшная нагрузка, приходящаяся на физически и психически уязвимый момент переходного возраста, когда гормоны идут вразнос и тащат за собой весь организм, а в мозге бушуют такие же электрические бури, как в мозге шизофреника. Многие не справляются, и пытаются инстинктивно вывести себя из игры. Поскольку организм очень чутко отвечает на крик о помощи своего хозяина, он дает такую возможность. На свой лад.
Поэтому медики (уровень фельдшера, обычно) сначала вправляют мозги, грубо выражаясь, а потом начинают работать уже с сознанием и его носителем. Обычно успешно. Беда в том, что специалистов не хватает, и причин для этого много. Отчасти, их просто мало числом. Здесь очень регулируют число выпускников, поскольку не хотят перенасытить рынки рабочей силы. Очень жесткий отбор абитуриентов по профпригодности. И, главное, деньги. Потому что область психического здоровья входит в число муниципальных услуг здравоохранения, которые надо оказывать бесплатно. Вернее, за малые деньги, потому что и в Финляндии услуги муниципальной медицины не бесплатны. То есть, на бюджетные деньги, которых вечно не хватает.
А число нуждающихся в помощи растет лавинообразно. Потому что жизнь становится все более непредсказуемой и требовательной, и, по-моему (и по мнению многих грамотных специалистов), грузить требованиями начинают слишком рано, когда личность и психика человека не готовы еще оперировать с диссонансами теории и практики, и реалиями постоянно меняющихся переменных. Ведь мы живем в довольно шизофреничном мире, чего там. Здесь и взрослые часто не выдерживают, а уж дети…
Теперь о реабилитационных программах для тех, у кого серьезные психические заболевания. Некоторые счастливчики, попавшие в эти программы, часто живут на территории больниц в обычных домах, семьями, если семья есть. Смысл в том, что жизнь человека должна продолжаться более или менее обычной, несмотря на болезнь. Насколько это возможно, конечно, потому что иногда «выправить мозги» просто не получается, ни лекарствами, ни терапиями, ни даже электрическим воздействием на мозг (его еще применяют, потому что для некоторых пациентов это единственный способ восстановления связей между участками мозга).
Плюс таких программ в том, что семью и больного курирует постоянный персонал, с которым устанавливаются отношения доверия, который знает своих пациентов и может заметить даже мелкие изменения, которые новый врач/медсестра просто не увидят. Далее, кураторы помогают подопечным разобраться в джунглях бюрократии, а это немало.
В Финляндии любое ЧП в жизни, то есть отклонение от оси «работа – дом», порождает необходимость сбора массы свидетельств и справок, заполнения массы бланков, чтобы не потерять все, что имел, и не оказаться со своими проблемами просто за бортом жизни, на улице. Некоторые оказываются. Система неумолима, а мы все здесь живем в долг. Потерял возможность платить – начался эффект домино. В лабиринтах бюрократии трудно и здоровому человеку разобраться, а уж больному…
Еще один плюс – круглосуточная и немедленная помощь. В условиях полного амбулаторного существования над больным постоянно висит дамоклов меч неуверенности, зачастую безнадежности. Очереди к участковому врачу-терапевту, который выдает направления к специалистам, растягиваются на 3-4 недели, а к специалисту на месяцы. Очень страшно, что приступ может начаться ночью, а рядом никого, кто мог бы отвезти в дежурное отделение. А вот если человек попал в реабилитационную программу, то помощь придет в считанные минуты. Один медбрат, например, терпеливо сидел всю ночь у больного, который вошел в состояние психоза. Всю ночь один периодически вскакивал с криком, что у него что-то страшное под кроватью, а другой заглядывал под кровать и отвечал, что он там ничего не видит, и вообще он рядом, бояться не надо. Часть ночи и за руку держал.
Целью таких программ является возвращение человека в общество и семью, а методом то, что называется чудовищным словом «эдукализация» (edicalisation), в противовес медикализации. Не секрет, что психические болезни часто сопровождаются отказом от лекарств. Во-первых, лекарства, которые применяют для облегчения шизофрении или депрессии, имеют чудовищные побочные эффекты. Во вторых, и в сумеречном состоянии человеку свойственно обвинять в своем состоянии кого-то. Обычно медиков. Я посмотрела дискуссии тех, кто лечился в психиатрических больницах или амбулаторно, в финском интернете. Очень поучительно. Эти люди верят, что их намеренно дурманят таблетками, что врачей легко ввести в заблуждение, отвечая им на вопросы то, что они хотят услышать. То есть, участники дискуссии совершенно отметают ту основную мысль, которая лежит в основе психического здоровья: каждый в ответе сам за себя.
Для семьи психическое заболевание одного из своих – страшное испытание, и не все его выдерживают, даже если хотят выдержать. Изменившийся человек, недавно еще родной и близкий, вызывает страх, часто и стыд. Проблему зачастую вообще пытаются не замечать, или реагируют на ненормальное поведение вспышками агрессии, криком и скандалом. Да у нас здесь, на дайри, часто дискутируют о депрессиях. Советуют, как можно взять себя в руки. На какой-то степени депрессии это действительно возможно, если только депрессия не является симптомом более глубоких изменений связей в мозге. Такая легкая депрессия не должна, по сути, даже называться депрессией. Клиническая депрессия – это то, что может привести к ситуации, когда человек полностью себя отключает, даже ходит под себя, не в состоянии сделать несколько шагов до туалета. Как на такое реагируют близкие, в комментариях не нуждается.
В общем, если человек в реабилитационной программе со всей семьей, то люди живут своей обычной жизнью. Ходят на работу, смотрят телевизор, готовят обеды и пр. И на каждом шагу возникают проблемы, решать которые поначалу вызывается специалист-куратор. Одновременно идут разные терапии, подбирается индивидуальный набор лекарств, максимально подходящий данному человеку. Постепенно, через разъяснения происходящего, через разбор причин сбоев и конфликтов, управление собственной жизнью все больше и больше передается самому человеку.
В идеале, через полгода или год человек и его семья смогут перейти на автономный режим. На практике… У кого как. Часто заболевший переезжает жить отдельно, но близкие хотя бы в состоянии сохранить с ним какой-то человеческий контакт. Часто возникает физическая зависимость от лекарств и психологическая зависимость от медиков. Заболевший совершенно не хочет возвращаться в жестокий мир, предпочитая изолированный мирок полустационара. А это - одиночество и постоянная угроза рецедива на почве одиночества. Сложно, одним словом. Кому-то удается использовать передышку и профессиональную помощь для того, чтобы привести самому свою жизнь к знаменателю и создать новые системы координат.
Обычный медперсонал имеет дело, как правило, именно с теми, кому помочь не удалось. Мы не видим тех, кого психиатрическая помощь вытащила, поэтому склонны недооценивать успехи системы.
Знаете, что удивляет, когда видишь студентов, выбравших специализацией психиатрический уход? Многие из них несут отпечаток пережитого. Видно, что сами прошли через жизненную мясорубку, но собрали себя заново. Я не уверена, что это – хороший отправной пункт для помощи в чужих проблемах, но это явно лучше, чем слепой идеализм и чистая эмпатия. Идеалисты на такой работе долго не продержатся, и у эмпатии должны быть рамки циничного понимания вывертов, на которые способна психика. Кстати, насколько психиатрия увлекательна в теории, настолько она изматывает на практике. Огромное счастье видеть, когда человек, еще недавно бредивший наяву, становится вменяемым, способным оценить ситуацию, рассказать, что его ввело в психоз. Но многие так и остаются в своем странном и пугающем их мире, и ничего тут не поделаешь.
читать дальшеРешила написать побольше о том, как именно в Хельсинки проводят реабилитацию людей с психическими расстройствами. Материала у меня мало. Финны вообще неохотно выкладывают свои профессиональные наработки в сеть, гораздо чаще – в профессиональные журналы. Те, кто специализируются на работе с пациентами, страдающими от психических расстройств и алкоголизма, имеют лучшую информацию, но моя-то специализация – лечение и уход, так что психологию нам дают в общих чертах.
Начну с конкретного примера. Мальчишка-подросток закончил общеобразовательную школу и перешел в лицей. И началось. Сначала – полная бессонница на трое суток, потом 32 часа непрерывного сна, и из этого состояния парень так и не вышел. В лицей не пошел. Дома, как водится, никто неладного не заподозрил, и парня начали отчитывать, стыдить, ругать, обзывать безответственным лентяем и никчемностью, из лицея пошли грозные письма об отчислении. Самое интересное, что родителей не насторожило, что мальчишка не скрывает, что он не ходит в лицей, не балуется ни алкоголем, ни наркотиками, а действительно просто почти все время спит.
Ситуацию понял только социальный работник, которого вызвали из лицея. Все-таки, здесь у соцработников высшее профессиональное, 4 года политеха за плечами. В общем, он немедленно позвонил участковому психиатру, и к парню отправили двоих медиков, занимающихся такими проблемами. Работа проводится на дому, и работают со всей семьей, потому что к тому моменту, как в проблемную ситуацию подключаются посторонние, отношения в семье обычно уже на грани полного разрыва.В случае данного парня, понадобилось восемь сессий, хотя обычно хватает пяти. Начали с химии, с мелатонина. Потом начали разговаривать. По словам паренька, его случай был довольно типичным для нашего времени отказом вступать во взрослую жизнь. Потому что у финнов лицеист – уже не ребенок, и требуют с него круто. И программа напряженная, и каждый должен сам составить себе программу обучения, и нечто типа ЭГЭ, и решать надо, как жить дальше, куда учиться, на какие средства и пр. Страшная нагрузка, приходящаяся на физически и психически уязвимый момент переходного возраста, когда гормоны идут вразнос и тащат за собой весь организм, а в мозге бушуют такие же электрические бури, как в мозге шизофреника. Многие не справляются, и пытаются инстинктивно вывести себя из игры. Поскольку организм очень чутко отвечает на крик о помощи своего хозяина, он дает такую возможность. На свой лад.
Поэтому медики (уровень фельдшера, обычно) сначала вправляют мозги, грубо выражаясь, а потом начинают работать уже с сознанием и его носителем. Обычно успешно. Беда в том, что специалистов не хватает, и причин для этого много. Отчасти, их просто мало числом. Здесь очень регулируют число выпускников, поскольку не хотят перенасытить рынки рабочей силы. Очень жесткий отбор абитуриентов по профпригодности. И, главное, деньги. Потому что область психического здоровья входит в число муниципальных услуг здравоохранения, которые надо оказывать бесплатно. Вернее, за малые деньги, потому что и в Финляндии услуги муниципальной медицины не бесплатны. То есть, на бюджетные деньги, которых вечно не хватает.
А число нуждающихся в помощи растет лавинообразно. Потому что жизнь становится все более непредсказуемой и требовательной, и, по-моему (и по мнению многих грамотных специалистов), грузить требованиями начинают слишком рано, когда личность и психика человека не готовы еще оперировать с диссонансами теории и практики, и реалиями постоянно меняющихся переменных. Ведь мы живем в довольно шизофреничном мире, чего там. Здесь и взрослые часто не выдерживают, а уж дети…
Теперь о реабилитационных программах для тех, у кого серьезные психические заболевания. Некоторые счастливчики, попавшие в эти программы, часто живут на территории больниц в обычных домах, семьями, если семья есть. Смысл в том, что жизнь человека должна продолжаться более или менее обычной, несмотря на болезнь. Насколько это возможно, конечно, потому что иногда «выправить мозги» просто не получается, ни лекарствами, ни терапиями, ни даже электрическим воздействием на мозг (его еще применяют, потому что для некоторых пациентов это единственный способ восстановления связей между участками мозга).
Плюс таких программ в том, что семью и больного курирует постоянный персонал, с которым устанавливаются отношения доверия, который знает своих пациентов и может заметить даже мелкие изменения, которые новый врач/медсестра просто не увидят. Далее, кураторы помогают подопечным разобраться в джунглях бюрократии, а это немало.
В Финляндии любое ЧП в жизни, то есть отклонение от оси «работа – дом», порождает необходимость сбора массы свидетельств и справок, заполнения массы бланков, чтобы не потерять все, что имел, и не оказаться со своими проблемами просто за бортом жизни, на улице. Некоторые оказываются. Система неумолима, а мы все здесь живем в долг. Потерял возможность платить – начался эффект домино. В лабиринтах бюрократии трудно и здоровому человеку разобраться, а уж больному…
Еще один плюс – круглосуточная и немедленная помощь. В условиях полного амбулаторного существования над больным постоянно висит дамоклов меч неуверенности, зачастую безнадежности. Очереди к участковому врачу-терапевту, который выдает направления к специалистам, растягиваются на 3-4 недели, а к специалисту на месяцы. Очень страшно, что приступ может начаться ночью, а рядом никого, кто мог бы отвезти в дежурное отделение. А вот если человек попал в реабилитационную программу, то помощь придет в считанные минуты. Один медбрат, например, терпеливо сидел всю ночь у больного, который вошел в состояние психоза. Всю ночь один периодически вскакивал с криком, что у него что-то страшное под кроватью, а другой заглядывал под кровать и отвечал, что он там ничего не видит, и вообще он рядом, бояться не надо. Часть ночи и за руку держал.
Целью таких программ является возвращение человека в общество и семью, а методом то, что называется чудовищным словом «эдукализация» (edicalisation), в противовес медикализации. Не секрет, что психические болезни часто сопровождаются отказом от лекарств. Во-первых, лекарства, которые применяют для облегчения шизофрении или депрессии, имеют чудовищные побочные эффекты. Во вторых, и в сумеречном состоянии человеку свойственно обвинять в своем состоянии кого-то. Обычно медиков. Я посмотрела дискуссии тех, кто лечился в психиатрических больницах или амбулаторно, в финском интернете. Очень поучительно. Эти люди верят, что их намеренно дурманят таблетками, что врачей легко ввести в заблуждение, отвечая им на вопросы то, что они хотят услышать. То есть, участники дискуссии совершенно отметают ту основную мысль, которая лежит в основе психического здоровья: каждый в ответе сам за себя.
Для семьи психическое заболевание одного из своих – страшное испытание, и не все его выдерживают, даже если хотят выдержать. Изменившийся человек, недавно еще родной и близкий, вызывает страх, часто и стыд. Проблему зачастую вообще пытаются не замечать, или реагируют на ненормальное поведение вспышками агрессии, криком и скандалом. Да у нас здесь, на дайри, часто дискутируют о депрессиях. Советуют, как можно взять себя в руки. На какой-то степени депрессии это действительно возможно, если только депрессия не является симптомом более глубоких изменений связей в мозге. Такая легкая депрессия не должна, по сути, даже называться депрессией. Клиническая депрессия – это то, что может привести к ситуации, когда человек полностью себя отключает, даже ходит под себя, не в состоянии сделать несколько шагов до туалета. Как на такое реагируют близкие, в комментариях не нуждается.
В общем, если человек в реабилитационной программе со всей семьей, то люди живут своей обычной жизнью. Ходят на работу, смотрят телевизор, готовят обеды и пр. И на каждом шагу возникают проблемы, решать которые поначалу вызывается специалист-куратор. Одновременно идут разные терапии, подбирается индивидуальный набор лекарств, максимально подходящий данному человеку. Постепенно, через разъяснения происходящего, через разбор причин сбоев и конфликтов, управление собственной жизнью все больше и больше передается самому человеку.
В идеале, через полгода или год человек и его семья смогут перейти на автономный режим. На практике… У кого как. Часто заболевший переезжает жить отдельно, но близкие хотя бы в состоянии сохранить с ним какой-то человеческий контакт. Часто возникает физическая зависимость от лекарств и психологическая зависимость от медиков. Заболевший совершенно не хочет возвращаться в жестокий мир, предпочитая изолированный мирок полустационара. А это - одиночество и постоянная угроза рецедива на почве одиночества. Сложно, одним словом. Кому-то удается использовать передышку и профессиональную помощь для того, чтобы привести самому свою жизнь к знаменателю и создать новые системы координат.
Обычный медперсонал имеет дело, как правило, именно с теми, кому помочь не удалось. Мы не видим тех, кого психиатрическая помощь вытащила, поэтому склонны недооценивать успехи системы.
Знаете, что удивляет, когда видишь студентов, выбравших специализацией психиатрический уход? Многие из них несут отпечаток пережитого. Видно, что сами прошли через жизненную мясорубку, но собрали себя заново. Я не уверена, что это – хороший отправной пункт для помощи в чужих проблемах, но это явно лучше, чем слепой идеализм и чистая эмпатия. Идеалисты на такой работе долго не продержатся, и у эмпатии должны быть рамки циничного понимания вывертов, на которые способна психика. Кстати, насколько психиатрия увлекательна в теории, настолько она изматывает на практике. Огромное счастье видеть, когда человек, еще недавно бредивший наяву, становится вменяемым, способным оценить ситуацию, рассказать, что его ввело в психоз. Но многие так и остаются в своем странном и пугающем их мире, и ничего тут не поделаешь.
@темы: истории о медицине
-
-
19.02.2012 в 06:16Честно, остается только ППКС поставить под этими словами.
-
-
19.02.2012 в 11:30-
-
19.02.2012 в 11:50-
-
19.02.2012 в 12:01-
-
19.02.2012 в 12:12-
-
19.02.2012 в 14:15-
-
19.02.2012 в 14:52