Do or die
В принципе, мир с Испанией вполне был возможен. Филипп, во всяком случае, был готов на довольно значительные уступки в пользу Англии. Проблема была в позиции Ватикана. Папа Сикст V просто потребовал от Филиппа, христианина и католика, принять всерьез эдикт об отлучении Елизаветы Английской от церкви. «Нашей целью будет восстановить католическую религию и поместить шотландскую королеву на трон Англии», - рапортовал посол испанцев в Ватикане своему королю. У Филиппа, тем не менее, было условие: Джеймс ни в коем случае не должен рассматриваться наследником своей матери на этом троне.
Джеймс в далеком будущем
читать дальшеА Марии было уже 42 года. Сикст согласился, что если Джеймс не вернется в католичество, Марию всегда будет можно выдать замуж за «английского джентльмена-католика», к которому и перейдет власть после ее смерти. В общем, вернулись к тому, с чего начали, подобию плана брака Марии с Норфолком, за который тот заплатил жизнью. Даже проблема оставалась все той же: как выбрать этого джентльмена-католика, если возвышение одного аристократа до уровня короля вызовет непременный бунт других? Папа, впрочем, от проблемы отмахнулся, сославшись на то, что он полностью доверяет в данном вопросе отцу Аллену, а тот наверняка что-то придумает.
отец Аллен
Посол Филиппа намекнул папе, что завоевание Англии – дело дорогое, и король ожидает, что Ватикан вложится в это предприятие двумя миллионами крон. Папа даже не поморщился. Что такое два миллиона по сравнению с тем, что он выжмет из Англии, вернув ее под крыло католический церкви и своей власти! Впрочем, папа Сикст обожал деньги так же страстно, как Елизавета, и даже политика финансовых переговоров у них была похожей. Сикст согласился на два миллиона, а потом начался торг. Двести тысяч сразу, триста – когда армия Филиппа высадится в Англии, столько же через полгода, а потом по двести тысяч ежегодно, столько лет, сколько будет продолжаться война.
Сикст V
Посол короля ответил, что самое меньшее, на что его хозяин может согласиться – это полтора миллиона. Сразу.
Торговались они, пока в Рим не прибыл Аллен. Надо сказать, что Аллен в тот момент как раз ожидал, что испанцы выдвинут его в кардиналы, так что он был вполне готов поддержать запрос Филиппа. Но, зная Сикста, собирался пообещать ему, что когда желанный порядок вещей будет восстановлен, английские католики вернут Его Святейшеству каждую потраченную крону.
Проблемой оставалось то, что папа боялся обмана. Вот возьмет Филипп его деньги, и не сделает ничего. А ведь его прямая обязанность, как католического принца, идти туда, куда ему укажет Святой Престол. Из чувства христианского долга, не за деньги. Филипп, со своей стороны, был полон решимости донести до папы простую истину: ЕМУ война с Англией не нужна. Он может договориться и мирным путем. Если он потащится на далекий остров со своей армией, то только ради интересов Рима. То есть, практически наемником. А наемникам платят.
И, разумеется, оставалась извечная проблема: Франция. Кардинал Эсте отрезал, что они во Франции вольны сами наказывать своих еретиков, но это не значит, что французы позволят испанцам завоевывать английских еретиков. Гиз заявил, что не поддержит инвазию, если сам не будет в ней участвовать. А как, скажите, заставить Гизе проглотить новость, что его родич, Джемс Шотландский, не рассматривается наследником английской короны по требованию Филиппа Испанского? Вообще, можно ли возложить на Филиппа исключительное право выбирать правителя Англии по собственному вкусу? Честно говоря, Сикст, видя себя отцом всего христианского мира, не очень-то хотел поддерживать авторитет и власть Испании собственными миллионами.
На другой стороне этой оси власти была Елизавета, которая тоже не хотела платить. Гугеноты хотели ее денег, провинции Фландрии хотели ее денег, Джеймс постоянно пытался что-то выкрутить из ее сундуков… А зачем ей было платить? Ей было 52 года, и она вполне могла, продолжая свой прежний политический курс, дожить без проблем до конца своих дней. Проблемы, конечно, рухнут на головы следующего поколения, но ей-то что до этого? К тому же, мало ли что может произойти до того момента. Как говорится в притче, «или ишак сдохнет, или падишах помрет».
Но вот ведь в чем дело: провинции не зря хотели к себе Лейчестера. Сэр Роберт был человеком серьезным и принципиальным, что бы о нем потом ни говорили. И решительным. Он хладнокровно и последовательно сделал именно то, что ему было категорически запрещено делать: взял на себя управление провинциями, принес клятву штатам, и разом прекратил милую сердцу его королевы анархию. Возможно, Елизавета чего-то в этом роде от своего старинного друга и ожидала, поэтому окружила его целой сетью своих людей, в задачи которых входило сдерживать деятельную натуру сэра Роберта. Ничего не помогло. Она была в совершенном бешенстве, а тут еще дома Уолсингем и Сесил твердо заявили, что Лейчестер действует совершенно правильно.
Когда посол Англии в провинциях прибыл с новостями в Лондон, королева уже все знала по собственным каналам, и встретила его потоком отборнейшей брани. Но Дэвисон, невозмутимо дождавшись, когда королева остановится, чтобы перевести дыхание, спокойно заметил, что провинции не имели вообще никакого управления со времен смерти принца Оранского, и так продолжаться не может. Поэтому провинциями сейчас управляет Лейчестер. А она, между прочим, посылала его с кое-какими своими обещаниями. И это она послала с Норрисом армию без денег и снаряжения, это ее люди гибли от голода и болезней, пока не появился сэр Роберт. Елизавета пригрозила, что может и отобрать у сэра Роберта титул. Дэвисон возразил, что король Филипп, представьте, способен оценить человека отдельно от титула. Королева ответила ему так, что посол попросил отставку для того, чтобы провести остаток своих дней в молитвах за ее душу. И ушел.
Елизавета послал в Нидерланы своего человека. Непонятно, правда, с какими инструкциями. То ли с громом сместить Лейчестера с его поста по приказу королевы, то ли вразумить его. Ведь одновременно с отправкой войск в Нидерланды, она вела переговоры с герцогом Пармским, в полной секретности. Которая, увы, дала утечку и, скорее всего, не случайно дала. Амбруаз Дадли писал брату, что Елизавета пребывает в такой ярости, что ему разумнее удалиться на край света, но не возвращаться в Англию. И, конечно, в руках Елизаветы были деньги. Ее брань и приступы ярости были чисто эмоциональными выбросами. На самом деле, ей просто достаточно было не отправить во Фландрию ни пенса, и все усилия Лейчестера закончились бы ничем сами по себе.
Но… Елизавете этого было бы мало. Она правда в тот момент была раздираема не самыми благородными чувствами. В общем, ее посланец, лорд Томас Хенеаж, на публичном приеме зачитал Лечестеру и штатам письмо королевы: Елизавета просила штаты найти возможность освободить графа от его обязанностей, или же она его немедленно отзовет своей властью суверена. И она продолжала сидеть на своих сундуках, пока ее солдаты голодали во Фландрии.
Сесил пригрозил ей своей отставкой, она рявкнула, что он – просто инструмент в ее руках, и она отставит его тогда, когда сочтет нужным. Любопытно, что даже сэр Хенеаж, увидев своими глазами ситуацию в провинциях, тоже вышел за рамки инструкций, которые Елизавета ему дала. Он поклялся штатам (которые уже знали о переговорах королевы с герцогом Пармским, спасибо Уолсингему), что их интересы в мирном договоре будут соблюдены.
Теперь Елизавета была зла уже и на Хенеажа. И сетовала на него… в письмах к Лейчестеру. Да, они и в момент такой драматической ссоры продолжали переписываться.

читать дальшеА Марии было уже 42 года. Сикст согласился, что если Джеймс не вернется в католичество, Марию всегда будет можно выдать замуж за «английского джентльмена-католика», к которому и перейдет власть после ее смерти. В общем, вернулись к тому, с чего начали, подобию плана брака Марии с Норфолком, за который тот заплатил жизнью. Даже проблема оставалась все той же: как выбрать этого джентльмена-католика, если возвышение одного аристократа до уровня короля вызовет непременный бунт других? Папа, впрочем, от проблемы отмахнулся, сославшись на то, что он полностью доверяет в данном вопросе отцу Аллену, а тот наверняка что-то придумает.

Посол Филиппа намекнул папе, что завоевание Англии – дело дорогое, и король ожидает, что Ватикан вложится в это предприятие двумя миллионами крон. Папа даже не поморщился. Что такое два миллиона по сравнению с тем, что он выжмет из Англии, вернув ее под крыло католический церкви и своей власти! Впрочем, папа Сикст обожал деньги так же страстно, как Елизавета, и даже политика финансовых переговоров у них была похожей. Сикст согласился на два миллиона, а потом начался торг. Двести тысяч сразу, триста – когда армия Филиппа высадится в Англии, столько же через полгода, а потом по двести тысяч ежегодно, столько лет, сколько будет продолжаться война.

Посол короля ответил, что самое меньшее, на что его хозяин может согласиться – это полтора миллиона. Сразу.
Торговались они, пока в Рим не прибыл Аллен. Надо сказать, что Аллен в тот момент как раз ожидал, что испанцы выдвинут его в кардиналы, так что он был вполне готов поддержать запрос Филиппа. Но, зная Сикста, собирался пообещать ему, что когда желанный порядок вещей будет восстановлен, английские католики вернут Его Святейшеству каждую потраченную крону.
Проблемой оставалось то, что папа боялся обмана. Вот возьмет Филипп его деньги, и не сделает ничего. А ведь его прямая обязанность, как католического принца, идти туда, куда ему укажет Святой Престол. Из чувства христианского долга, не за деньги. Филипп, со своей стороны, был полон решимости донести до папы простую истину: ЕМУ война с Англией не нужна. Он может договориться и мирным путем. Если он потащится на далекий остров со своей армией, то только ради интересов Рима. То есть, практически наемником. А наемникам платят.
И, разумеется, оставалась извечная проблема: Франция. Кардинал Эсте отрезал, что они во Франции вольны сами наказывать своих еретиков, но это не значит, что французы позволят испанцам завоевывать английских еретиков. Гиз заявил, что не поддержит инвазию, если сам не будет в ней участвовать. А как, скажите, заставить Гизе проглотить новость, что его родич, Джемс Шотландский, не рассматривается наследником английской короны по требованию Филиппа Испанского? Вообще, можно ли возложить на Филиппа исключительное право выбирать правителя Англии по собственному вкусу? Честно говоря, Сикст, видя себя отцом всего христианского мира, не очень-то хотел поддерживать авторитет и власть Испании собственными миллионами.
На другой стороне этой оси власти была Елизавета, которая тоже не хотела платить. Гугеноты хотели ее денег, провинции Фландрии хотели ее денег, Джеймс постоянно пытался что-то выкрутить из ее сундуков… А зачем ей было платить? Ей было 52 года, и она вполне могла, продолжая свой прежний политический курс, дожить без проблем до конца своих дней. Проблемы, конечно, рухнут на головы следующего поколения, но ей-то что до этого? К тому же, мало ли что может произойти до того момента. Как говорится в притче, «или ишак сдохнет, или падишах помрет».
Но вот ведь в чем дело: провинции не зря хотели к себе Лейчестера. Сэр Роберт был человеком серьезным и принципиальным, что бы о нем потом ни говорили. И решительным. Он хладнокровно и последовательно сделал именно то, что ему было категорически запрещено делать: взял на себя управление провинциями, принес клятву штатам, и разом прекратил милую сердцу его королевы анархию. Возможно, Елизавета чего-то в этом роде от своего старинного друга и ожидала, поэтому окружила его целой сетью своих людей, в задачи которых входило сдерживать деятельную натуру сэра Роберта. Ничего не помогло. Она была в совершенном бешенстве, а тут еще дома Уолсингем и Сесил твердо заявили, что Лейчестер действует совершенно правильно.
Когда посол Англии в провинциях прибыл с новостями в Лондон, королева уже все знала по собственным каналам, и встретила его потоком отборнейшей брани. Но Дэвисон, невозмутимо дождавшись, когда королева остановится, чтобы перевести дыхание, спокойно заметил, что провинции не имели вообще никакого управления со времен смерти принца Оранского, и так продолжаться не может. Поэтому провинциями сейчас управляет Лейчестер. А она, между прочим, посылала его с кое-какими своими обещаниями. И это она послала с Норрисом армию без денег и снаряжения, это ее люди гибли от голода и болезней, пока не появился сэр Роберт. Елизавета пригрозила, что может и отобрать у сэра Роберта титул. Дэвисон возразил, что король Филипп, представьте, способен оценить человека отдельно от титула. Королева ответила ему так, что посол попросил отставку для того, чтобы провести остаток своих дней в молитвах за ее душу. И ушел.
Елизавета послал в Нидерланы своего человека. Непонятно, правда, с какими инструкциями. То ли с громом сместить Лейчестера с его поста по приказу королевы, то ли вразумить его. Ведь одновременно с отправкой войск в Нидерланды, она вела переговоры с герцогом Пармским, в полной секретности. Которая, увы, дала утечку и, скорее всего, не случайно дала. Амбруаз Дадли писал брату, что Елизавета пребывает в такой ярости, что ему разумнее удалиться на край света, но не возвращаться в Англию. И, конечно, в руках Елизаветы были деньги. Ее брань и приступы ярости были чисто эмоциональными выбросами. На самом деле, ей просто достаточно было не отправить во Фландрию ни пенса, и все усилия Лейчестера закончились бы ничем сами по себе.
Но… Елизавете этого было бы мало. Она правда в тот момент была раздираема не самыми благородными чувствами. В общем, ее посланец, лорд Томас Хенеаж, на публичном приеме зачитал Лечестеру и штатам письмо королевы: Елизавета просила штаты найти возможность освободить графа от его обязанностей, или же она его немедленно отзовет своей властью суверена. И она продолжала сидеть на своих сундуках, пока ее солдаты голодали во Фландрии.
Сесил пригрозил ей своей отставкой, она рявкнула, что он – просто инструмент в ее руках, и она отставит его тогда, когда сочтет нужным. Любопытно, что даже сэр Хенеаж, увидев своими глазами ситуацию в провинциях, тоже вышел за рамки инструкций, которые Елизавета ему дала. Он поклялся штатам (которые уже знали о переговорах королевы с герцогом Пармским, спасибо Уолсингему), что их интересы в мирном договоре будут соблюдены.
Теперь Елизавета была зла уже и на Хенеажа. И сетовала на него… в письмах к Лейчестеру. Да, они и в момент такой драматической ссоры продолжали переписываться.
@темы: Elisabeth I
Ой, отомстит она ему в 1587 году, ой, отомстит! ))) Судя по вики, это же Тот Самый Уильям Дэвисон, описанный Шиллером и Цвейгом.
Нари, честно говоря, у рысей обычно интерес к домашним животным чисто гастрономический. По-моему, всем сторонам повезло, что между сторонами была стеклянная дверь.
Кто ж их знает. На днях видела фотку льва, у которого между лап сидела кошка.