понедельник, 08 октября 2012
В 1522 году Англия объявила войну Франции. С точки зрения «коридорной» политики это означало, что все миньоны короля, от мала до велика, отправились воевать. Кадриль с участием Англии, Франции и Испании длилась до самого 1525 года, и те, кто не был во Франции, участвовали в рейдах против Шотландии. Историк Дэвид Старки высказывает оригинальную идею, что присутствие джентльменов из личного покоя короля в армии было своего рода «клонированием» личности короля через тех, кто был с ним в постоянном контакте. Возможно. Другие историки, включая Палгрейва и Виргила, видят во всем интригу кардинала. Во всяком случае, отсыл Уилли Комптона, присматривающего за стульчаком короля, в шотландскую экспедицию был организован Волси, это точно.
читать дальшеНа самом деле, кардинал, начав наступление на миньонов, не ослаблял его с 1519 года. В начале 1520 года король протестовал, что у него осталось слишком мало персональной обслуги. В сентябре 1521 года король сделал совершенно официальное заявление своему правительству (читай кардиналу) на ту же тему: Волси прихватил с собой парочку оставшихся джентльменов короля на какую-то очередную конференцию в Кале.
Но ничто не длится вечно, и война тоже. Победы Испании заставили Францию и Англию объединиться. Кардиналу пришлось проявить всю свою изворотливость, чтобы предотвратить возвращение аристократической молодежи ко двору. В частности, он протащил через парламент Ordinances of Eltham – реформу персонала королевских палат. Причина была уважительной: военные расходы требовали экономии. Реформы коснулись всех департаментов королевских палат, но уменьшение персонала было запланировано только в святая святых – в личных покоях короля.
Было несколько приятных для кардинала случайностей: в июне 1525 года Томас Болейн стал пэром, и одна вакансия освободилась. Смерть Ричарда Вингфилда в июле того же года освободила еще одну. Разумеется, король хотел эти вакансии заполнить, но в сентябре Волси довольно резко напоминает ему об утвержденных парламентом реформах. Началась торговля между королем и кардиналом, и снова король проиграл: количество джентльменов его приватных покоев было уменьшено с двенадцати до шести. Уйти пришлось главным врагам Волси: Фрэнсису Брайану, Николасу Кэрью и даже Уильяму Комптону. Уволили и Джорджа Болейна, который тогда был пажом короля. Свои места сохранили наиболее нейтральные королевские миньоны – как «милый Норрис», который был мил со всеми.
А теперь давайте подумаем. Учитывая свободолюбивый характер короля, его страсть к блеску, его жажду любви и обожания, его замашки экстраверта, которому нужен круг достаточно близких ему людей, чтобы постоянно с ними контактировать – какие чувства мог его величество Генрих VIII питать к его преосвященству кардиналу Волси? К фактически вице-королю Англии волей Рима и папы? Думаю, что такие же, как и любой из нас испытывал бы в сходных обстоятельствах.
Но Волси сконцентрировал в своих руках всю управленческую власть. То есть, вот просто так взять и убрать его было практически невозможно уже поэтому: начался бы полный хаос. Во-вторых, наместника Рима тоже тронуть было невозможно. Король в те годы еще очень трепетно относился к почетному званию Защитника Веры, отчаянно ревнуя в этом плане к тому же императору, которого периодически тоже так называли. Англия была католической страной, и власть Рима в католической стране была неоспорима.
Из этой ситуации не может не напрашиваться мысль, что королю, дабы стать истинным сувереном, к чему он всегда стремился, нужно было развязать даже не один, а два гордиевых узла: в плане административного управления и в плане независимости в международном аспекте. Он просто не мог чувствовать себя хозяином в доме, если с одной стороны ему указывают, где должен стоять шкаф, а с другой заставляют и сам шкаф выпрашивать. Считается, что король был необыкновенно внимателен к кардиналу и после того, как кардинала сместил. Это объясняют тем, что он был к Волси привязан. Но я бы, скорее, поставила на то, что Гарри в тот момент просто не мог применить к Волси жесткие санкции, опасаясь реакции Рима.
А из мысли следует логичный, на мой взгляд, вывод: необходимые инструменты для изменения положения вещей подвернулись королю через ситуацию с Анной Болейн. Я всегда удивлялась слабости аргумента, что Анна-де удержала короля тем, что, грубо говоря, не отдалась сразу. Здесь много несостыковок.
Есть много доказательств тому, что Гарри был абсолютно не способен ни на любовь, ни на благодарность, ни на лояльность. Не потому, что он был плохим, а потому, что искренне считал, что всё, что люди делают в его сторону, совершенно естественно и положено ему по праву, поэтому не за что испытывать благодарность или ответные чувства. Люди такого типа находятся в вечной погоне за любовью, но крайне быстро выдыхаются.
Второе – это сама личность Анны Болейн, женщины злой, мстительной, требовательной, жадной, конфликтной, скандальной, и не слишком умной. Как известно, ее собственный дядюшка, герцог Норфолк, расскандалился с племянницей, в конце концов, вдрызг, и не единажды высказывал пожелание, чтобы и королеву Катарину, и Анну разразило бы одним ударом молнии, потому что одна стоит другой.
Анна, тем не менее, была тем человеком, кто невольно подтолкнул мысли короля в сторону не то, чтобы запретную, но почти. Развод.
От Катарины Арагонской надо было как-то избавляться в любом случае. Она, конечно, была дамой набожной и положительной, даже (с некоторых пор) снисходительной к похождениям гиперактивного супруга, но не менее властной, мстительной и ревнивой к своему статусу, чем сам король. Достаточно вспомнить ее конфликты с членами ее собственного хозяйства еще в те времена, когда она сама была в Англии на птичьих правах, ее ненависть к послу своего отца, которого она считала недочеловеком просто потому, что он был крещеным евреем, ее злобные выпады в сторону банкиров, которые на спешили распахнуть перед ней свои сокровищницы, ее долги, ее попытки вмешаться в брачные планы Генриха VII, ее ревнивую слежку за бастардом короля, ее попытки вмешаться в международную политику Англии в пользу Испании…
При этом, тот же Генри Фитцрой, бастард короля, был единственной картой, на которую было поставлено будущее Англии. Мэри никогда не рассматривалась отцом в качестве кандидатуры престолонаследника, до самых последних лет его жизни. Об этом говорят наброски брачного договора между ней и королем Франциском, которые предусматривают поворот, что если Франциск переживет Генри, он станет королем Англии. Такой договор, согласие даже теоретически на подобное условие говорит о глубине безнадежности положения династии. Что касается Фитцроя, то шансы на то, что его одобрят в качестве короля, были слабоваты.
А еще король вырос из роли ученика. Настала пора перемен, но в 1527-1528 годах даже сам король еще не предполагал, как далеко он зайдет по пути этих самых перемен. И, тем более, этого не подозревал кардинал Волси.
@темы:
Англия Тюдоров
-
-
08.10.2012 в 19:12-
-
08.10.2012 в 19:58-
-
08.10.2012 в 20:12-
-
08.10.2012 в 21:12