Do or die
Когда-то, совершенно случайно, я начала писать полностью выдуманную, мрачную историю, густо замешанную на реальных событиях жизни и смерти короля Эрика. Потом отложила. Покажу, что вышло. История мрачная, предупреждаю. Запись будет подниматься, главы добавляться.
Пролог и глава 1Пролог
- Сигрид!..- всегда такой звонкий голос отца звучал хрипло, слова с трудом срывались с его посиневших губ, но его рука сжала руку дочери с неожиданной силой. – Ты должна, Сигрид...
Рука разжалась, но девочка не дала ей бессильно упасть. Она терла и терла эту мертвую руку, словно старалась сохранить ее теплой и живой, хотя ей ли было не понять, что отец ушел. Она не плакала, она вообще не издавала ни звука, и только ее губы невольно, беззвучно растягивались в оскале отчаянного усилия.
- Принцесса... – почувствовав на своем плече осторожное пожатие, она подняла голову, и встретилась глазами с Олафом, молчаливым драбантом отца, ставшим ей единственным другом. Олаф медленно покачал головой. Сигрид опустила взгляд, снова перевела его на заострившееся уже в смерти лицо отца, осторожно выпустила его отяжелевшую руку из своих ладоней.
Тяжело поднявшись с кровати, она посмотрела на разбросанные вокруг травы, которыми пыталась отогнать от отца смерть, сделала движение, словно собираясь снова аккуратно их собрать в свою лекарскую шкатулку, но передумала. Февральская ночь заглядывала в окна Эрби, с любопытством рассматривая освещенную несколькими свечами хрупкую фигурку в центре большой, темной комнаты, пропахшей преступлением и страданием.
Сигрид с видимым усилием отвернулась от кровати, где лежал ее мертвый отец, и двинулась к двери. Олаф, сочувственно глядевший ей вслед, отметил, что девочка движется совершенно беззвучно. И глаза ее на лице, в котором не было ни кровинки, глядели осмысленно, собранно и решительно. Не сказав ни слова, Сигрид открыла тяжелую дверь, и выскользнула в коридор.
Она слышала голоса стражников, доносящиеся из оружейной комнаты, откуда пахло чесноком бобовой похлебки и крепким пивом. Сигрид знала, что искать мать в Эрби не имеет смысла: сделав свое дело, та была уже или на пути в Хольм, или у родственников неподалеку. Проскользнув в башню, Сигрид застыла у узкого окна, и смотрела в него, о чем-то думая, пока ее слух не уловил внезапно поднявшуюся в крепости деловитую суету: мертвого Эрика увозили в ближайшую часовню.
Если кто-то и обратил внимание на закутанного в зимние одежды подростка, выводящего из ворот Эрби оседланную лошадь, то ничего не сказал. Утро застало Сигрид Эриксдоттир в дороге.
Глава I «Бычий хвост»
Судя по шуму, доносившемуся из кабака «Бычий хвост», народа там было предостаточно. Еще бы – Хольм недалеко, место оживленное, на самом тракте. Сигрид по-взрослому подумала, что, будь она чуть постарше, ни за что не решилась бы показаться в зале, полной солдат, купцов, а то и просто лихих людей. Хоть и выросла она среди военного люда, но жены охранников рассказали ей достаточно, чтобы девочка поняла: одинокой девице, без надежного сопровождения, на тракте делать нечего, там совсем не те законы, что в замке. Те же драбанты, которые были ей по-домашнему знакомы, на дороге с теми, кто был для них легкой добычей, не церемонились.
Олаф учил ее метать нож, но Сигрид хорошо понимала, что шансов у нее в серьезной потасовке не было бы, даже будь она старше и сильнее. Хорошо иногда быть просто подростком. На подростка верхом никто и внимания не обратит: взять нечего, да и взрослые, небось, недалеко. Сигрид передала поводья мальчишке-конюшему, молча сунула ему зажатую в кулаке мелкую монету. Малец довольно ухмыльнулся. При некоторой удаче, конюх и не заметит, сколько там лошадей в конюшне, и монета останется у него.
Заходить в кабак Сигрид не спешила. Подождала, притаившись в тени у двери, пока мимо не прошли две кухонные девки с поклажей, и проскользнула вместе с ними. Так и есть, никто на нее внимания не обратил. Внутри было, как она и ожидала, довольно темно и шумно, постояльцы собрались за большими столами в центре зала. Хозяин «Бычьего хвоста», спокойного вида щуплый мужичок, заметил Сигрид только тогда, когда она к нему подошла.
- Мне бы поесть, и до утра переждать, - сказала она тихо и вежливо.
Смеряв взглядом ее дорожную одежду, кабатчик повернулся в сторону кухни:
- Эбба!
Хозяйка высунула голову, посмотрела на Сигрид, и приглашающе махнула ей рукой. Сигрид вошла, плотно притворив за собой дверь. Жена кабатчика, женщина неопределенного возраста, крепкая и проворная, усадила девочку за стол, и крикнула кухаркам, чтобы те подали ужин.
- И откуда ты? – начала разговор женщина.
- Из Эрби, - честно ответила Сигрид
- Из самого Эрби?! И как там король? – Эбба, как и все в округе, продолжала называть Эрика королем, а Эйхана ярлом, что немало бы последнего раздосадовало, если бы он об этом знал. – Жена его днем здесь с отрядом стражников останавливалась, спешила сильно. Гордая... И не скажешь, что когда-то на базарной площади торговала! – в голосе женщины смешались зависть и восхищение.
- Король умер. Ночью. – голос Сигрид дрогнул ровно настолько, чтобы Эбба
почувствовала в девочке единомышленницу, жалеющую несчастного короля.
- Умеер... - протянула Эбба значительно. – А ты откуда знаешь? Даже гонцов в Хольм еще не было.
- Лекарку ему призвали, а я ей помощницей буду. Хедда там осталась, судейских из Хольма дожидаться, а меня домой отправила.
Хозяйке уже не терпелось рассказать мужу и постояльцам новость, но на последние слова Сигрид она обратила внимание:
- Помощница у лекарки? А сама можешь уже что-нибудь?
- Могу, с измальства я при Хедде.
Хозяйка удовлетворенно кивнула, и пожаловалась, что слег у нее один постоялец, то ли простыл в дороге, то ли еще что похуже. Горит весь и бредит, а одет роскошно, и что говорит – непонятно, не знает Эбба этого языка. Уложила она его в хозяйскую спальню от беды, вдруг заразное что.
Сигрид встала из-за стола, зашарила в карманах, но хозяйка замахала руками: - Да что ты, если постояльца этого выходишь, я тебе еще и приплачу!
Кивнув, Сигрид пошла наверх за хозяйкой. Теперь она остро пожалела, что не смогла заставить себя собрать разбросанные по комнате отца травы, но у такой хорошей хозяйки наверняка есть и свои запасы.
Глава 2Глава II Таинственный пациент
В хозяйской спальне, куда Сигрид зашла за Эббой, было сумрачно и душно. На сундуке у кровати стоял подсвечник на одну свечу, предусмотрительно отодвинутый подальше от больного, чтобы тот в бреду свечу не опрокинул. На лавке у окна была сложена одежда, щегольская и дорогая, безнадежно тонкая для северной зимы.
Сигрид подошла поближе к кровати. Юноша, лет на семь старше ее самой, с породистым лицом. Дышит хрипло, светлые глаза широко открыты, но ничего не видят, руки с тонкими пальцами мечутся по одеялу. Привычным движением она прижала левую руку больного, заставив ее остановиться, нащупала пульс. Плохо, но не очень плохо...
- Мне нужны цветы бузины, хозяйка, кошачья мята, - сказала она Эббе, - и кипящая вода. И шалфей. Не бойся, хозяйка, он просто заболел от холода. Пришли мне то, что я прошу, и иди отдыхать. Я сама с ним посижу до утра.
Эбба с видимым облегчением кивнула, и вышла из комнаты. Если она и удивилась тому, как легко девчонка-недоросток отдает распоряжения, то не остановилась на этой мысли. Ее просто сжигало желание поскорее рассказать всем о том, что король Эрик, Эрик Кровавые Руки, умер пленником в замке, куда его заточил родной брат.
Оставшись одна, Сигрид стала рассматривать своего подопечного. Добрая Эбба переодела юношу в льняную рубаху, явно свою собственную, и основательно укутала. Но на покрасневшем и припухшем от жара лице не было ни капельки пота, губы растрескались от сухости, и руки все метались, словно пытаясь нащупать нить, соединяющую это пышущее горячим жаром тело и саму жизнь, и ухватиться за нее покрепче.
Служанка принесла травы и кипяток. Сигрид, первым делом, заварила кошачью мяту. Этот отвар должен больного успокоить, расслабить, усыпить. Отвар цветов бузины утихомирит жар, а из листьев шалфея нужно сделать компресс на лоб и горло. Приготовив снадобья, она присела на край кровати, приподняла голову юноши, и стала осторожно его поить. Сколько раз она видела, как это делала мать, выхаживая отца от припадков, сколько раз сама это делала... Сморгнув слезы, Сигрид стала смотреть на лицо больного, удивляясь чувству узнавания. Через некоторое время она опустила голову юноши на подушку, и отошла делать компрессы.
И когда она повернулась снова к кровати, ей стало, наконец, ясно, почему это лицо показалось ей таким знакомым. От понимания она чуть не выпустила из рук полоски льна, между которыми были уложены распаренные листья шалфея. Конечно! Именно этот надменный профиль ее отец рисовал несчетное количество раз, приговаривая: «Златовласый, златовласый...», и мать глядела на рисунки мужа со странным для нее выражением глубокой ненависти. Вот только этот юноша никак не мог быть Златовласым, потому что Златовласый был мертв. Златовласого убил собственными руками ее отец, король Эрик, за что его и прозвали Эрик Кровавые Руки. А Златовласый отомстил, наслав с того света на своего убийцу безумие.
Сигрид глубоко вздохнула, и продолжила то, ради чего она здесь и находилась. Компресс на лоб, компресс на горло... Теперь она может только ждать. Устроившись поудобнее, она закрыла глаза. Если не Златовласый, то его сын. Был ли сын у Златовласого? Бастарды наверняка были, но не благородные, а этот юноша был явно не сыном трактирной служанки. Это она была дочерью трактирной служанки, и бастардом тоже. Да, бастардом, хотя ее мать и стала королевой, и она с братом были рядом с родителями при венчании, что делало их перед Богом и законом настоящими принцессой и принцем. Перед законом, да не перед людьми.
Когда Сигрид выросла достаточно для того, чтобы понимать, что происходит вокруг ее семьи и почему, она часто думала, что их замкнутая жизнь среди знакомых и привычных людей не так уж плоха. Иногда она и ее брат вместе с матерью месяцами жили в Хольме при дворе нового короля, дяди Эйхана, и она всегда с нетерпением ждала, когда же они снова вернутся домой, пусть даже это был и не дом, а крепость, почти тюрьма. Нет, их у дяди никто не обижал, их опасались. Часто Сигрид слышала за спиной шепот про ведьминские отродья, но в глаза ее называли, как полагается, по титулу.
Брату Герву, как две капли похожему на отца, приходилось тяжелее. Его благородные ровестники не принимали, шуты вечно пытались устроить какие-нибудь каверзы и выставить смешным, а сам король Эйхан смотрел на него недобро и с плохо скрываемым ужасом. Как же, старший сын старшего брата, вечная угроза спокойствию в королевстве. Про жену короля, госпожу Катину, и говорить не стоит. И так понятно, что спит и видит, как ее сынок сядет на два трона сразу, и руолийский, и поленнский, поэтому Герв для нее всегда был как кость в горле.
И вот прошлым летом Герв не выдержал. О чем он говорил с королем – никто не знает, но после этого разговора он попрощался с Сигрид, и куда-то уехал. Куда – об этом он не сказал ни ей, ни матери. Просто решил начать где-то новую, свободную жизнь. А дядюшка Эйхан после этого отдал приказ придворным учителям давать Сигрид уроки. Иногда он сам приходил в классную комнату, и молча сидел, слушал, смотрел, только иногда вдруг рассказывал чудесные, увлекательные истории о чужих странах.
Сигрид не понимала, зачем ей нужно учиться летом, тем более, что отец научил ее уже многому, очень многому, в том числе и тому, о чем господа придворные учителя и знать не знали. Но она училась, чтобы сделать приятное дядюшке, которого, почему-то, жалела. Наверное, потому, что у того был такой сын, как кузен Зигги. И такая жена, как госпожа Катина. Что-то теперь будет с ее уроками, как сложится жизнь в Хольме...
- Кто ты?
Сигрид очнулась от своих мыслей, открыла глаза и встретилась с пристальным взглядом пришедшего в себя больного.
- Ученица лекарки, благородный господин, - быстро ответила она, и тут же с ужасом поняла, что и вопрос, и ответ прозвучали на франкском.
- Ученица лекарки, говоришь? – красивое, породистое лицо исказилось неприятным оскалом. – Что ж это за земля, где сельские лекарки чужие языки знают? Врешь ты, девица!
Сигрид проворно соскочила с кровати, отошла на безопасное расстояние. Уперев руки в бока и сощурив глаза, она вызывающе спросила:
- А сам-то ты кто?
- Стен Ретс!
Так. Действительно сын Златовласого, и не бастард. Значит, Нильс оставил во Франкии жену и ребенка, о которых здесь не знали. Что ж, теперь закрутится...
- И куда ты путь держишь, Стен Ретс? – надо продолжать разговор, пока она не
поняла, как дальше держаться.
- Туда, где один должник мой живет! Впрочем, не твоего ума дела.
Сигрид отошла к окну, за которым уже светлело. Мститель... Опоздавший мститель. Или не опоздавший, ведь она, дочь его врага, жива. Значит, можно отомстить, убив ее. Или Карен, из-за которой всё и случилось. Или Герва – если найдет. Но здесь и сейчас в опасности не она, а вот этот герой-мститель, который явно не понимает, с кем говорит. Хотя Сигрид и унаследовала от отца высокомерный изгиб бровей, прямой, тонкий нос и темные глаза, ее волосы, в детстве красно-рыжие, теперь были почти темными. Дочь Эрика в ней угадать мог только тот, кто хорошо Эрика знал, а этот молодец был здесь чужим.
Молча смотрела она во двор, пытаясь решить, что ей делать. Всё, чему учил ее отец, всё, что втолковывали ей учителя дядюшки, все рассказы опытного воина Олафа были за то, что нельзя оставлять за спиной смертельного врага. Особенно, сильного врага. В этом ее долг перед собой, и перед родом. С другой стороны, она прекрасно знала, что причинить человеку вред она просто не сможет. Пока не сможет.
Повернувшись к кровати, Сигрид быстро сказала, решительно направляясь к двери:
- Я позову госпожу Эббу.
Вот так. И будь, что будет.
Продолжение в комментариях
Пролог и глава 1Пролог
- Сигрид!..- всегда такой звонкий голос отца звучал хрипло, слова с трудом срывались с его посиневших губ, но его рука сжала руку дочери с неожиданной силой. – Ты должна, Сигрид...
Рука разжалась, но девочка не дала ей бессильно упасть. Она терла и терла эту мертвую руку, словно старалась сохранить ее теплой и живой, хотя ей ли было не понять, что отец ушел. Она не плакала, она вообще не издавала ни звука, и только ее губы невольно, беззвучно растягивались в оскале отчаянного усилия.
- Принцесса... – почувствовав на своем плече осторожное пожатие, она подняла голову, и встретилась глазами с Олафом, молчаливым драбантом отца, ставшим ей единственным другом. Олаф медленно покачал головой. Сигрид опустила взгляд, снова перевела его на заострившееся уже в смерти лицо отца, осторожно выпустила его отяжелевшую руку из своих ладоней.
Тяжело поднявшись с кровати, она посмотрела на разбросанные вокруг травы, которыми пыталась отогнать от отца смерть, сделала движение, словно собираясь снова аккуратно их собрать в свою лекарскую шкатулку, но передумала. Февральская ночь заглядывала в окна Эрби, с любопытством рассматривая освещенную несколькими свечами хрупкую фигурку в центре большой, темной комнаты, пропахшей преступлением и страданием.
Сигрид с видимым усилием отвернулась от кровати, где лежал ее мертвый отец, и двинулась к двери. Олаф, сочувственно глядевший ей вслед, отметил, что девочка движется совершенно беззвучно. И глаза ее на лице, в котором не было ни кровинки, глядели осмысленно, собранно и решительно. Не сказав ни слова, Сигрид открыла тяжелую дверь, и выскользнула в коридор.
Она слышала голоса стражников, доносящиеся из оружейной комнаты, откуда пахло чесноком бобовой похлебки и крепким пивом. Сигрид знала, что искать мать в Эрби не имеет смысла: сделав свое дело, та была уже или на пути в Хольм, или у родственников неподалеку. Проскользнув в башню, Сигрид застыла у узкого окна, и смотрела в него, о чем-то думая, пока ее слух не уловил внезапно поднявшуюся в крепости деловитую суету: мертвого Эрика увозили в ближайшую часовню.
Если кто-то и обратил внимание на закутанного в зимние одежды подростка, выводящего из ворот Эрби оседланную лошадь, то ничего не сказал. Утро застало Сигрид Эриксдоттир в дороге.
Глава I «Бычий хвост»
Судя по шуму, доносившемуся из кабака «Бычий хвост», народа там было предостаточно. Еще бы – Хольм недалеко, место оживленное, на самом тракте. Сигрид по-взрослому подумала, что, будь она чуть постарше, ни за что не решилась бы показаться в зале, полной солдат, купцов, а то и просто лихих людей. Хоть и выросла она среди военного люда, но жены охранников рассказали ей достаточно, чтобы девочка поняла: одинокой девице, без надежного сопровождения, на тракте делать нечего, там совсем не те законы, что в замке. Те же драбанты, которые были ей по-домашнему знакомы, на дороге с теми, кто был для них легкой добычей, не церемонились.
Олаф учил ее метать нож, но Сигрид хорошо понимала, что шансов у нее в серьезной потасовке не было бы, даже будь она старше и сильнее. Хорошо иногда быть просто подростком. На подростка верхом никто и внимания не обратит: взять нечего, да и взрослые, небось, недалеко. Сигрид передала поводья мальчишке-конюшему, молча сунула ему зажатую в кулаке мелкую монету. Малец довольно ухмыльнулся. При некоторой удаче, конюх и не заметит, сколько там лошадей в конюшне, и монета останется у него.
Заходить в кабак Сигрид не спешила. Подождала, притаившись в тени у двери, пока мимо не прошли две кухонные девки с поклажей, и проскользнула вместе с ними. Так и есть, никто на нее внимания не обратил. Внутри было, как она и ожидала, довольно темно и шумно, постояльцы собрались за большими столами в центре зала. Хозяин «Бычьего хвоста», спокойного вида щуплый мужичок, заметил Сигрид только тогда, когда она к нему подошла.
- Мне бы поесть, и до утра переждать, - сказала она тихо и вежливо.
Смеряв взглядом ее дорожную одежду, кабатчик повернулся в сторону кухни:
- Эбба!
Хозяйка высунула голову, посмотрела на Сигрид, и приглашающе махнула ей рукой. Сигрид вошла, плотно притворив за собой дверь. Жена кабатчика, женщина неопределенного возраста, крепкая и проворная, усадила девочку за стол, и крикнула кухаркам, чтобы те подали ужин.
- И откуда ты? – начала разговор женщина.
- Из Эрби, - честно ответила Сигрид
- Из самого Эрби?! И как там король? – Эбба, как и все в округе, продолжала называть Эрика королем, а Эйхана ярлом, что немало бы последнего раздосадовало, если бы он об этом знал. – Жена его днем здесь с отрядом стражников останавливалась, спешила сильно. Гордая... И не скажешь, что когда-то на базарной площади торговала! – в голосе женщины смешались зависть и восхищение.
- Король умер. Ночью. – голос Сигрид дрогнул ровно настолько, чтобы Эбба
почувствовала в девочке единомышленницу, жалеющую несчастного короля.
- Умеер... - протянула Эбба значительно. – А ты откуда знаешь? Даже гонцов в Хольм еще не было.
- Лекарку ему призвали, а я ей помощницей буду. Хедда там осталась, судейских из Хольма дожидаться, а меня домой отправила.
Хозяйке уже не терпелось рассказать мужу и постояльцам новость, но на последние слова Сигрид она обратила внимание:
- Помощница у лекарки? А сама можешь уже что-нибудь?
- Могу, с измальства я при Хедде.
Хозяйка удовлетворенно кивнула, и пожаловалась, что слег у нее один постоялец, то ли простыл в дороге, то ли еще что похуже. Горит весь и бредит, а одет роскошно, и что говорит – непонятно, не знает Эбба этого языка. Уложила она его в хозяйскую спальню от беды, вдруг заразное что.
Сигрид встала из-за стола, зашарила в карманах, но хозяйка замахала руками: - Да что ты, если постояльца этого выходишь, я тебе еще и приплачу!
Кивнув, Сигрид пошла наверх за хозяйкой. Теперь она остро пожалела, что не смогла заставить себя собрать разбросанные по комнате отца травы, но у такой хорошей хозяйки наверняка есть и свои запасы.
Глава 2Глава II Таинственный пациент
В хозяйской спальне, куда Сигрид зашла за Эббой, было сумрачно и душно. На сундуке у кровати стоял подсвечник на одну свечу, предусмотрительно отодвинутый подальше от больного, чтобы тот в бреду свечу не опрокинул. На лавке у окна была сложена одежда, щегольская и дорогая, безнадежно тонкая для северной зимы.
Сигрид подошла поближе к кровати. Юноша, лет на семь старше ее самой, с породистым лицом. Дышит хрипло, светлые глаза широко открыты, но ничего не видят, руки с тонкими пальцами мечутся по одеялу. Привычным движением она прижала левую руку больного, заставив ее остановиться, нащупала пульс. Плохо, но не очень плохо...
- Мне нужны цветы бузины, хозяйка, кошачья мята, - сказала она Эббе, - и кипящая вода. И шалфей. Не бойся, хозяйка, он просто заболел от холода. Пришли мне то, что я прошу, и иди отдыхать. Я сама с ним посижу до утра.
Эбба с видимым облегчением кивнула, и вышла из комнаты. Если она и удивилась тому, как легко девчонка-недоросток отдает распоряжения, то не остановилась на этой мысли. Ее просто сжигало желание поскорее рассказать всем о том, что король Эрик, Эрик Кровавые Руки, умер пленником в замке, куда его заточил родной брат.
Оставшись одна, Сигрид стала рассматривать своего подопечного. Добрая Эбба переодела юношу в льняную рубаху, явно свою собственную, и основательно укутала. Но на покрасневшем и припухшем от жара лице не было ни капельки пота, губы растрескались от сухости, и руки все метались, словно пытаясь нащупать нить, соединяющую это пышущее горячим жаром тело и саму жизнь, и ухватиться за нее покрепче.
Служанка принесла травы и кипяток. Сигрид, первым делом, заварила кошачью мяту. Этот отвар должен больного успокоить, расслабить, усыпить. Отвар цветов бузины утихомирит жар, а из листьев шалфея нужно сделать компресс на лоб и горло. Приготовив снадобья, она присела на край кровати, приподняла голову юноши, и стала осторожно его поить. Сколько раз она видела, как это делала мать, выхаживая отца от припадков, сколько раз сама это делала... Сморгнув слезы, Сигрид стала смотреть на лицо больного, удивляясь чувству узнавания. Через некоторое время она опустила голову юноши на подушку, и отошла делать компрессы.
И когда она повернулась снова к кровати, ей стало, наконец, ясно, почему это лицо показалось ей таким знакомым. От понимания она чуть не выпустила из рук полоски льна, между которыми были уложены распаренные листья шалфея. Конечно! Именно этот надменный профиль ее отец рисовал несчетное количество раз, приговаривая: «Златовласый, златовласый...», и мать глядела на рисунки мужа со странным для нее выражением глубокой ненависти. Вот только этот юноша никак не мог быть Златовласым, потому что Златовласый был мертв. Златовласого убил собственными руками ее отец, король Эрик, за что его и прозвали Эрик Кровавые Руки. А Златовласый отомстил, наслав с того света на своего убийцу безумие.
Сигрид глубоко вздохнула, и продолжила то, ради чего она здесь и находилась. Компресс на лоб, компресс на горло... Теперь она может только ждать. Устроившись поудобнее, она закрыла глаза. Если не Златовласый, то его сын. Был ли сын у Златовласого? Бастарды наверняка были, но не благородные, а этот юноша был явно не сыном трактирной служанки. Это она была дочерью трактирной служанки, и бастардом тоже. Да, бастардом, хотя ее мать и стала королевой, и она с братом были рядом с родителями при венчании, что делало их перед Богом и законом настоящими принцессой и принцем. Перед законом, да не перед людьми.
Когда Сигрид выросла достаточно для того, чтобы понимать, что происходит вокруг ее семьи и почему, она часто думала, что их замкнутая жизнь среди знакомых и привычных людей не так уж плоха. Иногда она и ее брат вместе с матерью месяцами жили в Хольме при дворе нового короля, дяди Эйхана, и она всегда с нетерпением ждала, когда же они снова вернутся домой, пусть даже это был и не дом, а крепость, почти тюрьма. Нет, их у дяди никто не обижал, их опасались. Часто Сигрид слышала за спиной шепот про ведьминские отродья, но в глаза ее называли, как полагается, по титулу.
Брату Герву, как две капли похожему на отца, приходилось тяжелее. Его благородные ровестники не принимали, шуты вечно пытались устроить какие-нибудь каверзы и выставить смешным, а сам король Эйхан смотрел на него недобро и с плохо скрываемым ужасом. Как же, старший сын старшего брата, вечная угроза спокойствию в королевстве. Про жену короля, госпожу Катину, и говорить не стоит. И так понятно, что спит и видит, как ее сынок сядет на два трона сразу, и руолийский, и поленнский, поэтому Герв для нее всегда был как кость в горле.
И вот прошлым летом Герв не выдержал. О чем он говорил с королем – никто не знает, но после этого разговора он попрощался с Сигрид, и куда-то уехал. Куда – об этом он не сказал ни ей, ни матери. Просто решил начать где-то новую, свободную жизнь. А дядюшка Эйхан после этого отдал приказ придворным учителям давать Сигрид уроки. Иногда он сам приходил в классную комнату, и молча сидел, слушал, смотрел, только иногда вдруг рассказывал чудесные, увлекательные истории о чужих странах.
Сигрид не понимала, зачем ей нужно учиться летом, тем более, что отец научил ее уже многому, очень многому, в том числе и тому, о чем господа придворные учителя и знать не знали. Но она училась, чтобы сделать приятное дядюшке, которого, почему-то, жалела. Наверное, потому, что у того был такой сын, как кузен Зигги. И такая жена, как госпожа Катина. Что-то теперь будет с ее уроками, как сложится жизнь в Хольме...
- Кто ты?
Сигрид очнулась от своих мыслей, открыла глаза и встретилась с пристальным взглядом пришедшего в себя больного.
- Ученица лекарки, благородный господин, - быстро ответила она, и тут же с ужасом поняла, что и вопрос, и ответ прозвучали на франкском.
- Ученица лекарки, говоришь? – красивое, породистое лицо исказилось неприятным оскалом. – Что ж это за земля, где сельские лекарки чужие языки знают? Врешь ты, девица!
Сигрид проворно соскочила с кровати, отошла на безопасное расстояние. Уперев руки в бока и сощурив глаза, она вызывающе спросила:
- А сам-то ты кто?
- Стен Ретс!
Так. Действительно сын Златовласого, и не бастард. Значит, Нильс оставил во Франкии жену и ребенка, о которых здесь не знали. Что ж, теперь закрутится...
- И куда ты путь держишь, Стен Ретс? – надо продолжать разговор, пока она не
поняла, как дальше держаться.
- Туда, где один должник мой живет! Впрочем, не твоего ума дела.
Сигрид отошла к окну, за которым уже светлело. Мститель... Опоздавший мститель. Или не опоздавший, ведь она, дочь его врага, жива. Значит, можно отомстить, убив ее. Или Карен, из-за которой всё и случилось. Или Герва – если найдет. Но здесь и сейчас в опасности не она, а вот этот герой-мститель, который явно не понимает, с кем говорит. Хотя Сигрид и унаследовала от отца высокомерный изгиб бровей, прямой, тонкий нос и темные глаза, ее волосы, в детстве красно-рыжие, теперь были почти темными. Дочь Эрика в ней угадать мог только тот, кто хорошо Эрика знал, а этот молодец был здесь чужим.
Молча смотрела она во двор, пытаясь решить, что ей делать. Всё, чему учил ее отец, всё, что втолковывали ей учителя дядюшки, все рассказы опытного воина Олафа были за то, что нельзя оставлять за спиной смертельного врага. Особенно, сильного врага. В этом ее долг перед собой, и перед родом. С другой стороны, она прекрасно знала, что причинить человеку вред она просто не сможет. Пока не сможет.
Повернувшись к кровати, Сигрид быстро сказала, решительно направляясь к двери:
- Я позову госпожу Эббу.
Вот так. И будь, что будет.
Продолжение в комментариях
@темы: "шведы"
-
-
05.11.2012 в 21:48-
-
05.11.2012 в 22:35В Хольм Сигрид успела почти засветло. Сказав госпоже Эббе, что ее постоялец очнулся, она потихоньку убралась из «Бычьего хвоста», потому что вступать в разговоры и объяснения ни сил, ни желания у нее не было. Больше всего ей хотелось спать, и, трясясь в седле, она временами проваливалась в полудрему, иногда вслух отвечая что-то пригрезившемуся ей отцу, и просыпаясь от этого. Думать она не могла, и на душе, и в голове было совершенно пусто. Войдя в городские ворота, она оставила лошадь страже, и побрела прочь пешком. Наверняка в Колкруне, флаги на башнях которой говорили, что король в городе, узнают о том, что она приехала, почти немедленно. Ну и пусть. Туда она пока не пойдет.
читать дальше
-
-
05.11.2012 в 23:04А мэтр её знает или нет? Она же его знает?
-
-
05.11.2012 в 23:10Мэтр, вообще-то, знает всё.
-
-
05.11.2012 в 23:11-
-
05.11.2012 в 23:12Ещё раз прости - занудствую.
Всезнающий мэтр - это очччень интересно!
-
-
05.11.2012 в 23:16-
-
05.11.2012 в 23:17Ну да ладно. Может, средневековые коты были крупнее... а трава зеленее
-
-
06.11.2012 в 22:52Nelvy, ну, учитывая последующий обморок, пусть себе ошиблась девочка)))
-
-
06.11.2012 в 23:02Когда она проснулась, в комнате было по-прежнему темно, в очаге по-прежнему горел огонь, перед ним лежала Мирре, но что-то изменилось. Сигрид огляделась вокруг, и поняла, что мэтра Лаврентиуса в комнате нет. Она встала с кресла, заметила, что на пол упал листок бумаги, подошла поближе к очагу, и опустилась на колени рядом с рысью. Записка, написанная на латыни, была совсем короткой:
«Сигрид Эрикдоттир, мы еще встретимся. Иди в Колкруну, там тебя ждут.
PS Позаботься о Мирре»
- Ну что, кошка, - сказала Сигрид, глядя в немигающие желтые глаза, - пошли во дворец. Твой хозяин считает, что нас там ждут.
читать дальше
-
-
06.11.2012 в 23:09-
-
06.11.2012 в 23:29-
-
06.11.2012 в 23:39-
-
07.11.2012 в 00:02-
-
07.11.2012 в 00:06-
-
07.11.2012 в 00:14-
-
07.11.2012 в 00:20-
-
07.11.2012 в 09:51Это к вопросу о разнице повествований. "Полцарства" - сказка, а здесь - достаточно мрачная северная история. Реалистичная такая, как советские фильмы "про жизнь" - "не подумайте, что им было легко и просто и их жизнь состояла из праздников", герои движутся от одной проблемы к другой.
-
-
07.11.2012 в 15:09Нари, так и в Полцарстве проблем хватает! Но ты права, это - сказка, точное определение.
-
-
07.11.2012 в 15:35Не, в Полцарстве мы твердо уверены, что все будет хорошо. А здесь - ни фига подобного. Мы надеемся, конечно, но абсолютно не уверены.
-
-
07.11.2012 в 15:39-
-
07.11.2012 в 15:44-
-
07.11.2012 в 15:51Меня удивляет один момент в моей графомани: совершенно независимо и неожиданно для меня самой обязательно появляется персонаж/персонажи, которые и мертвы, и живы. Что это говорит о моем подсознании - не берусь даже судить. То, что я не верю в окончательность смерти, или то, что я не могу смириться со смертностью человека? Пришло в голову, когда пыталась определить доминирующие темы в творчестве Роулинг.
-
-
07.11.2012 в 18:16А кто ж тебя знает. Каждый воспринимает эту реальность по-своему. Я вот чувствую, как время течет.
-
-
07.11.2012 в 21:19Короля Эрика похоронили тихо, почти тайком. Никому и в голову не пришло притворяться, что смерть отставного короля была естественной, а при таких обстоятельствах церемониальные похороны выглядели бы просто глупо. Сигрид в Эрби не отпустили, да она и не настаивала. Отец ушел, и то, что было опущено в каменном саркофаге под пол храма, никакого отношения к нему не имело. Госпожа Карен тоже не была на похоронах мужа, с первой же оказией отправившись в далекую Суонну.
Жизнь Сигрид делилась теперь на две части.
Днем они с Анной учились до темноты в глазах, вечером чинно сидели на приемах госпожи Катины. Поскольку сидеть без дела девицам не полагалось, Сигрид и Анна вместе вышивали какое-то бесконечное покрывало. На покрывале были и рыцари, преклоняющие колени кто перед чем, и парящие ангелы, и девы с возведенными к ангелам глазами, и даже драконы, оценивающе глядящие на рыцарей и на дев. Анна вышивала прилежно, Сигрид обреченно.
Мимо принцесс периодически проходили деревянной походкой молодые придворные, выпятив грудь и пытаясь казаться мужественными. Не то, чтобы они всерьез бросали на двух девиц-недоростков томные взгляды – по правде сказать, бросать томные взгляды было пока не на что. Да и не по чину. Но надо же было чем-то заняться! Сама госпожа Катина сидела в своем кресле на возвышении, в полудреме от сильных лекарств, которыми ее пользовали от непонятных болей придворные лекари. Насколько Сигрид могла судить, от лекарств было больше вреда, чем пользы. Хотя нет, была и польза – не для госпожи Катины, а для окружающих, которым не надо было переносить придирки и нападки страдающей королевы.
Ровно в девять часов вечера девочек отправляли в их комнаты.
Поскольку в Руоле был мир, Колкруна охранялась только формально, скорее для поддержания дворцовых драбантов в форме, да для того, чтобы ночью во дворце царила хотя бы внешняя благопристойность. Проскользнуть в перерывах между обходами стражи в любую часть замка было привычным делом для всех. Обитатели Колкруны разбредались по частным покоям, и там почти до утра продолжалось куда как более искреннее веселье, чем на официальных приемах.
Сигрид и Анна, предпочитали походы в Хольм. Анна, будучи более осторожной, дальше «Лозы и винограда» ходить боялась. Там была веселая госпожа Катлина, которая учила их петь правильно, а не повизгивать, как это вошло в моду у придворных музыкантов, и которая кормила принцесс здоровой, простой пищей, браня Анну за любовь к сладкому. Иногда госпожа Катлина глядела на Сигрид так, словно решала для себя что-то, но всегда только тихо, почти незаметно вздыхала и продолжала болтать о пустяках.
Сигрид не сомневалась, что дядя Эйхан об их вылазках в «Лозу и виноград» прекрасно знал, но молчал. Место было безопасным, госпожа Катлина – человеком ответственным, а по дороге о безопасности девчонок заботилась Мирре. Надо заметить, что появление рыси в окрестностях Колкруны отпугнуло от дворца ночной сброд начисто. Король был доволен.
Тем, чего король, скорее всего, не знал, были одинокие походы Сигрид, потому что в эти походы она не брала даже рысь. Пока во дворце видят Мирре, все знают, что и Сигрид недалеко, и никому в голову не придет, что та может быть в городе. Договориться с рысью оказалось парой пустяков, и Сигрид могла теперь проводить по нескольку часов в сутки на свободе, отдыхая от того странного напряжения, которое всегда чувствовала в Колкруне. Насколько она помнила, это место было для нее странным всегда, еще тогда, когда на троне сидел ее отец, а не дядя. На свободе хорошо думалась, а подумать было о чем.
Во-первых, она совершенно не понимала, какие планы на нее имеет король. Сигрид не сомневалась, что дядя оставил ее в Колкруне не из чувства вины, и уж конечно не из чувства родственной любви. От Анны Сигрид узнала, что их обучение сильно отличается от обычного обучения благородных девиц их возраста, из которых готовили будущих хозяек замков, герцогств и даже королевств.
Вместо того, чтобы учить девиц поэзии, танцам, богословию и хозяйству (хотя этому их учили тоже), их каждый день пичкали политикой и дипломатией, заставляли зазубривать длиннейшие родословные не только своих, руолийских дворян и дворянчиков (что еще можно бы было понять), но и поленнских, и суоннийских, и франкских, и даже гиштийских.
Им приходилось разбирать бесчисленные договоры, находить в них возможные лазейки, предугадывать, какие пункты и при каких обстоятельствах могут быть нарушены.
Каждый день им нужно было идти в конюшню, на уроки к отставному сержанту Берндту, который нещадно гонял принцесс бегом по площадке (в любую погоду!). Кроме этого, им приходилось фектовать, драться на палках, обихаживать лошадей. Анну Берндт тренировал еще и в стрельбе из довольно тяжелого пистолета, а Сигрид приходилось упражняться с метанием ножа, причем сержант здесь ей помочь не мог, приходилось вспоминать уроки Олафа.
Во-вторых, тайна мэтра Лаврентиуса не давала Сигрид покоя. В том, что мэтр жив, она не сомневалась, но почему король уверен, что старый алхимик и астролог мертв? В доме мэтра, ключ от которого Сигрид благоразумно прихватила с собой, она пыталась разобраться в ворохе бумаг на столе алхимика, но почему-то не могла сосредоточиться ни на одной – просто засыпала.
Ближе к утру, Сигрид осторожно выходила из дома мэтра Лаврентиуса, и направлялась во дворец, где спать не могла совсем. Хорошо, что у нее было это тайное убежище.
В этот раз она не успела отойти и на квартал, как услышала бряцание, производимое приближающимся патрулем. Скользнув в подворотню, она слилась с темнотой. Для этого ей пришлось отступить в самую глубь подворотни, где она обо что-то споткнулась. С трудом удержав равновесие, Сигрид стояла, ожидая, пока патруль пройдет мимо, не глядя на то, что лежит у самого носка ее сапога. Что там может лежать после ночи, она прекрасно знала и так. Но привлекать внимание патруля и потом участвовать в разборе дела ей не хотелось.
Когда шаги патруля затихли, Сигрид осторожно засветила потайной фанарик, который однажды нашла в доме мэтра Лаврентиуса, и, опустившись на корточки, осветила лицо лежавшего у ее ног человека. Что ж, Стен Ретс снова попался ей на пути. Она отодвинула скомкавшийся воротник, и проверила, бьется ли у него пульс на шее. Пульс был. Везунчик этот Стен! Похоже, у него было не меньше жизней, чем у кошки. Над ухом юноши волосы были испачканы еще слегка липкой кровью. Кто-то хотел ударить его в висок, но слегка промахнулся.
Сигрид внимательно оглядела костюм Стена, и увидела на перевязи изящную монограмму СГ, украшенную графской короной. Вот когда пригодились уроки геральдики! Хотя эту монограмму Сигрид видела и во дворце: ее тетушка, графиня Сесилия Густавcдоттир, обязательно присутствовала на всех приемах короля Эйхана. Так вот где нашел прибежище сын Златовласого! Что ж, тетушка Сесилия всегда отличалась слабостью к пригожим юношам, так что лучшего места, чем ее загородное поместье, бездомный чужеземец и найти не мог.
К сожалению короля, его сестра не ограничивалась только любовными утехами, но и тяготела к политическим интригам. Короля Эйхана они приводили в отчаяние, потому что не поддавались никакому расчету: графиня Сесилия интриговала просто ради самого процесса, с легкостью меняя союзников и противников по нескольку раз на неделе. Сигрид не сомневалась, что ночью на улицы Хольма Стена могло привести только одно: он что-то нес от Сесилии кому-то, и это что-то так внимательно отслеживалось, что на посланца была устроена засада.
Кошель с пояса Стена был сорван, под колетом, судя по его растерзанному состоянию, тоже что-то искали. Сигрид пробежала пальцами еще раз по рукавам и швам одежды кулем лежащего юноши, но там ничего не было. Тогда она просунула пальцы за голенища его сапог, и действительно нащупала в одном тонкий цилиндрик. Вытащив его, она засунула добычу себе в рукав, и припустила к Колкруне: небо начинало быстро светлеть.
-
-
07.11.2012 в 22:06-
-
07.11.2012 в 22:09Вот и все, собственно. Продолжение когда-нибудь следует
-
-
07.11.2012 в 22:10-
-
07.11.2012 в 22:40-
-
07.11.2012 в 23:30