Do or die
Мотто короля Гарри можно бы было определить классическим «кто не с нами, тот против нас». Именно поэтому репрессии 1530-х унесли так многих, знакомых ему с детства. Он знал, что эти люди ничего против него самого не имели и никаких изменнических мыслей не таили. Просто у них лояльность, на которую король претендовал безраздельно, оказалась разделенной. Мор, не признав главенства короля над английской церковью, поставил (по мнению короля) преданность папе выше преданности ему, королю и старому другу. Фишер, не признавший законность второго брака короля, поставил преданность Катарине Арагонской над преданностью суверену. И таких примеров была масса. Не удивилась бы, узнав, что сам король искренне страдал от сложившейся ситуации. Возможно, он даже разочаровался в людях. А разочарование короля, как и его гнев, означают смерть – это неплохо подметил герцог Норфолк.
читать дальшеТомас Кромвель сделал все, чтобы разочарования короля не вызвать, и не вызвать сомнений в том, кому принадлежит его преданность. И не похоже, чтобы его даже мучала хоть какая-то тень сомнения. Когда король решил подвести под топор палача своего бывшего друга Мора, то Кромвель с готовностью пошел на все, даже на откровенные фальсификации, чтобы угодить господину. В конце концов, были ли у него причины защищать Мора, который неплохо умел защищать самого себя? Понадобились лживые показание двоих свидетелей, чтобы «утопить» верткого юриста в суде.
С Фишером и стараться-то было не нужно. Он с готовностью отрицал супремационное право английского короля любому, кто задавал ему вопрос. Поскольку епископ был стар, Кромвель даже потрудился привести в Тауэр комиссию и зачитать Фишеру постулаты новых законов о государственной измене. Надо было убедиться, что человек действительно понимает, против чего протестует, и чем ему протест грозит. Фишер понимал.
Томас Кромвель был председателем судов, проходивших в то время над всеми, кто так или иначе протестовал против изменений, происшедший в королевстве. На чьих руках осталась кровь? Формально – на руках Кромвеля. Фактически же сам добрый король Гарри триумфально праздновал «победу над церковниками», как он это для себя определил. Во всяком случае, есть доказательства тому, что Кромвель был искренне обижен, узнав от своего агента в Риме, что папа призывает французского короля собрать войска и отомстить королю Гарри и его подручным за невинно пролитую кровь. «Они были осуждены открыто, в суде, и их признали виновными в государственной измене. Их наказание было легче, чем давал право закон. Многие, устрашившись примера, подумали еще раз о том, кому принадлежит их лояльность. Любой человек в здравом уме может понять, что папа и Рим просто решили почувствовать себя оскорбленными!»
На самом деле, дела Фишера и Мора были только началом отсчета эпохи террора. Многие, возможно, и притихли, устрашившись. Но тех, кто продолжал говорить и возмущаться, хватало. Впрочем, карали не всех. Один старенький канонник в воскресной проповеди вдруг призвал молиться за здоровье королевы Катарины. Потом он покаялся, что оговорился по привычке. Кромвель лично послала епископу Лондона рекомендацию канонника не наказывать: «Он – хороший человек, ему почти 80, и он явно оговорился». Маргарет Эллис, ткачиха, назвала в пабе королеву Анну «лупоглазой шлюхой». С ткачихой разбирался местный судья, и она ему призналась, что была просто пьяна до безобразия. Некий Джордж Тейлор (тоже с пьяных глаз) обозвал короля негодяем, который живет разгульной жизнью, и короне которого он, Джордж, кланяться не намерен. Да он бы в футбол сыграл этой короной!
При дворе, Генри Перси, бывший жених Анны Болейн, охотно припоминал злобность и высокомерие дамы, порицал ее обращение с родным дядюшкой, к которому она обратилась со словами, не подходящими в королевских покоях даже для обращения к собаке, и утверждал, что самое меньшее, что можно сказать о моральном облике нынешней королевы – это «прожженная шлюха». Да-да, тот самый Перси, который, предполагается, потерял сознание на суде над Анной (в недалеком уже будущем) от любви и жалости. Сознание он действительно потерял, но на то были более серьезные и будничные причины – граф был очень болен. Понятно, что графа Нортумберленда за его «фи» в адрес Анны Болейн наказать не посмели. Да и стремились ли? На дворе стоял май 1535 года, и от Анны устали все, включая короля.
В начале июня 1535 года Анна вступила в свой последний серьезный конфликт – конфликт с Кромвелем. Поначалу тот и глазом не моргнул. Скандальная баба, стоит ли даже обращать внимание? «Я настолько верю в своего господина, что не думаю о том, что она сможет мне навредить», - отвечал он на вопросы лиц, бывших в курсе дела. Испанский посол посоветовал Кромвелю, в таком случае, выставить лучшую защиту, нежели та, которая была у его предшественника – кардинала Волси, который тоже верил в своего господина.
Впрочем, может быть и так, что в свой последний конфликт Анна вступила, все-таки, именно с господином, с королем, а не с Кромвелем. И последний точно знал, что беспокоиться действительно не о чем – король сам разберется, кто в доме хозяин. Благо, напрактиковался. Уж очень похоже, что Большой Гарри, действуя по всем канонам макиавеллизма, просто-напросто использовал свою непопулярную и скандальную женушку в качестве завесы для собственных действий по укреплению своего собственного единовластия в стране. Как ни крути, даже те из его подданных, которые называли своего короля гулящим, винили в этом «лупоглазую шлюху». А в терроре винили Кромвеля.
Отношения между королем и королевой обострились к тому времени уже год как. Летом 1534 года Анна сильно заметалась: наследника престола не получалось, и те, кто в принципе поддерживал идею смены королевы именно в интересах династии, разочаровались именно в этой королеве. Анна же не нашла ничего лучшего, как начать жаловаться в приватных разговорах на то, что в жалких результатах виновата не она, а сам король. В свое время, ее глупые реплики в адрес короля окажутся роковыми. Был ли Гарри в курсе того, что Анна говорит о нем за его спиной? Можно не сомневаться. При дворе секретов не было. Но король предпочел тогда продолжать использовать свою супругу по прямому назначению и сделать вид, что никакого разлада не случилось. На это у него были свои причины, разумеется.
Во-первых, пресловутый наследник все-таки мог появиться, и Анна действительно забеременела в октябре 1535 года. Во-вторых – во-вторых, в королевстве все еще было две королевы. Зная свою первую супруга и потенциал своей старшей дочери как никто другой, король их просто боялся. Убери он Анну – неизбежно встал бы вопрос о восстановлении в правах Катарины. «Она так горда духом, - объяснял свои действия король, - что вполне может поднять армию, как ее мать, королева Изабелла». И люди бы нашлись, если бы Анна исчезла с трона, а Катарина на него не вернулась. Поэтому Анну приходилось терпеть.
Кромвель больше боялся неприятностей со стороны принцессы Мэри, нежели со стороны королевы. Он не раз высказывал вслух мнение, что именно принцесса является источником опасности для короля, так что если будет угодно Богу… Имперский посол сделал из этой незаконченной фразы вывод, что против Мэри что-то готовится. Что-то действительно готовилось. Король откровенно говорил, что в начале своего царствования он был кроток, как ягненок, но в конце будет править, как свирепый лев, и избавится от своих врагов, заключенных в Тауэре, и от тех, кто не находится в Тауэре. Все шло к тому, что экс-королева и принцесса, объявленная собственным отцом бастардом, станут следующими жертвами суда по делу о государственной измене. Но в игру вступила Судьба.
9 января 1536 года имперский посол получил от Кромвеля известие, что Катарина Арагонская умерла – получил только через два дня после ее смерти. Судя по всему, сэр Юстас не сомневался, что она была отравлена. Если верить его рапорту императору, терапевт королевы тоже подозревал, что дело не обошлось без какого-то яда, и не обошлось без действий людей Кромвеля. А Кромвель в таком деле никогда бы не посмел действовать без прямого приказа короля. Так это или не так, но король распорядился, чтобы похороны его первой жены прошли тихо и без статуса, положенного для похорон члена королевской семьи. План похорон составлял Кромвель.
Если король действительно каким-то образом посодействовал смерти Катарины, судьба наказала его немедленно. И жестоко. 24 января, во время турнира, на короля, находившегося в полном доспехе, свалился его конь, который тоже был в полном доспехе. Два часа король был в коме. Судя по всему, пострадала кора больших полушарий. Он никогда не оправился от этого несчастного случая полностью, и следующие десять лет прожил… болезненно, мягко говоря. Через пять дней после этого, у Анны случился выкидыш. Комментарий короля был жестким и определенным: «У меня не будет от тебя наследников… Когда встанешь, поговорим». Жесткость и окончательность король уже мог себе позволить – теперь, после смерти своей первой жены и освободившись от Анны, он мог, наконец, расстаться с прошлым навсегда. В конце концов, ему было всего 44 года.
Разумеется, действовать во имя свободы короля, который уже присмотрел себе новую супругу, пришлось Кромвелю. Вполне возможно, Кромвель взялся за это поручение не без удовольствия.
читать дальшеТомас Кромвель сделал все, чтобы разочарования короля не вызвать, и не вызвать сомнений в том, кому принадлежит его преданность. И не похоже, чтобы его даже мучала хоть какая-то тень сомнения. Когда король решил подвести под топор палача своего бывшего друга Мора, то Кромвель с готовностью пошел на все, даже на откровенные фальсификации, чтобы угодить господину. В конце концов, были ли у него причины защищать Мора, который неплохо умел защищать самого себя? Понадобились лживые показание двоих свидетелей, чтобы «утопить» верткого юриста в суде.
С Фишером и стараться-то было не нужно. Он с готовностью отрицал супремационное право английского короля любому, кто задавал ему вопрос. Поскольку епископ был стар, Кромвель даже потрудился привести в Тауэр комиссию и зачитать Фишеру постулаты новых законов о государственной измене. Надо было убедиться, что человек действительно понимает, против чего протестует, и чем ему протест грозит. Фишер понимал.
Томас Кромвель был председателем судов, проходивших в то время над всеми, кто так или иначе протестовал против изменений, происшедший в королевстве. На чьих руках осталась кровь? Формально – на руках Кромвеля. Фактически же сам добрый король Гарри триумфально праздновал «победу над церковниками», как он это для себя определил. Во всяком случае, есть доказательства тому, что Кромвель был искренне обижен, узнав от своего агента в Риме, что папа призывает французского короля собрать войска и отомстить королю Гарри и его подручным за невинно пролитую кровь. «Они были осуждены открыто, в суде, и их признали виновными в государственной измене. Их наказание было легче, чем давал право закон. Многие, устрашившись примера, подумали еще раз о том, кому принадлежит их лояльность. Любой человек в здравом уме может понять, что папа и Рим просто решили почувствовать себя оскорбленными!»
На самом деле, дела Фишера и Мора были только началом отсчета эпохи террора. Многие, возможно, и притихли, устрашившись. Но тех, кто продолжал говорить и возмущаться, хватало. Впрочем, карали не всех. Один старенький канонник в воскресной проповеди вдруг призвал молиться за здоровье королевы Катарины. Потом он покаялся, что оговорился по привычке. Кромвель лично послала епископу Лондона рекомендацию канонника не наказывать: «Он – хороший человек, ему почти 80, и он явно оговорился». Маргарет Эллис, ткачиха, назвала в пабе королеву Анну «лупоглазой шлюхой». С ткачихой разбирался местный судья, и она ему призналась, что была просто пьяна до безобразия. Некий Джордж Тейлор (тоже с пьяных глаз) обозвал короля негодяем, который живет разгульной жизнью, и короне которого он, Джордж, кланяться не намерен. Да он бы в футбол сыграл этой короной!
При дворе, Генри Перси, бывший жених Анны Болейн, охотно припоминал злобность и высокомерие дамы, порицал ее обращение с родным дядюшкой, к которому она обратилась со словами, не подходящими в королевских покоях даже для обращения к собаке, и утверждал, что самое меньшее, что можно сказать о моральном облике нынешней королевы – это «прожженная шлюха». Да-да, тот самый Перси, который, предполагается, потерял сознание на суде над Анной (в недалеком уже будущем) от любви и жалости. Сознание он действительно потерял, но на то были более серьезные и будничные причины – граф был очень болен. Понятно, что графа Нортумберленда за его «фи» в адрес Анны Болейн наказать не посмели. Да и стремились ли? На дворе стоял май 1535 года, и от Анны устали все, включая короля.
В начале июня 1535 года Анна вступила в свой последний серьезный конфликт – конфликт с Кромвелем. Поначалу тот и глазом не моргнул. Скандальная баба, стоит ли даже обращать внимание? «Я настолько верю в своего господина, что не думаю о том, что она сможет мне навредить», - отвечал он на вопросы лиц, бывших в курсе дела. Испанский посол посоветовал Кромвелю, в таком случае, выставить лучшую защиту, нежели та, которая была у его предшественника – кардинала Волси, который тоже верил в своего господина.
Впрочем, может быть и так, что в свой последний конфликт Анна вступила, все-таки, именно с господином, с королем, а не с Кромвелем. И последний точно знал, что беспокоиться действительно не о чем – король сам разберется, кто в доме хозяин. Благо, напрактиковался. Уж очень похоже, что Большой Гарри, действуя по всем канонам макиавеллизма, просто-напросто использовал свою непопулярную и скандальную женушку в качестве завесы для собственных действий по укреплению своего собственного единовластия в стране. Как ни крути, даже те из его подданных, которые называли своего короля гулящим, винили в этом «лупоглазую шлюху». А в терроре винили Кромвеля.
Отношения между королем и королевой обострились к тому времени уже год как. Летом 1534 года Анна сильно заметалась: наследника престола не получалось, и те, кто в принципе поддерживал идею смены королевы именно в интересах династии, разочаровались именно в этой королеве. Анна же не нашла ничего лучшего, как начать жаловаться в приватных разговорах на то, что в жалких результатах виновата не она, а сам король. В свое время, ее глупые реплики в адрес короля окажутся роковыми. Был ли Гарри в курсе того, что Анна говорит о нем за его спиной? Можно не сомневаться. При дворе секретов не было. Но король предпочел тогда продолжать использовать свою супругу по прямому назначению и сделать вид, что никакого разлада не случилось. На это у него были свои причины, разумеется.
Во-первых, пресловутый наследник все-таки мог появиться, и Анна действительно забеременела в октябре 1535 года. Во-вторых – во-вторых, в королевстве все еще было две королевы. Зная свою первую супруга и потенциал своей старшей дочери как никто другой, король их просто боялся. Убери он Анну – неизбежно встал бы вопрос о восстановлении в правах Катарины. «Она так горда духом, - объяснял свои действия король, - что вполне может поднять армию, как ее мать, королева Изабелла». И люди бы нашлись, если бы Анна исчезла с трона, а Катарина на него не вернулась. Поэтому Анну приходилось терпеть.
Кромвель больше боялся неприятностей со стороны принцессы Мэри, нежели со стороны королевы. Он не раз высказывал вслух мнение, что именно принцесса является источником опасности для короля, так что если будет угодно Богу… Имперский посол сделал из этой незаконченной фразы вывод, что против Мэри что-то готовится. Что-то действительно готовилось. Король откровенно говорил, что в начале своего царствования он был кроток, как ягненок, но в конце будет править, как свирепый лев, и избавится от своих врагов, заключенных в Тауэре, и от тех, кто не находится в Тауэре. Все шло к тому, что экс-королева и принцесса, объявленная собственным отцом бастардом, станут следующими жертвами суда по делу о государственной измене. Но в игру вступила Судьба.
9 января 1536 года имперский посол получил от Кромвеля известие, что Катарина Арагонская умерла – получил только через два дня после ее смерти. Судя по всему, сэр Юстас не сомневался, что она была отравлена. Если верить его рапорту императору, терапевт королевы тоже подозревал, что дело не обошлось без какого-то яда, и не обошлось без действий людей Кромвеля. А Кромвель в таком деле никогда бы не посмел действовать без прямого приказа короля. Так это или не так, но король распорядился, чтобы похороны его первой жены прошли тихо и без статуса, положенного для похорон члена королевской семьи. План похорон составлял Кромвель.
Если король действительно каким-то образом посодействовал смерти Катарины, судьба наказала его немедленно. И жестоко. 24 января, во время турнира, на короля, находившегося в полном доспехе, свалился его конь, который тоже был в полном доспехе. Два часа король был в коме. Судя по всему, пострадала кора больших полушарий. Он никогда не оправился от этого несчастного случая полностью, и следующие десять лет прожил… болезненно, мягко говоря. Через пять дней после этого, у Анны случился выкидыш. Комментарий короля был жестким и определенным: «У меня не будет от тебя наследников… Когда встанешь, поговорим». Жесткость и окончательность король уже мог себе позволить – теперь, после смерти своей первой жены и освободившись от Анны, он мог, наконец, расстаться с прошлым навсегда. В конце концов, ему было всего 44 года.
Разумеется, действовать во имя свободы короля, который уже присмотрел себе новую супругу, пришлось Кромвелю. Вполне возможно, Кромвель взялся за это поручение не без удовольствия.
@темы: Англия Тюдоров
-
-
04.11.2012 в 17:58-
-
04.11.2012 в 18:13-
-
04.11.2012 в 18:28-
-
04.11.2012 в 18:38-
-
04.11.2012 в 20:08LenaElansed, пожалуй... А уж если характер дурной, то и ум не спасет.
-
-
04.11.2012 в 20:15Поэтому и умер от старости, а не на эшафоте.
-
-
04.11.2012 в 20:32-
-
06.11.2012 в 15:15Мора с Фишером жалко.
-
-
06.11.2012 в 22:46К Мору у меня двойственное отношение. Он был в обычной жизни довольно пройдошливым типом, он очернил Ричарда, но при этом был бесспорно интеллектуалом. А вот когда ему уже не надо было прогибаться, он вдруг показал лучшую часть своей натуры.
-
-
06.11.2012 в 23:46Кстати о Гарри, Признаю он был ловким политиком, да. И что самое интересное на него как-то и подумать плохо нельзя. По моему величайшее его умение - делать свои дела чужими руками. И история с Анной - тому пример. По моему, Большой Гарри как нельзя лучше воплотил принцип, которыйбудет сформулирован через 100 лет после его смерти - Король ни за что не отвечает. Во всем виноваты министры. С той лишь разницей, что у Гарри власть была реальной, в то время как у нынешних монархов - лишь представительная.
-
-
07.11.2012 в 00:00-
-
07.11.2012 в 10:24Хотя Генрих ничо так, уроки кардинала хорошо усвоил. Кстати все великие реформаторы поначалу играют в свои "игрушки". Тут Петьку Первого как не вспомнить с его потешными полками. Никто его всерьез не воспринимал и тоже врде бы "ничто не предвещало".
А Волси... ну что Волси, заигрался в высокую политику...
-
-
07.11.2012 в 15:06