Do or die
Опять рабочее, и опять ужасное. Высказаться-то надо, а больше негде. Ничего нового, собственно, обо всем этом я уже давно пишу, но пока сдвигов к лучшему не намечается.
безнадега как она естьНе дай Бог дожить до старости и дряхлости… Не дай Бог оказаться на склоне лет в зависимости от кого бы то ни было – детей, родственников, социальной поддержки.
Пустые, абсолютно пустые холодильники там, где дети должны заботиться их затаривать. Скандалы по поводу того, что двоюродная бабушка в 88 лет каждый день видится с любовью всей своей жизни, да еще и ужинает с ним «из своего холодильника». Старики… В разной степени дряхлости. Когда в организме остается мало ресурсов, человек сосредотачивает все оставшиеся на себя. То, что рядом мельтешит беспамятная супруга, не помнящая взять еду из холодильника, не имеет больше значения.
Персонал, вынужденный делать семидневки и восьмидневки, после которых будет только один выходной. Количество нуждающихся в помощи на одного работника доведено уже за предел физической выносливости персонала. Даже срочные изменения не вносятся вовремя в базу данных пациентов – нет времени. Мы ограничиваемся тем, что поддерживаем людей просто оставаться в живых. Ни о каких реабилитационных действиях уже не идет речи – нет времени. Сделать завтрак, дать лекарства, сделать уколы, взять анализы, помочь дотопать до туалета и ополоснуться, помочь одеться – вот и все. И надо уже бежать дальше, к следующему. Часть пациентов, соответственно, получает утренние лекарства только в полдень – приоритет отдается тем, кому надо колоть инсулин и Клексан.
Вечером всю армаду пациентов, находящихся на попечении двух бригад, обслуживают три медсестры. В выходные – четверо. В будние дни с утра – 10 человек, плюс фельдшер. Разумеется, в выходные объем работы тот же, что и в будни по утрам, а вечерние рутины мало отличаются от утренних, разве что нет душа или отправки в какой-нибудь кружок. Разумеется, происходят накладки. Приходишь зачастую к новому пациенту, о котором не знаешь ничего вообще, а в базе данных, видной с чудо-телефона, или ничего, или устаревшие данные. И решения надо делать быстро, чтобы не опоздать туда, где нужна помощь двух медсестер, и твое опоздание смешает графики массы людей: коллеги, твоих пациентов, ее пациентов.
Много шведов. Они плохо слышат, они старые, они плохо понимают финский, а уж говорить на нем и вовсе не могут. Из медсестер шведский знают редкие единицы (хотя ведь учили в школе). И попробуй объясниться с человеком, которого видишь впервые, который не понимает тебя, а ты – его. Здесь уже идет в ход почти телепатическое убеждение собеседника, что нервничать и бояться не надо. Не все шведы богаты, и вовсе не у всех любящие родственники. У некоторых все деньги, похоже, вложены в жилье в специальных квартирах и домах для стариков и инвалидов. На обслуживание платной, шведскоязычной группой у них просто нет средств. И они сваливаются на руки городской системы здравоохранения во все больших количествах, потому что частники все повышают таксы. Знаете, сколько стоит визит частника, который обработал небольшую ранку? 800 евро. Не могу, правда, сказать, один или два визита. Бабка не помнит.
Я не знаю, что будет. Такое чувство, что мы находимся на тонущем корабле, безуспешно пытаясь залатывать пробоины.
Это была хорошая система. Подумайте, какая судьба ожидала бы полупарализованную пьяницу, битую и изувеченную в прошлом? Здесь у нее хорошая квартира, социальная поддержка, уборщица, моющая квартиру каждые две недели от и до, и мы, лечащие и содержащие в относительной чистоте. И идея о том, что человек должен жить до конца дома, среди своих стен, тоже хороша. Но сейчас стариков и инвалидов набралось такое количество, и они в таком слабом состоянии, что держать их дома из последних сил – плохое решение. Многие ждут места в доме для престарелых, но мест нет, потому что количество этих домов все время сокращают. Многие успевают и умереть в очереди. Многие впадают в полусумеречное состояние от полного одиночества и отсутствия человеческих контактов. В доме для престарелых у них была бы еще долго полноценная жизнь.
Психиатрию уже загнали практически полностью в «под свою ответственность». Не происходит ли то же самое со стареющей частью нации? С глаз долой, и как бы даже помощь организована. А что там в четырех стенах происходит в течение 23 часов в сутки, когда человек один, никого не волнует. Честно говоря, даже нас. Потому что надо выкидывать проблемы данного пациента из головы немедленно, когда закрываешь за собой дверь его квартиры. Потому что пациентов десятки, проблем у каждого выше крыши, а мы почти ничем помочь не можем. И мы – всего лишь люди, с ограниченными физическими и душевными ресурсами.
Недавно одна коллега, возражающая против постоянного перераспределения пациентов тем, у кого значащийся в «бегунке» вдруг оказался в больнице, брякнула: «Если твой оказался в больнице, и тебе осталось меньше для обхода – это твое счастье, твоя удача». Такого нельзя даже думать, но это – реальность.
Что-то пошло неправильно. Все недовольны. Но что делать? Миграция рабочей силы поражает воображение, люди просто не выдерживают постоянного хаоса и нагрузки. Обежать за вечер 15 человек, никогда не зная, что тебя может ожидать за очередной дверью… Последняя из вновь пришедших медсестер ушла через 4 дня. А ведь пришла из психиатрической выездной бригады, тоже не цветочки.
Главное, в обычных больницах не лучше. Мы выписывали пациентов, зная, что они вернутся, потому что дома они не могут находится. Иногда пациентов привозила назад полиция – блуждала бабка босиком, в мокрых штанах, без ключа и малейшего представления о том, где живет. Но выписывать надо, потому что в больнице лечат только болезни, конкретные болезни. И держать пациентов сверх положенного запрещено.
Ну, в хосписах тех, которые до них доживают, за пациентами действительно ухаживают. Но пациент попадает в хоспис в таком состоянии, что являет собой практически недвижимое существо, которое надо кормить с ложечки. А персонала мало. Никогда не забуду ночной смены, где я с напарницей должны были ночью поменять подгузники у 42 практически немобильных пациентов, часть который была в агрессивной фазе Альцгаймера. То есть, повернуться в кровати не могут, но кулаками махать, царапать, кусать и щипать – вполне. А ночное дежурство в отделении, где большая часть пациентов находилась в психозах? Там половина контингента была вывезена к «аквариуму», потому что лезут из кроватей, выворачиваются даже из ремней вокруг пояса, и могут просто упасть и покалечиться. А сильных лекарств давать нельзя, потому что стариков они обездвиживают. И снова все отделение – на двоих медсестер. А ведь во многих местах дежурит и одна. В домах для престарелых, например, даже в отделении для дементиков.
Какая атмосфера в коллективах, надо пояснять? А что такое для старика или старухи вдруг оказаться в роли ухаживающего за обезножившим и/или обезумевшим супругом – знаете? Знаю одну, которая начала сама терять память именно во время болезни мужа, от переутомления. Потеряла. Вторая на грани, и мы это видим, но ничего не можем сделать. Интересно, что у обеих – грамотные и присутствующие в их жизни дети. Они что, не видят? В одном месте попыталась поговорить с сыном, человеком известным и с репутацией, чтобы он как-то попытался повлиять на отношение матери к гигиене. Замахал руками, и сказал, что он здесь не авторитет. Может, и так. Бабка чертовски упряма, и там тоже не все с головой в порядке.
А число людей старше 65 лет перевалило недавно за миллион, если не ошибаюсь. На пять с чем-то миллионов населения. И люди вступают в старость все более больными.
безнадега как она естьНе дай Бог дожить до старости и дряхлости… Не дай Бог оказаться на склоне лет в зависимости от кого бы то ни было – детей, родственников, социальной поддержки.
Пустые, абсолютно пустые холодильники там, где дети должны заботиться их затаривать. Скандалы по поводу того, что двоюродная бабушка в 88 лет каждый день видится с любовью всей своей жизни, да еще и ужинает с ним «из своего холодильника». Старики… В разной степени дряхлости. Когда в организме остается мало ресурсов, человек сосредотачивает все оставшиеся на себя. То, что рядом мельтешит беспамятная супруга, не помнящая взять еду из холодильника, не имеет больше значения.
Персонал, вынужденный делать семидневки и восьмидневки, после которых будет только один выходной. Количество нуждающихся в помощи на одного работника доведено уже за предел физической выносливости персонала. Даже срочные изменения не вносятся вовремя в базу данных пациентов – нет времени. Мы ограничиваемся тем, что поддерживаем людей просто оставаться в живых. Ни о каких реабилитационных действиях уже не идет речи – нет времени. Сделать завтрак, дать лекарства, сделать уколы, взять анализы, помочь дотопать до туалета и ополоснуться, помочь одеться – вот и все. И надо уже бежать дальше, к следующему. Часть пациентов, соответственно, получает утренние лекарства только в полдень – приоритет отдается тем, кому надо колоть инсулин и Клексан.
Вечером всю армаду пациентов, находящихся на попечении двух бригад, обслуживают три медсестры. В выходные – четверо. В будние дни с утра – 10 человек, плюс фельдшер. Разумеется, в выходные объем работы тот же, что и в будни по утрам, а вечерние рутины мало отличаются от утренних, разве что нет душа или отправки в какой-нибудь кружок. Разумеется, происходят накладки. Приходишь зачастую к новому пациенту, о котором не знаешь ничего вообще, а в базе данных, видной с чудо-телефона, или ничего, или устаревшие данные. И решения надо делать быстро, чтобы не опоздать туда, где нужна помощь двух медсестер, и твое опоздание смешает графики массы людей: коллеги, твоих пациентов, ее пациентов.
Много шведов. Они плохо слышат, они старые, они плохо понимают финский, а уж говорить на нем и вовсе не могут. Из медсестер шведский знают редкие единицы (хотя ведь учили в школе). И попробуй объясниться с человеком, которого видишь впервые, который не понимает тебя, а ты – его. Здесь уже идет в ход почти телепатическое убеждение собеседника, что нервничать и бояться не надо. Не все шведы богаты, и вовсе не у всех любящие родственники. У некоторых все деньги, похоже, вложены в жилье в специальных квартирах и домах для стариков и инвалидов. На обслуживание платной, шведскоязычной группой у них просто нет средств. И они сваливаются на руки городской системы здравоохранения во все больших количествах, потому что частники все повышают таксы. Знаете, сколько стоит визит частника, который обработал небольшую ранку? 800 евро. Не могу, правда, сказать, один или два визита. Бабка не помнит.
Я не знаю, что будет. Такое чувство, что мы находимся на тонущем корабле, безуспешно пытаясь залатывать пробоины.
Это была хорошая система. Подумайте, какая судьба ожидала бы полупарализованную пьяницу, битую и изувеченную в прошлом? Здесь у нее хорошая квартира, социальная поддержка, уборщица, моющая квартиру каждые две недели от и до, и мы, лечащие и содержащие в относительной чистоте. И идея о том, что человек должен жить до конца дома, среди своих стен, тоже хороша. Но сейчас стариков и инвалидов набралось такое количество, и они в таком слабом состоянии, что держать их дома из последних сил – плохое решение. Многие ждут места в доме для престарелых, но мест нет, потому что количество этих домов все время сокращают. Многие успевают и умереть в очереди. Многие впадают в полусумеречное состояние от полного одиночества и отсутствия человеческих контактов. В доме для престарелых у них была бы еще долго полноценная жизнь.
Психиатрию уже загнали практически полностью в «под свою ответственность». Не происходит ли то же самое со стареющей частью нации? С глаз долой, и как бы даже помощь организована. А что там в четырех стенах происходит в течение 23 часов в сутки, когда человек один, никого не волнует. Честно говоря, даже нас. Потому что надо выкидывать проблемы данного пациента из головы немедленно, когда закрываешь за собой дверь его квартиры. Потому что пациентов десятки, проблем у каждого выше крыши, а мы почти ничем помочь не можем. И мы – всего лишь люди, с ограниченными физическими и душевными ресурсами.
Недавно одна коллега, возражающая против постоянного перераспределения пациентов тем, у кого значащийся в «бегунке» вдруг оказался в больнице, брякнула: «Если твой оказался в больнице, и тебе осталось меньше для обхода – это твое счастье, твоя удача». Такого нельзя даже думать, но это – реальность.
Что-то пошло неправильно. Все недовольны. Но что делать? Миграция рабочей силы поражает воображение, люди просто не выдерживают постоянного хаоса и нагрузки. Обежать за вечер 15 человек, никогда не зная, что тебя может ожидать за очередной дверью… Последняя из вновь пришедших медсестер ушла через 4 дня. А ведь пришла из психиатрической выездной бригады, тоже не цветочки.
Главное, в обычных больницах не лучше. Мы выписывали пациентов, зная, что они вернутся, потому что дома они не могут находится. Иногда пациентов привозила назад полиция – блуждала бабка босиком, в мокрых штанах, без ключа и малейшего представления о том, где живет. Но выписывать надо, потому что в больнице лечат только болезни, конкретные болезни. И держать пациентов сверх положенного запрещено.
Ну, в хосписах тех, которые до них доживают, за пациентами действительно ухаживают. Но пациент попадает в хоспис в таком состоянии, что являет собой практически недвижимое существо, которое надо кормить с ложечки. А персонала мало. Никогда не забуду ночной смены, где я с напарницей должны были ночью поменять подгузники у 42 практически немобильных пациентов, часть который была в агрессивной фазе Альцгаймера. То есть, повернуться в кровати не могут, но кулаками махать, царапать, кусать и щипать – вполне. А ночное дежурство в отделении, где большая часть пациентов находилась в психозах? Там половина контингента была вывезена к «аквариуму», потому что лезут из кроватей, выворачиваются даже из ремней вокруг пояса, и могут просто упасть и покалечиться. А сильных лекарств давать нельзя, потому что стариков они обездвиживают. И снова все отделение – на двоих медсестер. А ведь во многих местах дежурит и одна. В домах для престарелых, например, даже в отделении для дементиков.
Какая атмосфера в коллективах, надо пояснять? А что такое для старика или старухи вдруг оказаться в роли ухаживающего за обезножившим и/или обезумевшим супругом – знаете? Знаю одну, которая начала сама терять память именно во время болезни мужа, от переутомления. Потеряла. Вторая на грани, и мы это видим, но ничего не можем сделать. Интересно, что у обеих – грамотные и присутствующие в их жизни дети. Они что, не видят? В одном месте попыталась поговорить с сыном, человеком известным и с репутацией, чтобы он как-то попытался повлиять на отношение матери к гигиене. Замахал руками, и сказал, что он здесь не авторитет. Может, и так. Бабка чертовски упряма, и там тоже не все с головой в порядке.
А число людей старше 65 лет перевалило недавно за миллион, если не ошибаюсь. На пять с чем-то миллионов населения. И люди вступают в старость все более больными.
@темы: "Этот мир придуман не мной"
пытаются сделать, только делают странно...
жуткая у тебя работа
Держись,ты молодец.Благородная у тебя миссия,но и душа тоже.
читать дальше
Я видела как соседка свекрови - много лет как выжившая из ума, дралась со своей сиделкой, которую наняли дети. Там богатая семья. И один из сыновей - сам врач. Но тут и врач не поможет.
Не дай нам бог дожить до ТАКОЙ старости...
Да. я понимаю, о чем Вы говорите и согласна, что при подобных заболеваниях добротой и любовью не справишься - именно тут и нужен профессионал. Но это - только часть проблемы. а в целом - картина брошенных и одиноких стариков - безрадостная и не внушающая оптимизма насчет будущих поколений.
Господи! Тебе ведь все равно!
Сделай так, чтоб птицей отлетела,
А не завалилась, как бревно…
Е.А.Благинина
LenaElansed, я не знаю, как здесь с детьми. Официально - все как бы хорошо, но практически просто не знаю. Знаю только, что слишком много детей, которым место в психиатрических заведениях и школах при них. А их упорно "интегрируют" в обычные классы. А с больными Альцгаймером и мы ничего не можем, собственно. Обычно одна держит за руки и заговаривает зубы, вторая моет и лечит. Иногда не хватает людей, и приходится одной рукой блокировать удары, а другой менять подгузник или рану обрабатывать, или что там еще надо сделать. А уж на словесные оскорбления мы и не реагируем.
Ilves*, постоянное чувство недостаточности. Максимум, что можно сделать - это просто отсидеть рядом ресурсированные 15 минут, пока человек ест. Чтобы убедиться, что не забыл, что на столе еда. Но не всегда и на это есть время. Влил лекарство, уколол, шмякнул тарелку - и до свидания.
Белейшая Мышь, понимаешь, наши люди - им под 90 и за 90. Есть, конечно, молодые по разным причинам, но их мало. Так что их дети уже и сами старые. А кто моложе - работают. Свои семьи, свои проблемы. У некоторых родня далеко. У некоторых и вовсе никого нет. В Хельсинки половина обитателей - одинокие люди. Некоторые никого рядом не хотят. Но ты права, потому что сейчас и здесь начинают подталкивать семьи жить с осознанием семейной ответственности. Но получается плохо. Налоги-то продолжают поднимать, что означает, что как бы за деньги налогоплательщиков обо всем заботится государство.
nottgren, мне трудно смириться, на самом деле, что эти люди безвозвратно уже больны и никогда, никогда им не станет лучше. Можно притормозить развитие болезни, но и на это нет времени. Я пока еще не приняла мысль, что то, чем я занимаюсь, имеет какую-то ценность. Говорю же, словно пытаешься течь заткнуть в одном месте, а дырка тут же образуется в другом.
Tetroka, и я надеюсь. Но нагрузка на психику идет постоянная. Вот когда работаешь с бывшими алкоголиками или с шизофрениками, то есть какая-то уверенность, что с тобой такого не случится. А вот старики... Смотришь, тихо ужасаешься, и знаешь точно, что ты тоже состаришься, и, возможно - именно так. Бррр...
faolchu lynn, почему нет... Можно. Только очень уж безрадостно. Конечно, есть масса одногодков наших пациентов, которые к ним на 4-й этаж без лифта в гости ходят, но с ними система здравоохранения не сталкивается)))
Виви О., о, здесь дети и родители обычно держат деньги отдельно. Часто и супруги. Здесь, главное, вполне можно просто заказывать продукты по своему выбору из того же магазина. И принесут, и в холодильник-морозильник положат. Но... Иногда у стариков есть деньги, на вкладе. Даже если пенсии мизерные. Я знаю точно несколько случаев, когда деньги сознательно экономятся детьми в расчете на скорое наследство. Они утешают себя тем, что их старики действительно уже не испытывают чувства голода (следствие проблем с памятью), и чаще всего не будут есть даже выложенные на тарелку деликатесы. То есть, большинство продуктов пропадет. Наверное, просто не видят смысла тратиться. А среди медсестер тоже разные встречаются. Часть не достанет на тарелку помидоры, не выложит банан, разогреет еду прямо в пластмассовом контейнере, без красивой выкладки на тарелку. А красота находящегося на столе имеет большое значение для беспамятных. Потому что красоту человек воспринимает на другом уровне.
Миранда Элга, что ты, дорогая, у кого ж такие деньжищи-то найдутся. Это во-первых. Во-вторых, частное здравоохранение в Финляндии очень неразвито и совершенно сознательно тормозится. Считается, что деньги или их отсутствие не должны влиять на качество жизни человека, нуждающегося в помощи. Те, кто пользуется хотя бы частично услугами частников, обычно имеют льготы, или за них платит страховая компания по какой-то причине. И это - единицы. Дважды сталкивалась со случаями, когда семья очень богата, но пользуется только услугами муниципального здравоохранения для своих стариков. Бережливость, очевидно.
Нари, да. И еще в том, что вся схема жизни человека втиснута в определенное русло, поддерживающее эту систему отношений. Хасяндра, правильно говорит: отстраненность работает в обе стороны. Родители не хотят отказываться от своей жизни ради детей, а дети - ради родителей.
эта установка работает везде, увы. "что посеешь - то и пожнёшь"
Один раз мы с детворой уезжали на 4 часа, с расчетом, что приедет родственник - и то он же нас и ругал. Хотя через полчаса после нас и приехал. Мол, она мне мешает.
Пока оно не случится, непонятно, кто будет приезжать, а кто будет просто заходить раз в месяц .
LenaElansed, не рано ли?
Мои прабабушки и прадедушки жили до 80-90 лет, родители не дожили до 65... так что, есть о чём задуматься. С другой стороны, я на себе ощутила пользу физических упражнений и их великую спасительную силу. Многое можно решить простой зарядкой.
Я одинока. В Москве - именно в Москве - это бывает трудно. В других городах и местах, где я жила, нет такого отторжения среди людей. Москва требует личной активности, подвижности, желания жить. Работы над собой в этом плане. Но от одиночества она не лечит.