Do or die
Несомненно, папа Иннокентий хотел, как лучше, но получилось, как всегда – люди не склонны подчиняться приказу, который противоречит их пониманию справедливости. Бароны собрались на еще одну тайную встречу, где было решено, что отныне «цивильные» переговоры с королем прекращаются. Теперь будет говорить оружие.
читать дальшеСбор был назначен в Стамфорде на пасхальную неделю. Пять лордов и сорок баронов привели с собой немалую силу. Только одних рыцарей у них было около двух тысяч, не говоря об остальном войске, конном и пешем. Почти все бунтовщики были северянами.
Войско отправилось из Стамфорда в Нортхемптон, но война еще не началась, и Джон отправил к бунтовщикам для переговоров архиепископа и Маршалла. Судя по записям хроник, несколько встреч состоялось, но обсуждалось, очевидно, только письмо папы, осуждающее заговорщическую деятельность баронов. Письмо с его распоряжением платить скутаж еще не было получено.
Результатом переговоров стали статьи баронов по вопросам, которые они считали для себя важными – тот самый набросок, который они, в свое время, сделали под руководством архиепископа Кентерберийского, выступающего в данный момент представителем противной стороны.
Примат английской церкви зачитал их королю, который ответил очень в своем стиле: «А почему они сразу-то всё королевство у меня не потребовали?!». С его точки зрения, статьи баронов были «мечтами праздных умов, без малейшей зацепки в реальности». Потом добавил несколько достаточно резких выражений, выражавших мысль, что в рабы к своим собственным подданным он не пойдет. И отправил Маршалла с архиепископом передать все им сказанное баронам – дословно.
Надо отдать должное Лэнгтону и Маршаллу. Они пытались донести до Джона, какую реакцию он получит в ответ на свои слова. Впрочем, это-то Джон и сам знал. Просто он ведь тоже не сидел сложа руки, и предполагал, что вполне готов к противостоянию. Его сторонники уже собирались в Глочестера, куда он их вызвал на 30 апреля. Он также отдал приказ укрепить фортификации Лондона, Оксфорда, Норвича, Бристоля и Салсбери. Более того, лондонцы, всегда Джона любившие, снова дали ему полную поддержку.
А бароны отправили королю формальный отказ от присяги в верности. Теперь они подчинялись только своему капитану Роберту ФицВалтеру, дав ему титул «маршал армии Бога и Святой Церкви». Начало военных действий у этой армии было мало впечатляющим: потоптавшись под стенами Нортхемптона, они сочли его слишком хорошо укрепленным, и отступили. Но потом начались типичные для лордов интриги и предательства. Например, Бедфорд им просто сдал Уильям де Бьючамп – совершенно добровольно.
Вообще, противостояние короля и северных баронов породило интересное явление: оно раскололо семьи даже самых крупных магнатов и лордов. «Старички» были более склонны поддерживать сильную королевскую власть и традиции. Их сыновья и племянники гурьбой валили к мятежникам. Что самое интересное, не по каким-то высоким идеологическим соображениям, а просто потому, что им хотелось «сделать себе имя на войне». Вот где выстрелило по лордам их нежелание воевать с Филиппом Французским. Они, лорды, уже сделали себе имя и завоевали себе богатства, и совершенно не собирались рисковать. Но чем было заняться их сыновьям и племянникам, которых растили воинами, но которым не дали возможности этими воинами стать?
9 мая Джон, находившийся в Виндзоре, предложил своим взбунтовавшимся лордам переговоры. Каждая сторона должна была представить делегацию из четырех человек, а арбитром должен был выступить сам папа. Здесь, подозреваю, роль сыграло не миролюбие Джона, а чистый расчет. Он точно знал, что церковная власть не сможет себе позволить остаться в стороне от такого массивного противостояния, и хотел обеспечить себе бонусы. Он не мог не знать, что бароны к переговорам не настроены – они слишком далеко зашли. Действительно, северяне протянутую им руку оттолкнули.
Следующий ход короля был классическим. Он конфисковал земли и владения бунтовщиков. Но и здесь был сделан жест в сторону обязанности церкви примирять конфликтующие стороны: архиепископ Кентерберийский был назначен посланником мира, если так можно выразиться – ему была дана возможность привести стороны к мирному соглашению. В самом деле, кому было поручить расхлебывать кашу, как не тому, кто ее заварил – Стефану Лэнгтону.
Тем временем, Джон, по-видимому, получил сведения, что в столице готовится что-то серьезное против него, и назначил 16 мая своего сводного брата, графа Салсбери, наместником в Лондоне. Но они опоздали. Уже 17 мая там случился переворот. И вряд ли его даже можно было предотвратить, потому что он был построен на извечной жажде толпы громить и грабить. Этот переворот начался с еврейского погрома, и под шум погрома грабились и истреблялись все сторонники короля. Это была война без всяких правил. Дома евреев были буквально разобраны по камням, а камни использованы для укрепления стен.
Более того, заговорщики объявили, что если тем, кто владеет в Лондоне недвижимостью и товарами, дорого их имущество, они короля оставят. Конечно, было в этой прокламации немало слов и о благополучии королевства, как же без этого, но в целом это была угроза и шантаж в чистом виде, как отметил Роджер Вендоверский:
«if they cared to retain their property and goods, forsake a king who was perjured and in rebellion against his barons, and join with them in standing firmly and fighting strongly for the peace and liberty of the realm ; threatening that if they neglected so to do, they, the writers, would direct their banners and their arms against them as against public enemies, and do their utmost to overthrow their castles, burn their dwellings, and destroy their fishponds, orchards and parks."
Как видите, здесь предложен любопытный логический выверт, меняющий черное на белое: не они, выпустившие прокламацию, взбунтовались против своего короля и суверена, а король взбунтовался против своих баронов. Великолепный ход. Более того, именно эта точка зрения окажется официальной на последующие века: злой король, притеснивший свою аристократию и страну до такого состояния, что их благородный дух не вынес унижения королевства. Правда, как обычно, оказалась чем-то другим. Особенно поношение короля устроило тех, кто к угрозам отнесся трепетно и перешел на сторону заговорщиков, а таких было превеликое множество.
Поведение Джона во время всей этой заварушке довольно любопытно. Он отправился в Вилтшир, и расположился там в охотничьем домике. Там его нашла группа бургундских рыцарей, которые предложили ему свои услуги. Король мило улыбнулся, и отправил их в Девон, под командованием все того же графа Салсбери – в Девоне, насколько ему было известно, внезапно вспыхнули беспорядки. Идеей было помочь Экзетеру, осажденному бунтовщиками. Тем не менее, Экзетер к тому времени оказался уже взят, и графа Салсбери до того напугали рассказами о засаде в лесу, что он предпочел вернуться к брату. «Не получается у вас крепости брать», - вздохнул Джон и развернул вояк обратно.
Об этом Уильяме Лонгспи, графе Салсбери, можно, наверное, сказать что-то хорошее. Он был лоялен своему брату-королю. Но полководец из него был средненький. Именно он ухитрился проиграть битву Филиппу, хотя Джон создал ему все условия для того, чтобы эта битва была выиграна. Именно он замешкался с Лондоном, и ничего не сделал для того, чтобы вышибить бунтовщиков из столицы, пока это еще было возможно. Теперь, во второй раз отправленный в Экзетер, он снова был настроен повернуть назад, потому что разведка доложила о значительно превосходящих силах противника. Но здесь уже возмутились бургундцы, которых дважды отправили маршировать по английским лесам, не давая даже возможности вступить в схватку. «Мы победим или умрем», - сказали они. Умирать не пришлось, потому что бунтовщики на большой скорости покинули Экзетер, поняв, что на этот раз приближающиеся рыцари настроены решительно.
Вообще, похоже на то, что Джон особо начинать воевать и не торопился. Все-таки, ни один нормальный король истреблять своих подданных не любит, даже если они сильно напрашиваются. Он назначил командовать теми, кто прибывал к нему с континента, своего канцлера, Хью де Бурга. Он распределил войска и обозначил, через кого будет передавать команды. И – снова обратился к архиепископу. Он был еще раз готов попробовать договориться.

читать дальшеСбор был назначен в Стамфорде на пасхальную неделю. Пять лордов и сорок баронов привели с собой немалую силу. Только одних рыцарей у них было около двух тысяч, не говоря об остальном войске, конном и пешем. Почти все бунтовщики были северянами.
Войско отправилось из Стамфорда в Нортхемптон, но война еще не началась, и Джон отправил к бунтовщикам для переговоров архиепископа и Маршалла. Судя по записям хроник, несколько встреч состоялось, но обсуждалось, очевидно, только письмо папы, осуждающее заговорщическую деятельность баронов. Письмо с его распоряжением платить скутаж еще не было получено.
Результатом переговоров стали статьи баронов по вопросам, которые они считали для себя важными – тот самый набросок, который они, в свое время, сделали под руководством архиепископа Кентерберийского, выступающего в данный момент представителем противной стороны.
Примат английской церкви зачитал их королю, который ответил очень в своем стиле: «А почему они сразу-то всё королевство у меня не потребовали?!». С его точки зрения, статьи баронов были «мечтами праздных умов, без малейшей зацепки в реальности». Потом добавил несколько достаточно резких выражений, выражавших мысль, что в рабы к своим собственным подданным он не пойдет. И отправил Маршалла с архиепископом передать все им сказанное баронам – дословно.
Надо отдать должное Лэнгтону и Маршаллу. Они пытались донести до Джона, какую реакцию он получит в ответ на свои слова. Впрочем, это-то Джон и сам знал. Просто он ведь тоже не сидел сложа руки, и предполагал, что вполне готов к противостоянию. Его сторонники уже собирались в Глочестера, куда он их вызвал на 30 апреля. Он также отдал приказ укрепить фортификации Лондона, Оксфорда, Норвича, Бристоля и Салсбери. Более того, лондонцы, всегда Джона любившие, снова дали ему полную поддержку.
А бароны отправили королю формальный отказ от присяги в верности. Теперь они подчинялись только своему капитану Роберту ФицВалтеру, дав ему титул «маршал армии Бога и Святой Церкви». Начало военных действий у этой армии было мало впечатляющим: потоптавшись под стенами Нортхемптона, они сочли его слишком хорошо укрепленным, и отступили. Но потом начались типичные для лордов интриги и предательства. Например, Бедфорд им просто сдал Уильям де Бьючамп – совершенно добровольно.
Вообще, противостояние короля и северных баронов породило интересное явление: оно раскололо семьи даже самых крупных магнатов и лордов. «Старички» были более склонны поддерживать сильную королевскую власть и традиции. Их сыновья и племянники гурьбой валили к мятежникам. Что самое интересное, не по каким-то высоким идеологическим соображениям, а просто потому, что им хотелось «сделать себе имя на войне». Вот где выстрелило по лордам их нежелание воевать с Филиппом Французским. Они, лорды, уже сделали себе имя и завоевали себе богатства, и совершенно не собирались рисковать. Но чем было заняться их сыновьям и племянникам, которых растили воинами, но которым не дали возможности этими воинами стать?
9 мая Джон, находившийся в Виндзоре, предложил своим взбунтовавшимся лордам переговоры. Каждая сторона должна была представить делегацию из четырех человек, а арбитром должен был выступить сам папа. Здесь, подозреваю, роль сыграло не миролюбие Джона, а чистый расчет. Он точно знал, что церковная власть не сможет себе позволить остаться в стороне от такого массивного противостояния, и хотел обеспечить себе бонусы. Он не мог не знать, что бароны к переговорам не настроены – они слишком далеко зашли. Действительно, северяне протянутую им руку оттолкнули.
Следующий ход короля был классическим. Он конфисковал земли и владения бунтовщиков. Но и здесь был сделан жест в сторону обязанности церкви примирять конфликтующие стороны: архиепископ Кентерберийский был назначен посланником мира, если так можно выразиться – ему была дана возможность привести стороны к мирному соглашению. В самом деле, кому было поручить расхлебывать кашу, как не тому, кто ее заварил – Стефану Лэнгтону.
Тем временем, Джон, по-видимому, получил сведения, что в столице готовится что-то серьезное против него, и назначил 16 мая своего сводного брата, графа Салсбери, наместником в Лондоне. Но они опоздали. Уже 17 мая там случился переворот. И вряд ли его даже можно было предотвратить, потому что он был построен на извечной жажде толпы громить и грабить. Этот переворот начался с еврейского погрома, и под шум погрома грабились и истреблялись все сторонники короля. Это была война без всяких правил. Дома евреев были буквально разобраны по камням, а камни использованы для укрепления стен.
Более того, заговорщики объявили, что если тем, кто владеет в Лондоне недвижимостью и товарами, дорого их имущество, они короля оставят. Конечно, было в этой прокламации немало слов и о благополучии королевства, как же без этого, но в целом это была угроза и шантаж в чистом виде, как отметил Роджер Вендоверский:
«if they cared to retain their property and goods, forsake a king who was perjured and in rebellion against his barons, and join with them in standing firmly and fighting strongly for the peace and liberty of the realm ; threatening that if they neglected so to do, they, the writers, would direct their banners and their arms against them as against public enemies, and do their utmost to overthrow their castles, burn their dwellings, and destroy their fishponds, orchards and parks."
Как видите, здесь предложен любопытный логический выверт, меняющий черное на белое: не они, выпустившие прокламацию, взбунтовались против своего короля и суверена, а король взбунтовался против своих баронов. Великолепный ход. Более того, именно эта точка зрения окажется официальной на последующие века: злой король, притеснивший свою аристократию и страну до такого состояния, что их благородный дух не вынес унижения королевства. Правда, как обычно, оказалась чем-то другим. Особенно поношение короля устроило тех, кто к угрозам отнесся трепетно и перешел на сторону заговорщиков, а таких было превеликое множество.
Поведение Джона во время всей этой заварушке довольно любопытно. Он отправился в Вилтшир, и расположился там в охотничьем домике. Там его нашла группа бургундских рыцарей, которые предложили ему свои услуги. Король мило улыбнулся, и отправил их в Девон, под командованием все того же графа Салсбери – в Девоне, насколько ему было известно, внезапно вспыхнули беспорядки. Идеей было помочь Экзетеру, осажденному бунтовщиками. Тем не менее, Экзетер к тому времени оказался уже взят, и графа Салсбери до того напугали рассказами о засаде в лесу, что он предпочел вернуться к брату. «Не получается у вас крепости брать», - вздохнул Джон и развернул вояк обратно.
Об этом Уильяме Лонгспи, графе Салсбери, можно, наверное, сказать что-то хорошее. Он был лоялен своему брату-королю. Но полководец из него был средненький. Именно он ухитрился проиграть битву Филиппу, хотя Джон создал ему все условия для того, чтобы эта битва была выиграна. Именно он замешкался с Лондоном, и ничего не сделал для того, чтобы вышибить бунтовщиков из столицы, пока это еще было возможно. Теперь, во второй раз отправленный в Экзетер, он снова был настроен повернуть назад, потому что разведка доложила о значительно превосходящих силах противника. Но здесь уже возмутились бургундцы, которых дважды отправили маршировать по английским лесам, не давая даже возможности вступить в схватку. «Мы победим или умрем», - сказали они. Умирать не пришлось, потому что бунтовщики на большой скорости покинули Экзетер, поняв, что на этот раз приближающиеся рыцари настроены решительно.
Вообще, похоже на то, что Джон особо начинать воевать и не торопился. Все-таки, ни один нормальный король истреблять своих подданных не любит, даже если они сильно напрашиваются. Он назначил командовать теми, кто прибывал к нему с континента, своего канцлера, Хью де Бурга. Он распределил войска и обозначил, через кого будет передавать команды. И – снова обратился к архиепископу. Он был еще раз готов попробовать договориться.
@темы: King John
LenaElansed, а почему?
Там - в пьесе - в чём-то схожая одна из проблем. Сын хочет одного, а отец не считает, что это сыну нужно.
Срочно нужна историческая психология. Чего это он так себя вел.
Нари, похоже, чего-то значительного ждал, поэтому занимался явным уклонизмом. И на возню баронов не особо обращал внимание, потому что точно знал, что всем этим хартиям грош цена, если его от подписанной клятвы освободит папа. Значит, то, чего он ждал, было напрямую связано с интересами папы, ради которых тот бы не поскупился. Ничего, кроме крестового похода, на ум не приходит.
Ну тогда ждем рассказа, что же там НЕ произошло.
Не скажу, что радует такая установка.
LenaElansed, не радует. Особенно при обилии долгоиграющих конфликтов повсюду. Они потому и "играют", что вовлеченные уже не представляют себе ничего другого, там уже все работает на войну - воспитание, идеология, стремления.