Do or die
Южная часть армии Джона, которой руководил его сводный брат, с середины декабря 1216 по середину января 1216 гг полностью взяла контроль над Эссексом, Хертфордширом, Миддлсексом, Кембриджширом и Хантингдонширом. Коннетаблям Виндзора, Хертфорда и Бертхэмстеда был отдан приказ попытаться обрубить все поставки в Лондон, но то ли задача оказалась непосильной (как они позже рапортовали), то ли бравые коннетабли не слишком и старались. Среди них существовало такое общее понимание ситуации, что французы, сидящие в Лондоне, и сами успешно деморализуются от долгого безделья. Дело дошло до того, что южная армия уже жгла пригороды Лондона, предварительно разграбив всё ценное, а бароны продолжали сидеть сложа руки, ожидая принца Луи, которого и в конце января 1216 года все еще и на горизонте не замечалось.
читать дальшеВозможно, бароны сидели сиднями вовсе не потому, что превратились в «изнеженных женщин», как презрительно выразился коннетабль Виндзора. Возможно, они просто терпеливо ждали, когда же Джон окажется между двумя огнями. Дело в том, что король Шотландии, Александр, еще в октябре 1215 года попытал удачу с осадой одного пограничного замка, причем окрестные бароны быстренько принесли королю шотландцев оммаж. Замок, впрочем, и не подумал сдаться, и Александр просто снял осаду и убрался на свою территорию, услышав, что Рочестерский замок пал, и Джон энергично двинулся на север.
Йоркшир сдался без сопротивления – политика террора начала приносить свои плоды. Проблема была только в том, что англичане, населяющие север страны, тоже были подданными короля, которые начали своего короля бояться больше, чем они боялись набегов шотландцев. А Александр Шотландский был слишком королем для того, чтобы упустить подобный шанс. И он снова сунулся 8 января 1216 года на территорию Англию, где сжег какой-то замок. Глупо? Ведь Джон был совсем недалеко, и поклялся зубами Господними, что загонит «этого лисенка в его нору». Рыжий «лисенок» и дернул резво от тестя на свою территорию, но за ним последовали немало беженцев с английской территорией. И все они поклялись на святых мощах в Мельрозе в верности королю шотландцев. Более того, уходя, они сожгли за собой всё, так что карательная экспедиция Джона, кинувшаяся по их следам, осталась без работы.
Но Александру было далеко до Джона, все-таки. Тогда Бервик был еще шотландской крепостью, но, по-видимому, не укрепленной так, как его укрепили англичане позже. Одним словом, 14 января войска Джона напали на Бервик, и на следующий день и крепость, и замок пали, и все население было истреблено самым зверским образом, и все, что могло гореть, было сожжено. Потом Джон ударил в нескольких направлениях через Твид, пройдя, подобно смерчу, до Данбара и Хаддингтона, которые тоже были сожжены. После этого король счел, что «лисенок» получил урок, который поймет, и отправился назад, на юг.
К концу февраля 1216 года, когда Джон достиг замка Фотерингей, все замки севера либо находились в его руках и были укреплены верными ему людьми, или были сожжены и разрушены. Если Александр серьезно планировал создать на севере нечто вроде автономной зоны, населенной верными ему англичанами, его мечты закончились ничем. А количество запросов на патенты безопасности в канцелярии Джона резко подскочило – многие бароны поспешили помириться со своим королем. Вся восточная часть Англии была полностью во власти короля, от южного побережья до границы с Шотландией. Несколько замков еще сохраняли либо независимость, либо враждебность, но они не решали ничего.
К Лондону Джон стал подступать в середине марта. Интересная сцена разыгралась в Колчестерском замке, гарнизон которого состоял из англичан и из тех французов, которых прислал принц Луи. Французы сдались Джону с условием, что их отпустят в Лондон, а их сослуживцев-англичан отпустят под выкуп. Джон согласился и французы ушли, но англичане тут же были закованы в цепи – с врагом король больше был не намерен миндальничать. Бароны в Лондоне были здорово потрясены тем, что при первом же испытании их предполагаемые ударные силы заключили раздельный договор с врагом. «Предателей» хотели даже казнить, но не посмели – они, все-таки, были людьми принца Луи.
Очень интересно в свете будущей судьбы представителей этого семейства повел себя де Вер. Он расшаркался перед Джоном – и при первой же возможности предал его. Но предательство будет только в будущем, а клятвы в верности были в настоящем, так что оммаж де Вера произвел убийственное впечатление на мятежных баронов, теперь уже, похоже, не засевших, а запертых в Лондоне. К Джону потянулись раскаявшиеся, и он прощал – но не бесплатно. Полученные в походе и от кающихся грешников деньги он щедро просыпал золотым дождем на верных наемников. Сам он богатством ради богатства не интересовался.
Наверное, все закончилось бы вполне благополучно. Бароны купили бы себе свободу и прощение, и сидели бы впредь тихо, как мышь под метлой, и зализывали бы раны, нанесенные их гордости и кошельку. И Джон, очевидно, вскоре сосредоточился бы на континентальной политике, потому что сидеть и скучать ему никогда не нравилось. Возможно, он тягал бы за нос Филиппа Французского, своего старого врага. Скорее всего, отправился бы в Святую Землю, и постарался там занять то место, которое ему бы подошло лучше всего. Но время неумолимо приближалось к Пасхе 1216 года, и в Лондон прибыло третье подкрепление от принца Луи.
Тем не менее, пока еще сам Луи был далеко, а Джон близко. И лондонцы, взбешенные тем, что из-за чужих баронов на город был наложет интердикт папы, все время были для бунтовщиков реальной опасностью. Тем не менее, Луи ожидали, и бароны предупредили Джона, что будут с ним воевать, если он приблизится к Лондону ближе, чем на 10 миль. Джон приблизился на шесть, и спокойно переночевал в аббатстве Уолтхем. А вот Савари-де-Молеон его бывший враг, ставший преданным другом, сунулся сгоряча слишком близко, и был тяжело ранен. Присутствие этого трубадура рядом с Джоном и позволяет, собственно, предполагать, куда отправился бы король, если бы события приняли другой ход: Савари-де-Молеон отправился в Святую Землю в 1216 году, и вернулся в Европу только в 1223.
А пока, в ожидании Луи, Джон на Лондон и не пошел, а отправился по окрестностям, занимаясь делами королевства. Например, все время, пока в королевстве шла гражданская война, если уж называть вещи своими именами, Джон обеспечивал безопасный проезд для иностранных торговцев. В Лондон тоже, представьте. То ли бравада, то ли холодный расчет. Кто этого Джона знает. Он также отправил к Филиппу посольство, с просьбой запретить принцу поход в Лондон, и письмо самому Луи, с предложением обсудить ситуацию и вопросом, чем он, Джон, успел французского принца оскорбить? Война войной, а политика политикой.
Но мог ли Филипп отказаться от возможности аннексировать Англию? Всё, что его сдерживало, была нормальная осторожность монарха. Ему нужно бы представить экспедицию сына в глазах общественности чем-то другим, нежели предательское приглашение на царство, полученное от отлученных папой от церкви баронов. Шанс прибыл прямо в тронный зал, когда Филипп принимал папского легата, явившегося с распоряжением от Джона, верного сына церкви, отстать, и экспедицию Луи в чужое королевство отменить.
«Но позвольте, - возразил Филипп, - Англия никогда не была патримонией св. Петра!» В ответ на ошеломленное молчание легата, Филипп любезно объяснил, что когда-то Джон был осужден за измену судом своего брата, и, следовательно, никогда не может являться законным королем Англии. Мало ли, что братья потом помирились. Ах, не мало?.. Ну, в таком случае, его развенчал лично я, его суверен, в своем суде. Помните ту темную историю с убийством Артура? Ах, не убийство, а исчезновение?.. Но в любом случае у этого вашего пусть короля не было никаких прав вот так взять и сдать королевство папе, без предварительного согласия своих баронов, оплота королевства.
На второй день в игру вступил сам принц Луи. Он картинно заявился тогда, когда все участники ассамблеи уже заняли свои места, промаршировал вперед, и уселся рядом с троном папаши, наградив легата нагловатой ухмылкой. Легат римского папы на своем веку и не такого насмотрелся, поэтому он продолжал вполне невозмутимо о своем. Воспользовавшись присутствием принца, он обратился прямо к нему с просьбой не нападать на патримонию Святого Престола, и затем обратился к королю, снова призвав его запретить принцу задуманный поход.
«Я всегда был преданнейшим и вернейшим последователем Римской церкви и Святого Престола», - задушевно ответил ему Филипп. «Но если Луи утверждает, что имеет некоторые права на английское королевство, выслушайте его, и пусть справедливость свершится».
Разумеется, говорил не Луи, он считал это ниже своего достоинства. За него говорил назначенный им рыцарь. Снова Джона обвинили в убийстве племянника, добавив на сей раз, что он убил его своими собственными руками. Но, в основном, представитель принца напирал на те же аспекты, что и его батюшка в предыдущий день: Джон не имел права сдавать королевство папе без согласия баронов, и у баронов есть право снять корону с короля, который не достоен быть королем. Почему не достоен? Да потому, что Джон – жестокий тиран, все это знают. То есть, фактически на английском престоле короля нет. Он вакантен. И занять его должен тот, кого хотят бароны, этот оплот королевства. А хотят они лорда Луи, потому что его супруга – дочь королевы Кастилии, единственная выжившая родственница английского короля.
Не желая вступать в довольно бессмысленный спор, посланец папы напомнил присутствующим, что Джон взял крест, и уже одно это исключает нападение на него до того, как он исполнит свой обет. «Он не давал нам житья и до того, как взял этот крест, и после того, так что я считаю себя в праве ответить той же мерой!», - нарушил свое гордое молчание Луи. И, кажется, это были единственные произнесенные от всего сердца слова, прозвучавшие на этом междусобойчике.
Папский легат вздохнул, выдержал паузу, и кротко запретил принцу лезть в Англию, призвав короля Франции сделать то же самое.
Тогда Луи обратился к отцу: «Сир, я – ваш слуга в тех владениях по эту сторону моря, которые мне дали вы, но в вопросе о королевстве Англия вы надо мной власти не имеете. Поэтому я молю вас не вмешиваться в мою борьбу за права моей супруги!». И с этими словами принц гордо удалился.
Непонятно, кому именно принадлежал сценарий разыгранной сцены, но после нее легат просто не видел смысла продолжать переговоры. Он попросил Филиппа выдать ему охранную грамоту на проезд в Англию. «Я бы с радостью», - сладко улыбнулся король Франции, - «но побережье охраняют люди моего сына, и я не дам ни полушки за вашу жизнь, если вы попадете к ним в руки». После этого легату осталось только удалиться. А Луи получил от папаши самое горячее благословение,и отправился в Кале готовиться к отплытию в Англию. Что касается Филиппа, то он отрядил в Рим свое собственное посольство для переговоров с папой. Что-то подсказывало ему, что тот не будет всерьез ссориться с Францией.
читать дальшеВозможно, бароны сидели сиднями вовсе не потому, что превратились в «изнеженных женщин», как презрительно выразился коннетабль Виндзора. Возможно, они просто терпеливо ждали, когда же Джон окажется между двумя огнями. Дело в том, что король Шотландии, Александр, еще в октябре 1215 года попытал удачу с осадой одного пограничного замка, причем окрестные бароны быстренько принесли королю шотландцев оммаж. Замок, впрочем, и не подумал сдаться, и Александр просто снял осаду и убрался на свою территорию, услышав, что Рочестерский замок пал, и Джон энергично двинулся на север.
Йоркшир сдался без сопротивления – политика террора начала приносить свои плоды. Проблема была только в том, что англичане, населяющие север страны, тоже были подданными короля, которые начали своего короля бояться больше, чем они боялись набегов шотландцев. А Александр Шотландский был слишком королем для того, чтобы упустить подобный шанс. И он снова сунулся 8 января 1216 года на территорию Англию, где сжег какой-то замок. Глупо? Ведь Джон был совсем недалеко, и поклялся зубами Господними, что загонит «этого лисенка в его нору». Рыжий «лисенок» и дернул резво от тестя на свою территорию, но за ним последовали немало беженцев с английской территорией. И все они поклялись на святых мощах в Мельрозе в верности королю шотландцев. Более того, уходя, они сожгли за собой всё, так что карательная экспедиция Джона, кинувшаяся по их следам, осталась без работы.
Но Александру было далеко до Джона, все-таки. Тогда Бервик был еще шотландской крепостью, но, по-видимому, не укрепленной так, как его укрепили англичане позже. Одним словом, 14 января войска Джона напали на Бервик, и на следующий день и крепость, и замок пали, и все население было истреблено самым зверским образом, и все, что могло гореть, было сожжено. Потом Джон ударил в нескольких направлениях через Твид, пройдя, подобно смерчу, до Данбара и Хаддингтона, которые тоже были сожжены. После этого король счел, что «лисенок» получил урок, который поймет, и отправился назад, на юг.
К концу февраля 1216 года, когда Джон достиг замка Фотерингей, все замки севера либо находились в его руках и были укреплены верными ему людьми, или были сожжены и разрушены. Если Александр серьезно планировал создать на севере нечто вроде автономной зоны, населенной верными ему англичанами, его мечты закончились ничем. А количество запросов на патенты безопасности в канцелярии Джона резко подскочило – многие бароны поспешили помириться со своим королем. Вся восточная часть Англии была полностью во власти короля, от южного побережья до границы с Шотландией. Несколько замков еще сохраняли либо независимость, либо враждебность, но они не решали ничего.
К Лондону Джон стал подступать в середине марта. Интересная сцена разыгралась в Колчестерском замке, гарнизон которого состоял из англичан и из тех французов, которых прислал принц Луи. Французы сдались Джону с условием, что их отпустят в Лондон, а их сослуживцев-англичан отпустят под выкуп. Джон согласился и французы ушли, но англичане тут же были закованы в цепи – с врагом король больше был не намерен миндальничать. Бароны в Лондоне были здорово потрясены тем, что при первом же испытании их предполагаемые ударные силы заключили раздельный договор с врагом. «Предателей» хотели даже казнить, но не посмели – они, все-таки, были людьми принца Луи.
Очень интересно в свете будущей судьбы представителей этого семейства повел себя де Вер. Он расшаркался перед Джоном – и при первой же возможности предал его. Но предательство будет только в будущем, а клятвы в верности были в настоящем, так что оммаж де Вера произвел убийственное впечатление на мятежных баронов, теперь уже, похоже, не засевших, а запертых в Лондоне. К Джону потянулись раскаявшиеся, и он прощал – но не бесплатно. Полученные в походе и от кающихся грешников деньги он щедро просыпал золотым дождем на верных наемников. Сам он богатством ради богатства не интересовался.
Наверное, все закончилось бы вполне благополучно. Бароны купили бы себе свободу и прощение, и сидели бы впредь тихо, как мышь под метлой, и зализывали бы раны, нанесенные их гордости и кошельку. И Джон, очевидно, вскоре сосредоточился бы на континентальной политике, потому что сидеть и скучать ему никогда не нравилось. Возможно, он тягал бы за нос Филиппа Французского, своего старого врага. Скорее всего, отправился бы в Святую Землю, и постарался там занять то место, которое ему бы подошло лучше всего. Но время неумолимо приближалось к Пасхе 1216 года, и в Лондон прибыло третье подкрепление от принца Луи.
Тем не менее, пока еще сам Луи был далеко, а Джон близко. И лондонцы, взбешенные тем, что из-за чужих баронов на город был наложет интердикт папы, все время были для бунтовщиков реальной опасностью. Тем не менее, Луи ожидали, и бароны предупредили Джона, что будут с ним воевать, если он приблизится к Лондону ближе, чем на 10 миль. Джон приблизился на шесть, и спокойно переночевал в аббатстве Уолтхем. А вот Савари-де-Молеон его бывший враг, ставший преданным другом, сунулся сгоряча слишком близко, и был тяжело ранен. Присутствие этого трубадура рядом с Джоном и позволяет, собственно, предполагать, куда отправился бы король, если бы события приняли другой ход: Савари-де-Молеон отправился в Святую Землю в 1216 году, и вернулся в Европу только в 1223.
А пока, в ожидании Луи, Джон на Лондон и не пошел, а отправился по окрестностям, занимаясь делами королевства. Например, все время, пока в королевстве шла гражданская война, если уж называть вещи своими именами, Джон обеспечивал безопасный проезд для иностранных торговцев. В Лондон тоже, представьте. То ли бравада, то ли холодный расчет. Кто этого Джона знает. Он также отправил к Филиппу посольство, с просьбой запретить принцу поход в Лондон, и письмо самому Луи, с предложением обсудить ситуацию и вопросом, чем он, Джон, успел французского принца оскорбить? Война войной, а политика политикой.
Но мог ли Филипп отказаться от возможности аннексировать Англию? Всё, что его сдерживало, была нормальная осторожность монарха. Ему нужно бы представить экспедицию сына в глазах общественности чем-то другим, нежели предательское приглашение на царство, полученное от отлученных папой от церкви баронов. Шанс прибыл прямо в тронный зал, когда Филипп принимал папского легата, явившегося с распоряжением от Джона, верного сына церкви, отстать, и экспедицию Луи в чужое королевство отменить.
«Но позвольте, - возразил Филипп, - Англия никогда не была патримонией св. Петра!» В ответ на ошеломленное молчание легата, Филипп любезно объяснил, что когда-то Джон был осужден за измену судом своего брата, и, следовательно, никогда не может являться законным королем Англии. Мало ли, что братья потом помирились. Ах, не мало?.. Ну, в таком случае, его развенчал лично я, его суверен, в своем суде. Помните ту темную историю с убийством Артура? Ах, не убийство, а исчезновение?.. Но в любом случае у этого вашего пусть короля не было никаких прав вот так взять и сдать королевство папе, без предварительного согласия своих баронов, оплота королевства.
На второй день в игру вступил сам принц Луи. Он картинно заявился тогда, когда все участники ассамблеи уже заняли свои места, промаршировал вперед, и уселся рядом с троном папаши, наградив легата нагловатой ухмылкой. Легат римского папы на своем веку и не такого насмотрелся, поэтому он продолжал вполне невозмутимо о своем. Воспользовавшись присутствием принца, он обратился прямо к нему с просьбой не нападать на патримонию Святого Престола, и затем обратился к королю, снова призвав его запретить принцу задуманный поход.
«Я всегда был преданнейшим и вернейшим последователем Римской церкви и Святого Престола», - задушевно ответил ему Филипп. «Но если Луи утверждает, что имеет некоторые права на английское королевство, выслушайте его, и пусть справедливость свершится».
Разумеется, говорил не Луи, он считал это ниже своего достоинства. За него говорил назначенный им рыцарь. Снова Джона обвинили в убийстве племянника, добавив на сей раз, что он убил его своими собственными руками. Но, в основном, представитель принца напирал на те же аспекты, что и его батюшка в предыдущий день: Джон не имел права сдавать королевство папе без согласия баронов, и у баронов есть право снять корону с короля, который не достоен быть королем. Почему не достоен? Да потому, что Джон – жестокий тиран, все это знают. То есть, фактически на английском престоле короля нет. Он вакантен. И занять его должен тот, кого хотят бароны, этот оплот королевства. А хотят они лорда Луи, потому что его супруга – дочь королевы Кастилии, единственная выжившая родственница английского короля.
Не желая вступать в довольно бессмысленный спор, посланец папы напомнил присутствующим, что Джон взял крест, и уже одно это исключает нападение на него до того, как он исполнит свой обет. «Он не давал нам житья и до того, как взял этот крест, и после того, так что я считаю себя в праве ответить той же мерой!», - нарушил свое гордое молчание Луи. И, кажется, это были единственные произнесенные от всего сердца слова, прозвучавшие на этом междусобойчике.
Папский легат вздохнул, выдержал паузу, и кротко запретил принцу лезть в Англию, призвав короля Франции сделать то же самое.
Тогда Луи обратился к отцу: «Сир, я – ваш слуга в тех владениях по эту сторону моря, которые мне дали вы, но в вопросе о королевстве Англия вы надо мной власти не имеете. Поэтому я молю вас не вмешиваться в мою борьбу за права моей супруги!». И с этими словами принц гордо удалился.
Непонятно, кому именно принадлежал сценарий разыгранной сцены, но после нее легат просто не видел смысла продолжать переговоры. Он попросил Филиппа выдать ему охранную грамоту на проезд в Англию. «Я бы с радостью», - сладко улыбнулся король Франции, - «но побережье охраняют люди моего сына, и я не дам ни полушки за вашу жизнь, если вы попадете к ним в руки». После этого легату осталось только удалиться. А Луи получил от папаши самое горячее благословение,и отправился в Кале готовиться к отплытию в Англию. Что касается Филиппа, то он отрядил в Рим свое собственное посольство для переговоров с папой. Что-то подсказывало ему, что тот не будет всерьез ссориться с Францией.
@темы: King John
-
-
11.04.2013 в 23:03читая про и крепость, и замок пали, и все население было истреблено самым зверским образом, и все, что могло гореть, было сожжено, думается о том, сколько крови было пролито, сколько людей убито...
-
-
11.04.2013 в 23:54-
-
12.04.2013 в 18:25Нари, все зависит от того, с какой точки зрения посмотреть)) Политик, возможно, умилился бы этой казуистике.
-
-
12.04.2013 в 21:19Я могу оценить уровень плетения интриг, но мне все равно это не нравится.
-
-
12.04.2013 в 21:44