Do or die
От любого короля ожидалось, что он составит достаточно внятное завещание как можно быстрее после своей коронации: кто будет править, если он умрет без наследников, и кто будет править, если назначенный наследник тоже умрет, и так до бесконечности. Такое же завещание предстояло составить и королеве Мэри. Казалось бы, ее отец продумал всё до нее и за нее, но, спасибо Ренару, Мэри выпускала клыки и когти просто при одном упоминании имени Элизабет. Всплыли старые обиды, открылись старые раны.
читать дальшеКогда-то, когда Элизабет была забытой всеми девочкой, именно леди Мэри решительно привезла ее на глаза отцу, чтобы напомнить, что у того две дочери, нуждающиеся в его опеке.
С нынешней точки зрения королевы Мэри, Элизабет была государственной проблемой. Она была дочерью женщины, из-за которой вся нация угодила под папскую интердикцию. К тому же, она была несомненным бастардом, что бы там ни утверждал парламент: она была зачата до того, как родителей Мэри развели. Она была еретичкой, она была интриганкой! Это была интересная смена курса.
Конечно, когда принцессу Мэри разжаловали до положения придворной дамы при ребенке женщины, из-за которой ее отец бросил ее мать, она одинаково ненавидела и Анну Болейн, и Элизабет. Но потом, когда обе дочери короля Гарри оказались дочерьми разведенных жен, а потом Элизабет оказалась и сиротой, многое изменилось. Это не совсем правда, что Мэри была отчаянно несчастна при дворе Элизабет, ведь вела этот двор та же женщина, которая вела двор самой Мэри, когда та была маленькой, и которая действовала по соображениям здравого смысла, а не по приказам из Лондона. Когда Мэри снова разрешили жить при дворе ее отца, именно она привезла с собой Элизабет, о которой король, кажется, совершенно забыл. В июле она въезжала в Лондон радом с сестрой, именно рядом, как с равной. А в октябре она о Элизабет уже не могла слышать.
Конечно, это было отчасти результатом влияния Ренара, который не уставал предупреждать Мэри об опасности, которую представляет собой ее сестра. Но Ренар ровно столько же времени требовал и казни Джейн Грей, у которой тоже были права наследования, и Мэри успешно пропускала эти требования мимо ушей. Не означает ли это, что Элизабет чем-то сама растравила старую рану?
По мнению Мэри, после нее неоспоримое право на трон имела законнейшая племянница Генриха VIII, дочь его старшей сестры, Мария Стюарт.
Затем была леди Леннокс, Маргарет Дуглас – дочь старшей сестры короля Генри от ее второго брака.
Далее следовала герцогиня Саффолк, дочь младшей сестры короля Генри (а не ее дочь Джейн).
И, наконец, будущий лорд Дарнли – сын леди Леннокс. Именно наличие уже имеющегося сына делало леди Леннокс лучшей главной наследницей в глазах Мэри.
Мария Стюарт отпадала из-за ее брака с дофином Франции, а вот остальных Мэри включила бы в свое завещание в означенном порядке. Ренар, уже знающий, как опасно для Мэри исключение Элизабет из порядка наследования, предлагал королеве оставить сестру своей наследницей, добавив условием принятие католичества. Но Мэри и слушать ничего не хотела, что только доказывает, что дело было не в протестантстве Элизабет. Было что-то еще.
Кортни? Не похоже. Этот молодой человек был слишком коварен, слаб и самовлюблен, да и не скрывал, что Элизабет ему очень не нравится: с его точки зрения, она была невыносимо высокомерна. Опять же, если бы Мэри его хотела, он вприпрыжку побежал бы с ней под венец. Но у Мэри был лучший жених.
Можно сказать, что прозорливость Мэри дала ей возможность рассмотреть зарождающуюся интригу в пользу сестры, но это вряд ли. Это не объясняет ее неожиданной и страстной неприязни. К тому же, не ставя под сомнение наличия бесспорно высокого интеллекта у этой королевы, можно доказуемо утверждать, что прозорливости в ней на данный момент не было ни капли.
Я предполагаю, что за ненавистью стояла горечь, а может быть - зависть. Неопределенная, горькая, возможно, даже не признаваемая. Элизабет действительно была живым напоминанием краха, разбившего жизнь Мэри, укравшего у нее здоровье и лучшие годы жизни. Мэри сама была для своего отца живым напоминанием несбывшихся надежд и некрасивых поступков, и как она поступила? Слилась с фоном, покорилась, старалась даже потенциально не раздражать отца. Ожидала ли она того же от сестры? Возможно. Но Элизабет 1553 года была еще дерзкой девчонкой, не привыкшей считаться с сестрой.
И пусть Элизабет теперь в порядке придворной важности следовала за леди Леннокс и герцогиней Саффолк, и придворные дамы, видя такое понижение статуса, старались с ней не общаться. Зато джентельмены группировались вокруг опальной принцессы все шире разрастающейся стаей, а именно джентельмены делали в этом королевстве политику. К тому же, Элизабет в 1553 только исполнилось (7 сентября) 20 лет. Мэри же приближалась к 38-летию. Глядя на надменную, горделивую, несговорчивую сестру в блеске молодости, в окружении могущественных мужчин, Мэри просто не могла не думать о том, как она сама встретила свое 20-летие.
Это было 18 февраля 1536 год. Мать Элизабет приезжала лично прессовать падчерицу, угрожала, пыталась подкупить, осаждала мужа требованиями казнить непокорную дочь. Анна Болейн казалась сильнее, чем когда-либо, распоряжаясь в пользу протестантов, активно вмешиваясь в дела королевства. Она объявила о своей беременности, твердо уверенная, что в этот раз родит сына. Очень скоро всё изменится, но в день своего 20-летия Мэри об этом не знала.
Через 17 лет та, жизнь которой клонилась к закату, глядела на свою старую соперницу, переживающую восход своей жизни. Умную, красивую, несомненно способную, холодноватую и гордую. Что Мэри могла чувствовать? Она так громко строила планы семейного счастья с Филиппом, что невольно закрадывается сомнение, насколько она в это счастье верила. Проект «наследник» - это одно, внутренняя вера в то, что проект будет удачным – совсем другое.
Когда предположения о заговоре в пользу Элизабет подтвердились, вряд ли это стало шоком для Мэри. Но переломным моментом – несомненно. В план входил быстрый и тайный брак Кортни и Элизабет, их бегство из Лондона в Девоншир, и сбор сил под заявление, что королева Мэри с престола смещается из-за своих коварных планов подчинить Англяю Испании. Таким образом, потомок Плантагенетов (а это была единственная ценность Кортни, его родословная) и дочь славного короля Генри возглавили как бы борьбу за независимость страны. Звучит куда как более достойно, чем «дворцовый переворот».
Знала ли Элизабет об этих планах? Насколько она в них участвовала? Послы Франции и Испании выражают в своих рапортах уверенность, что знала, но доказательств этому нет. Как писал французский посол Noailles, «если бы Кортни не был тем, кем он был, успех был бы обеспечен».
Парламент распустил себя 6 декабря, принц Филипп ожидался в Англию к Рождеству. Элизабет попросила у королевы разрешения удалиться в свое деревенское поместье, и разрешение было дано. Более того, Мэри сама пришла ее проводить, надарила сестре дорогих подарков, от соболей до жемчугов, и обняла на дорогу. Притворство? Возможно. Но ведь и эскорт в 500 вооруженных ноблей для принцессы, едущей в деревню, мог выглядеть невинно только в глазах простака.
читать дальшеКогда-то, когда Элизабет была забытой всеми девочкой, именно леди Мэри решительно привезла ее на глаза отцу, чтобы напомнить, что у того две дочери, нуждающиеся в его опеке.
С нынешней точки зрения королевы Мэри, Элизабет была государственной проблемой. Она была дочерью женщины, из-за которой вся нация угодила под папскую интердикцию. К тому же, она была несомненным бастардом, что бы там ни утверждал парламент: она была зачата до того, как родителей Мэри развели. Она была еретичкой, она была интриганкой! Это была интересная смена курса.
Конечно, когда принцессу Мэри разжаловали до положения придворной дамы при ребенке женщины, из-за которой ее отец бросил ее мать, она одинаково ненавидела и Анну Болейн, и Элизабет. Но потом, когда обе дочери короля Гарри оказались дочерьми разведенных жен, а потом Элизабет оказалась и сиротой, многое изменилось. Это не совсем правда, что Мэри была отчаянно несчастна при дворе Элизабет, ведь вела этот двор та же женщина, которая вела двор самой Мэри, когда та была маленькой, и которая действовала по соображениям здравого смысла, а не по приказам из Лондона. Когда Мэри снова разрешили жить при дворе ее отца, именно она привезла с собой Элизабет, о которой король, кажется, совершенно забыл. В июле она въезжала в Лондон радом с сестрой, именно рядом, как с равной. А в октябре она о Элизабет уже не могла слышать.
Конечно, это было отчасти результатом влияния Ренара, который не уставал предупреждать Мэри об опасности, которую представляет собой ее сестра. Но Ренар ровно столько же времени требовал и казни Джейн Грей, у которой тоже были права наследования, и Мэри успешно пропускала эти требования мимо ушей. Не означает ли это, что Элизабет чем-то сама растравила старую рану?
По мнению Мэри, после нее неоспоримое право на трон имела законнейшая племянница Генриха VIII, дочь его старшей сестры, Мария Стюарт.
Затем была леди Леннокс, Маргарет Дуглас – дочь старшей сестры короля Генри от ее второго брака.
Далее следовала герцогиня Саффолк, дочь младшей сестры короля Генри (а не ее дочь Джейн).
И, наконец, будущий лорд Дарнли – сын леди Леннокс. Именно наличие уже имеющегося сына делало леди Леннокс лучшей главной наследницей в глазах Мэри.
Мария Стюарт отпадала из-за ее брака с дофином Франции, а вот остальных Мэри включила бы в свое завещание в означенном порядке. Ренар, уже знающий, как опасно для Мэри исключение Элизабет из порядка наследования, предлагал королеве оставить сестру своей наследницей, добавив условием принятие католичества. Но Мэри и слушать ничего не хотела, что только доказывает, что дело было не в протестантстве Элизабет. Было что-то еще.
Кортни? Не похоже. Этот молодой человек был слишком коварен, слаб и самовлюблен, да и не скрывал, что Элизабет ему очень не нравится: с его точки зрения, она была невыносимо высокомерна. Опять же, если бы Мэри его хотела, он вприпрыжку побежал бы с ней под венец. Но у Мэри был лучший жених.
Можно сказать, что прозорливость Мэри дала ей возможность рассмотреть зарождающуюся интригу в пользу сестры, но это вряд ли. Это не объясняет ее неожиданной и страстной неприязни. К тому же, не ставя под сомнение наличия бесспорно высокого интеллекта у этой королевы, можно доказуемо утверждать, что прозорливости в ней на данный момент не было ни капли.
Я предполагаю, что за ненавистью стояла горечь, а может быть - зависть. Неопределенная, горькая, возможно, даже не признаваемая. Элизабет действительно была живым напоминанием краха, разбившего жизнь Мэри, укравшего у нее здоровье и лучшие годы жизни. Мэри сама была для своего отца живым напоминанием несбывшихся надежд и некрасивых поступков, и как она поступила? Слилась с фоном, покорилась, старалась даже потенциально не раздражать отца. Ожидала ли она того же от сестры? Возможно. Но Элизабет 1553 года была еще дерзкой девчонкой, не привыкшей считаться с сестрой.
И пусть Элизабет теперь в порядке придворной важности следовала за леди Леннокс и герцогиней Саффолк, и придворные дамы, видя такое понижение статуса, старались с ней не общаться. Зато джентельмены группировались вокруг опальной принцессы все шире разрастающейся стаей, а именно джентельмены делали в этом королевстве политику. К тому же, Элизабет в 1553 только исполнилось (7 сентября) 20 лет. Мэри же приближалась к 38-летию. Глядя на надменную, горделивую, несговорчивую сестру в блеске молодости, в окружении могущественных мужчин, Мэри просто не могла не думать о том, как она сама встретила свое 20-летие.
Это было 18 февраля 1536 год. Мать Элизабет приезжала лично прессовать падчерицу, угрожала, пыталась подкупить, осаждала мужа требованиями казнить непокорную дочь. Анна Болейн казалась сильнее, чем когда-либо, распоряжаясь в пользу протестантов, активно вмешиваясь в дела королевства. Она объявила о своей беременности, твердо уверенная, что в этот раз родит сына. Очень скоро всё изменится, но в день своего 20-летия Мэри об этом не знала.
Через 17 лет та, жизнь которой клонилась к закату, глядела на свою старую соперницу, переживающую восход своей жизни. Умную, красивую, несомненно способную, холодноватую и гордую. Что Мэри могла чувствовать? Она так громко строила планы семейного счастья с Филиппом, что невольно закрадывается сомнение, насколько она в это счастье верила. Проект «наследник» - это одно, внутренняя вера в то, что проект будет удачным – совсем другое.
Когда предположения о заговоре в пользу Элизабет подтвердились, вряд ли это стало шоком для Мэри. Но переломным моментом – несомненно. В план входил быстрый и тайный брак Кортни и Элизабет, их бегство из Лондона в Девоншир, и сбор сил под заявление, что королева Мэри с престола смещается из-за своих коварных планов подчинить Англяю Испании. Таким образом, потомок Плантагенетов (а это была единственная ценность Кортни, его родословная) и дочь славного короля Генри возглавили как бы борьбу за независимость страны. Звучит куда как более достойно, чем «дворцовый переворот».
Знала ли Элизабет об этих планах? Насколько она в них участвовала? Послы Франции и Испании выражают в своих рапортах уверенность, что знала, но доказательств этому нет. Как писал французский посол Noailles, «если бы Кортни не был тем, кем он был, успех был бы обеспечен».
Парламент распустил себя 6 декабря, принц Филипп ожидался в Англию к Рождеству. Элизабет попросила у королевы разрешения удалиться в свое деревенское поместье, и разрешение было дано. Более того, Мэри сама пришла ее проводить, надарила сестре дорогих подарков, от соболей до жемчугов, и обняла на дорогу. Притворство? Возможно. Но ведь и эскорт в 500 вооруженных ноблей для принцессы, едущей в деревню, мог выглядеть невинно только в глазах простака.
@темы: Mary I
-
-
25.05.2013 в 01:55-
-
25.05.2013 в 09:07