Do or die
Везение, везение, везение… Исключительную удачливость Эдварда IV невозможно не отметить, и её действительно отмечают все исторические хроники, начиная с «Arrivall». Но было ли в кампаниях Эдварда 1471 года также и умение? Умение было, причём большее, чем это может показаться с современной нам, привыкшим к регулярным армиям с централизованным командованием, точки зрения.
читать дальшеЭдвард не гнушался вовсю применять принцип «разделяй и властвуй», переманивая Кларенса на свою сторону. Покупая его, собственно, за владения вполне ещё живого и активного Варвика.
Эдвард не стеснялся лгать в своих обещаниях, потому что странная пассивность такого опытного воина, как Варвик, просто должна иметь объяснение в том, что Эдвард пообещал ему союз и понимание. Он точно так же обманул и Фальконберга, в результате чего тот отправил своих профи за море и сдался сам.
Эдвард не имел, честно говоря, ничего святого в душе, потому что своих врагов он был способен прикончить чуть ли не в стенах церкви.
Эдвард физически истребил представителей тех баронских семей, которые были для него потенциально опасны. Истребил вполне по законам военного времени, причём нельзя сказать, что он не дал шанса наиболее видным из них встать в его ряды.
Но, тем не менее, эти военно-полевые казни и личное распоряжение короля казнить командиров и щадить рядовых, многое о нём говорят.
А именно то, что Эдвард IV был в глазах своих современников достойным королём. Не мямлей и марионеткой, как его предшественник, доведший королевство до гражданской войны, а сильной личностью, способной привести врагов к знаменателю и править железной рукой.
Средневековый король должен был быть жестоким, коварным, авторитарным и сильным. В противном случае, он был обречён. Впрочем, авторитарность вовсе не значит, что управляющий по её принципам человек делает то, что взбредёт ему в голову, не принимая во внимание мнение окружающих. Авторитарность означает, что успешный правитель умеет быстро просчитать наиболее приемлемый для сильных партий курс действий и принять решение самостоятельно.
Для Эдварда-воина 1471 год стал его зенитом. Никогда после этого король не показывал больше желания воевать. Вряд ли теперь, через сотни лет, можно с точностью сказать, почему. Эдвард мог изначально не иметь вкуса к кровопролитию, хотя для него и было вопросом профессиональной чести быть хорошим воином и жёстким правителем. Эдвард мог искренне потянуться к покою, удобствам и комфорту после более чем бурной молодости. Он ведь не в теории знал, что такая прекрасная жизнь может закончиться навечно в одно мгновение от шальной стрелы. Или, как человек умный, Эдвард мог честно оценить для самого себя свои таланты командующего и стратега, и прийти к выводу, что лучше не испытывать свою удачливость слишком часто.
Потому что его нахальные атаки более сильного противника при Барнете и Тьюксбери могли обернуться и колоссальным поражением, если бы не пресловутая удачливость этого короля. Причём, в битве при Барнете и речь не шла ни о стратегии, ни о командовании. Тьюксбери был чистым выигрышем в плане того, что Эдвард правильно оценил имеющиеся сведения, перехватил Маргарет Анжуйскую до того, как она соединилась с Джаспером Тюдором, и не поленился потащить за собой по паршивой античной дороге пушки, которые выкурили ланкастерианцев с удобных позиций. Тем не менее, если бы силы баронов, поддержавших Эдварда, не превосходили по опытности и закалке набранных с бора по сосёнке ополченцев Маргарет, Тьюксбери мог стать последним воспоминанием об этой жизни для короля.
Но для того, чтобы править мирно, нужно было эту возможность обеспечить, и здесь уже Эдварду пришлось персонально засучить рукава. Ричард Глостер отправился в Кент уже 23 мая, где уладил все формальности по королевскому помилованию Фальконбергу к 10 июня 1471 года, после чего они отправились на север. Сам Эдвард стал проводить более тщательную и кровавую зачистку. «Капитаны» Фальконберга – местные джентри и олдермены из Эссекса, Спайсинга и Квинта – были казнены, мэр Кентербери был повешен, утоплен и четвертован напротив Кентерберийского собора.
Именно после этого лорд Риверс, Энтони Вудвилл, вдруг объявил королю, что оставляет двор и отправляется воевать с сарацинами. Время для подобного решения было более, чем проблематичным. Риверс всё ещё был формально капитаном Кале, а Кале всё ещё формально не принёс присягу Эдварду. Не говоря о том, что Энтони Вудвилл был одним из наиболее опытных советников и придворных, обладающим широкими связями при европейских дворах, и имеющим весьма лестную личную репутацию. Ему бы дипломатией заняться в пользу своего суверена и родича, а его потянуло в крестоносцы. Невольно приходит в голову, что совесть Риверса отягощал какой-то настолько тяжёлый грех, что он не мог продолжать жить прежней жизнью. Уж не убийство ли Генриха VI? Государственная необходимость – это одно, но убийство лица королевской крови квалифицировалось более тяжким преступлением, чем любое другое убийство.
Эдвард был в ярости, его супруга, сестра Риверса, была в ярости, но Энтони всё-таки удалился прочь. Капитаном Кале стал Гастингс, выбравший своим депутатом лорда Говарда, и они отправились в Кале после 17 июля, увозя с собой деньги на оплату службы гарнизона и помилования тем, кто ассоциировал себя с Вентлоком, сгинувшим в бою с йоркистами в Англии. В качестве особо веского аргумента Говард и Гастингс привезли с собой 1500 человек. Некоторые офицеры, как Блаунт и Вайтхилл, были просто утверждены на прежних постах, а некоторые, как Гейт, Риттсли и Джордж Невилл (наследник Монтегю), были отправлены в Лондон.
Джорджу Невиллу, которому в лучшие дни король Эдди пообещал руку своей старшей дочери Элизабет, было всего десять лет, но в роли наследника своего отца он имел право на наследство дядюшки, Варвика-Кингмейкера, и поэтому молодому человеку пришлось испытать на своей шкуре в полной мере, насколько король Эдди мог растягивать в своих целях закон. Скажу сразу, что из наследства парню не досталось ни гроша, и поэтому его лишили титула герцога Бедфорда – ведь ему не на что было бы поддерживать выполнение герцогских обязанностей перед короной.
В Уэльсе королевская власть утверждалась не столько легко. Джаспер Тюдор схватил там Роджера Вогана, который был послан Эдвардом схватить Тюдора, и без проволочки казнил. Джаспер укрепился в Пемброк Кастл, причём когда королевские силы его осадили, осаду вскоре пришлось снять. Не было в Уэльсе у короля Эдди никакого авторитета, и ещё в сентябре ему пришлось отправить туда соединённые силы Шрюсбери, Уильяма Герберта и лорда Феррерса. И только в конце сентября 1471 года Джаспер Тюдор отплыл во Францию, увозя туда и своего племянника Генри, который вдруг приобрёл значительную ценность в глазах выживших ланкастерианцев. Как-никак, родной сын единоутробного брата покойного короля Генри. Правда бури занесли Тюдоров в Бретань, с чего начался целый ряд дипломатических экзерсисов на долгие годы. Впрочем, и после отбытия Тюдоров Уэльс не успокаивался долго и упорно.
В Кенте и Сассексе королевское правосудие усердно раздавали Дингем и Арунделл, а в Эссексе – граф Эссекс и сэр Уильям Бурше. Помимо того, что они рубили головы налево и направо, они налагали на местных дворян штрафы, обеспечивающие приличное поведение и верную службу королю. Да, та самая система, которую впоследствии отшлифовал Генрих VII. «Самые богатые были повешены за кошелёк, тогда как более бедные – за шею», - констатирует Great Chronicle. Впрочем, королевский казначей Джон Варкворт был убеждён, что река становится полноводней и от мелких ручейков, и королевские помилования стало возможным купить за вполне скромные суммы.
Штрафы налагались и коллективно. Эссекс заплатил 250 фунтов, Кент – 1700 фунтов. Граф де ла Варр выкупил в октябре свою жизнь за 1 000 марок. Уильям Торней и трое госпитальеров откупились от королевского смертельного неудовольствия суммой в 300 фунтов, сэр Уильям Юре вместе с некоторыми йоркширскими джентри наскребли 400 фунтов, и так далее. Откупались все, хотя и в разной форме.
Даже некоторые епископы преподносили королю денежные «подарки». А что ещё они могли сделать из Тауэра? Выкупали свои свободы и города. Как минимум, Ковентри и Кентерберри, а также порты, выказавшие поддержку ланкастерианцам. На самом деле, никто не знает, сколько денег Эдварду в лихой 1471 год удалось выжать из своих подданных, потому что выплачивались эти деньги отнюдь не в казну, а лично казначею короля и в распоряжение короля. Историк Рамсей предполагает, что только «подарками» король получил 12 904 фунта.
Но, как ни странно, даже такая широкая кампания наказаний в середине пятнадцатого века выглядела вполне милосердной. В конце концов, Эдвард конфисковал только тринадцать баронских состояний полностью, и шестеро из тех, у кого эти состояния конфисковали, к 1471 году были уже мертвы. В общем и целом, количество помилований намного превышает количество наказаний, но, как указывает Чарльз Росс, статистические данные здесь не могут быть точны по следующей причине. Когда 17 октября его величество объявил общий пардон для всех, связанных с событиями реставрации короля Генриха VI, палата, включающая имена в список, захлебнулась в сотнях петиций. Попасть в официальный список людей, находящихся в мире с нынешней королевской властью, хотели не только те, кто против неё выступал, но и те, чья лояльность дому Йорков никогда не подвергалась сомнению. Времена были такие, что люди хотели избежать на будущее хоть каких-то неприятностей.
Что характерно, обычная кровожадность Эдварда к враждебным ему командирам не помешала ему приблизить к себе и возвеличить тех, кто показал себя хорошо на службе предыдущему хозяину. Именно тогда выплыл в широкие воды королевской политики д-р Мортон, молниеносно сделавший карьеру, а сэр Ричард Танстелл, защитник Харлек Кастл, вошёл в совет короля. К королевской администрации были привлечены члены ланкастерианских семей Кортни, Рузов, Ормондов.
Злополучный Генри Холланд, супруг Анны Йоркской, сестры короля, был, правда, надёжно заперт в Тауэр (впоследствии он очень удачно упадёт в море с корабля, отправляющегося на войну во Францию), а сама Анна получила, наконец, официальный развод в 1472 году. Кстати, когда повсюду пишут, что она хотела развода для того, чтобы выйти за своего любовника, то эти два события незаслуженно сдвигают во времени. За Сен-Легера Анна вышла не ранее 1474 года, но скорее всего вообще весной 1475 года.
Награды тем, кто помогал Эдварду в изгнании и был беспрекословно ему верен, следовали обычной процедуре. Награждены ежегодной пенсией были капитан и рулевой корабля «Энтони», доставившего Эдварда в Англию. Его гостеприимный хозяин в Брюгге стал графом Винчестерским. Клерки и служащие были продвинуты по служебной лестнице на более хлебные места. Больше всех получили и без того богатые магнаты, хотя в этом списке поражает отсутствие имён герцога Норфолка и… графа Риверса, Энтони Вудвилла. Несомненно, это было проявлением королевского гнева. Впрочем, сердце Риверса наверняка согрели тысяча фунтов годовых, назначенных ему Шарлем Бургундским.
Куда как более драматичным оказалось распределение плюшек герцогам королевской крови, братьям Эдварда.
читать дальшеЭдвард не гнушался вовсю применять принцип «разделяй и властвуй», переманивая Кларенса на свою сторону. Покупая его, собственно, за владения вполне ещё живого и активного Варвика.
Эдвард не стеснялся лгать в своих обещаниях, потому что странная пассивность такого опытного воина, как Варвик, просто должна иметь объяснение в том, что Эдвард пообещал ему союз и понимание. Он точно так же обманул и Фальконберга, в результате чего тот отправил своих профи за море и сдался сам.
Эдвард не имел, честно говоря, ничего святого в душе, потому что своих врагов он был способен прикончить чуть ли не в стенах церкви.
Эдвард физически истребил представителей тех баронских семей, которые были для него потенциально опасны. Истребил вполне по законам военного времени, причём нельзя сказать, что он не дал шанса наиболее видным из них встать в его ряды.
Но, тем не менее, эти военно-полевые казни и личное распоряжение короля казнить командиров и щадить рядовых, многое о нём говорят.
А именно то, что Эдвард IV был в глазах своих современников достойным королём. Не мямлей и марионеткой, как его предшественник, доведший королевство до гражданской войны, а сильной личностью, способной привести врагов к знаменателю и править железной рукой.
Средневековый король должен был быть жестоким, коварным, авторитарным и сильным. В противном случае, он был обречён. Впрочем, авторитарность вовсе не значит, что управляющий по её принципам человек делает то, что взбредёт ему в голову, не принимая во внимание мнение окружающих. Авторитарность означает, что успешный правитель умеет быстро просчитать наиболее приемлемый для сильных партий курс действий и принять решение самостоятельно.
Для Эдварда-воина 1471 год стал его зенитом. Никогда после этого король не показывал больше желания воевать. Вряд ли теперь, через сотни лет, можно с точностью сказать, почему. Эдвард мог изначально не иметь вкуса к кровопролитию, хотя для него и было вопросом профессиональной чести быть хорошим воином и жёстким правителем. Эдвард мог искренне потянуться к покою, удобствам и комфорту после более чем бурной молодости. Он ведь не в теории знал, что такая прекрасная жизнь может закончиться навечно в одно мгновение от шальной стрелы. Или, как человек умный, Эдвард мог честно оценить для самого себя свои таланты командующего и стратега, и прийти к выводу, что лучше не испытывать свою удачливость слишком часто.
Потому что его нахальные атаки более сильного противника при Барнете и Тьюксбери могли обернуться и колоссальным поражением, если бы не пресловутая удачливость этого короля. Причём, в битве при Барнете и речь не шла ни о стратегии, ни о командовании. Тьюксбери был чистым выигрышем в плане того, что Эдвард правильно оценил имеющиеся сведения, перехватил Маргарет Анжуйскую до того, как она соединилась с Джаспером Тюдором, и не поленился потащить за собой по паршивой античной дороге пушки, которые выкурили ланкастерианцев с удобных позиций. Тем не менее, если бы силы баронов, поддержавших Эдварда, не превосходили по опытности и закалке набранных с бора по сосёнке ополченцев Маргарет, Тьюксбери мог стать последним воспоминанием об этой жизни для короля.
Но для того, чтобы править мирно, нужно было эту возможность обеспечить, и здесь уже Эдварду пришлось персонально засучить рукава. Ричард Глостер отправился в Кент уже 23 мая, где уладил все формальности по королевскому помилованию Фальконбергу к 10 июня 1471 года, после чего они отправились на север. Сам Эдвард стал проводить более тщательную и кровавую зачистку. «Капитаны» Фальконберга – местные джентри и олдермены из Эссекса, Спайсинга и Квинта – были казнены, мэр Кентербери был повешен, утоплен и четвертован напротив Кентерберийского собора.
Именно после этого лорд Риверс, Энтони Вудвилл, вдруг объявил королю, что оставляет двор и отправляется воевать с сарацинами. Время для подобного решения было более, чем проблематичным. Риверс всё ещё был формально капитаном Кале, а Кале всё ещё формально не принёс присягу Эдварду. Не говоря о том, что Энтони Вудвилл был одним из наиболее опытных советников и придворных, обладающим широкими связями при европейских дворах, и имеющим весьма лестную личную репутацию. Ему бы дипломатией заняться в пользу своего суверена и родича, а его потянуло в крестоносцы. Невольно приходит в голову, что совесть Риверса отягощал какой-то настолько тяжёлый грех, что он не мог продолжать жить прежней жизнью. Уж не убийство ли Генриха VI? Государственная необходимость – это одно, но убийство лица королевской крови квалифицировалось более тяжким преступлением, чем любое другое убийство.
Эдвард был в ярости, его супруга, сестра Риверса, была в ярости, но Энтони всё-таки удалился прочь. Капитаном Кале стал Гастингс, выбравший своим депутатом лорда Говарда, и они отправились в Кале после 17 июля, увозя с собой деньги на оплату службы гарнизона и помилования тем, кто ассоциировал себя с Вентлоком, сгинувшим в бою с йоркистами в Англии. В качестве особо веского аргумента Говард и Гастингс привезли с собой 1500 человек. Некоторые офицеры, как Блаунт и Вайтхилл, были просто утверждены на прежних постах, а некоторые, как Гейт, Риттсли и Джордж Невилл (наследник Монтегю), были отправлены в Лондон.
Джорджу Невиллу, которому в лучшие дни король Эдди пообещал руку своей старшей дочери Элизабет, было всего десять лет, но в роли наследника своего отца он имел право на наследство дядюшки, Варвика-Кингмейкера, и поэтому молодому человеку пришлось испытать на своей шкуре в полной мере, насколько король Эдди мог растягивать в своих целях закон. Скажу сразу, что из наследства парню не досталось ни гроша, и поэтому его лишили титула герцога Бедфорда – ведь ему не на что было бы поддерживать выполнение герцогских обязанностей перед короной.
В Уэльсе королевская власть утверждалась не столько легко. Джаспер Тюдор схватил там Роджера Вогана, который был послан Эдвардом схватить Тюдора, и без проволочки казнил. Джаспер укрепился в Пемброк Кастл, причём когда королевские силы его осадили, осаду вскоре пришлось снять. Не было в Уэльсе у короля Эдди никакого авторитета, и ещё в сентябре ему пришлось отправить туда соединённые силы Шрюсбери, Уильяма Герберта и лорда Феррерса. И только в конце сентября 1471 года Джаспер Тюдор отплыл во Францию, увозя туда и своего племянника Генри, который вдруг приобрёл значительную ценность в глазах выживших ланкастерианцев. Как-никак, родной сын единоутробного брата покойного короля Генри. Правда бури занесли Тюдоров в Бретань, с чего начался целый ряд дипломатических экзерсисов на долгие годы. Впрочем, и после отбытия Тюдоров Уэльс не успокаивался долго и упорно.
В Кенте и Сассексе королевское правосудие усердно раздавали Дингем и Арунделл, а в Эссексе – граф Эссекс и сэр Уильям Бурше. Помимо того, что они рубили головы налево и направо, они налагали на местных дворян штрафы, обеспечивающие приличное поведение и верную службу королю. Да, та самая система, которую впоследствии отшлифовал Генрих VII. «Самые богатые были повешены за кошелёк, тогда как более бедные – за шею», - констатирует Great Chronicle. Впрочем, королевский казначей Джон Варкворт был убеждён, что река становится полноводней и от мелких ручейков, и королевские помилования стало возможным купить за вполне скромные суммы.
Штрафы налагались и коллективно. Эссекс заплатил 250 фунтов, Кент – 1700 фунтов. Граф де ла Варр выкупил в октябре свою жизнь за 1 000 марок. Уильям Торней и трое госпитальеров откупились от королевского смертельного неудовольствия суммой в 300 фунтов, сэр Уильям Юре вместе с некоторыми йоркширскими джентри наскребли 400 фунтов, и так далее. Откупались все, хотя и в разной форме.
Даже некоторые епископы преподносили королю денежные «подарки». А что ещё они могли сделать из Тауэра? Выкупали свои свободы и города. Как минимум, Ковентри и Кентерберри, а также порты, выказавшие поддержку ланкастерианцам. На самом деле, никто не знает, сколько денег Эдварду в лихой 1471 год удалось выжать из своих подданных, потому что выплачивались эти деньги отнюдь не в казну, а лично казначею короля и в распоряжение короля. Историк Рамсей предполагает, что только «подарками» король получил 12 904 фунта.
Но, как ни странно, даже такая широкая кампания наказаний в середине пятнадцатого века выглядела вполне милосердной. В конце концов, Эдвард конфисковал только тринадцать баронских состояний полностью, и шестеро из тех, у кого эти состояния конфисковали, к 1471 году были уже мертвы. В общем и целом, количество помилований намного превышает количество наказаний, но, как указывает Чарльз Росс, статистические данные здесь не могут быть точны по следующей причине. Когда 17 октября его величество объявил общий пардон для всех, связанных с событиями реставрации короля Генриха VI, палата, включающая имена в список, захлебнулась в сотнях петиций. Попасть в официальный список людей, находящихся в мире с нынешней королевской властью, хотели не только те, кто против неё выступал, но и те, чья лояльность дому Йорков никогда не подвергалась сомнению. Времена были такие, что люди хотели избежать на будущее хоть каких-то неприятностей.
Что характерно, обычная кровожадность Эдварда к враждебным ему командирам не помешала ему приблизить к себе и возвеличить тех, кто показал себя хорошо на службе предыдущему хозяину. Именно тогда выплыл в широкие воды королевской политики д-р Мортон, молниеносно сделавший карьеру, а сэр Ричард Танстелл, защитник Харлек Кастл, вошёл в совет короля. К королевской администрации были привлечены члены ланкастерианских семей Кортни, Рузов, Ормондов.
Злополучный Генри Холланд, супруг Анны Йоркской, сестры короля, был, правда, надёжно заперт в Тауэр (впоследствии он очень удачно упадёт в море с корабля, отправляющегося на войну во Францию), а сама Анна получила, наконец, официальный развод в 1472 году. Кстати, когда повсюду пишут, что она хотела развода для того, чтобы выйти за своего любовника, то эти два события незаслуженно сдвигают во времени. За Сен-Легера Анна вышла не ранее 1474 года, но скорее всего вообще весной 1475 года.
Награды тем, кто помогал Эдварду в изгнании и был беспрекословно ему верен, следовали обычной процедуре. Награждены ежегодной пенсией были капитан и рулевой корабля «Энтони», доставившего Эдварда в Англию. Его гостеприимный хозяин в Брюгге стал графом Винчестерским. Клерки и служащие были продвинуты по служебной лестнице на более хлебные места. Больше всех получили и без того богатые магнаты, хотя в этом списке поражает отсутствие имён герцога Норфолка и… графа Риверса, Энтони Вудвилла. Несомненно, это было проявлением королевского гнева. Впрочем, сердце Риверса наверняка согрели тысяча фунтов годовых, назначенных ему Шарлем Бургундским.
Куда как более драматичным оказалось распределение плюшек герцогам королевской крови, братьям Эдварда.
@темы: Edward IV
-
-
10.05.2014 в 14:42Про эти плюшки будет в следующий раз??
-
-
10.05.2014 в 15:14-
-
10.05.2014 в 21:29Спасибо за ваши посты о Йорках)
-
-
10.05.2014 в 21:31