Do or die
читать дальшеЗадолго до того, как начался Первый Крестовый, пилигримы-христиане относительно мирно путешествовали из всех уголков Европы в Иерусалим. Целью их был Храм Гроба Господня, и за посещение его и прочих святынь христианства паломники были готовы платить тем, в чьих руках Иерусалим находился. Проблемы были в другом.
Для начала, в Иерусалим паломники зачастую добирались не в лучшем состоянии – путь был, всё-таки, долгим, тяжёлым и опасным, хотя и длился всего пять месяцев, если считать только отрезок пути из Франции. Конечно, паломники имели значки пилигримов, навешанные в количестве на все легко обозреваемые поверхности, но без стычек не обходилось и на территории Европы. И когда заветные стены появлялись, наконец, в поле зрения, когда поборы были оплачены, паломники вставали перед извечной проблемой путешественников: где разместиться?
Несмотря на то, что в окрестностях Иерусалима проживало достаточное количество христиан, их отношения с мусульманами не были безоблачными. Как и отношения мусульман с мусульманами, собственно. Дело было не столько в тонкостях веры (хотя и в них тоже), сколько в чисто административных и военных особенностях периода. Иерусалим находился то в руках фатимидов, то турков-сельджуков, то египетского султана, и все воевали со всеми, а Византия интриговала против всех – в собственных интересах, конечно. И не без пользы для своих, живущих в Иерусалиме. Во всяком случае, греки имели право строиться в городе, а вот «латиняне» - нет.
С точки зрения паломников, у местных христиан братство по вере стояло, всё-таки, на втором месте после выгод, получаемых от размещения прибывающих, тем более что схизма между восточным и западным христианством уже существовала, и для местных христиан «латиняне» вполне христианами не были. А мусульманам и вовсе запрещалось расселять христиан у себя, как бы привлекательно ни выглядели доходы от этого бизнеса, что, в свою очередь, не способствовало согласию между соседями-христианами и соседями-мусульманами.
Около 1023 года было решено что-то с этим, наконец, сделать. Первыми среагировали торговцы-итальянцы из Амальфи. Дело в том, что у них был прямой доступ к сильнейшим мира того, и они получили разрешение на постройку странноприимного дома, то есть гостиницы. Очень скоро рядом с гостиницей был построен монастырь, населённый бенедиктинцами, к которому примыкали мужская и женская больницы, и церковь. Частично торговцы построили всё это на свои деньги, но очень большая часть средств шла через сборы пожертвований в Европе. Впрочем, в 1065 году это благолепие закончилось. Турки-сельджуки захватили Иерусалим и устроили там дикую резню, без разбора уничтожая и христиан, и «сарацин».
Храм Гроба Господня, впрочем, разрушен не был. Просто посещение его отныне стало вопросом больших денег. Что самое неприятно, какой-то фиксированной платы не было, всё зависело от каприза допускающих. Возникла ситуация, в которой паломники оставались без денег, провизии, ухода за стенами Иерусалима, гонимые всеми и обречённые на смерть или рабство.
Пётр Пустынник пытался что-то сделать на месте, обратившись к византийцам, у которых в регионе были и военная мощь, и авторитет. Но Византии было не до паломников, которые, к тому же, с их точки зрения, были не столько христианами, сколько варварами-раскольниками. Поэтому он, в конце концов, решил сам отправиться в Европу, и начать свою работу там. Как уже упоминалось, личностью этот Пётр Пустынник был неординарной. Настолько неординарной, что в истории Альберта Аахенского честь инициации крестового похода отдаётся скорее ему, нежели папе Урбану. Но Католическая Энциклопедия справедливо обращает внимание на то, что почтенный хронист сам на Востоке никогда не был, современником описываемых им событий не являлся, зато был очень заинтересован в возможности ослабления влияния Святейшего Престола, который, после Первого Крестового, стал уж очень энергично вмешиваться в европейскую политику.
После завоевания Иерусалима крестоносцами в 1099 году, вопросы о размещении паломников, предоставлении им вооружённого эскорта и, главное, лечении как прибывающих, так и пострадавших в битвах, приобрели большую важность. Госпитальеры управлялись, в принципе, весьма неплохо и в традиционном режиме (монастырь, госпитали, сбор средств), но любая война имеет одно любопытное последствие – после неё определённое количество людей откладывают в сторону оружие и начинают работу то ли искупления своего участия в кровопролитии, то ли трудовой терапии для потрясённой души. То же самое случилось и после кровавой битвы за Иерусалим. Те, кто оружие не отложили, но хотели отметить для себя важную веху в судьбе, стали жертвовать на благое дело деньги и собственность. На госпитальеров пролился золотой дождь, тем более, что сам Годфрид (теперь уже Иерусалимский) был в числе первых дарителей. Остальные потянулись за вожаком.
Поэтому госпитальеры образовали братство, членами которого были мужчины и женщины, принявшие три традиционные монашеские клятвы. Униформой госпитальеров стало чёрное облачение с белым восьмиконечным крестом на левой стороне груди. Булла Пасхалия II в 1113 году подтвердила образование ордена и его привилегии – право не платить десятину и право самостоятельно выбрать себе Великого Мастера после смерти Жерара Благословенного, как называли Пьер-Жерара де Мартига.
Фра Жерар был изначально «белым» братом-бенедиктинцем, то есть, не монахом. И до прибытия крестоносцев он уже успел послужить много лет христианам в Иерусалиме (судя по всему, фра Жерар ещё застал монастырь и госпитали до разгрома 1065 года). Госпитальеры придерживались в те годы изначальной ориентации служения страждущим и весьма аскетического образа собственной жизни, так что, учитывая стекающиеся к ним средства, братья и сёстры этого ордена были настоящими подвижниками.

Для начала, в Иерусалим паломники зачастую добирались не в лучшем состоянии – путь был, всё-таки, долгим, тяжёлым и опасным, хотя и длился всего пять месяцев, если считать только отрезок пути из Франции. Конечно, паломники имели значки пилигримов, навешанные в количестве на все легко обозреваемые поверхности, но без стычек не обходилось и на территории Европы. И когда заветные стены появлялись, наконец, в поле зрения, когда поборы были оплачены, паломники вставали перед извечной проблемой путешественников: где разместиться?
Несмотря на то, что в окрестностях Иерусалима проживало достаточное количество христиан, их отношения с мусульманами не были безоблачными. Как и отношения мусульман с мусульманами, собственно. Дело было не столько в тонкостях веры (хотя и в них тоже), сколько в чисто административных и военных особенностях периода. Иерусалим находился то в руках фатимидов, то турков-сельджуков, то египетского султана, и все воевали со всеми, а Византия интриговала против всех – в собственных интересах, конечно. И не без пользы для своих, живущих в Иерусалиме. Во всяком случае, греки имели право строиться в городе, а вот «латиняне» - нет.
С точки зрения паломников, у местных христиан братство по вере стояло, всё-таки, на втором месте после выгод, получаемых от размещения прибывающих, тем более что схизма между восточным и западным христианством уже существовала, и для местных христиан «латиняне» вполне христианами не были. А мусульманам и вовсе запрещалось расселять христиан у себя, как бы привлекательно ни выглядели доходы от этого бизнеса, что, в свою очередь, не способствовало согласию между соседями-христианами и соседями-мусульманами.
Около 1023 года было решено что-то с этим, наконец, сделать. Первыми среагировали торговцы-итальянцы из Амальфи. Дело в том, что у них был прямой доступ к сильнейшим мира того, и они получили разрешение на постройку странноприимного дома, то есть гостиницы. Очень скоро рядом с гостиницей был построен монастырь, населённый бенедиктинцами, к которому примыкали мужская и женская больницы, и церковь. Частично торговцы построили всё это на свои деньги, но очень большая часть средств шла через сборы пожертвований в Европе. Впрочем, в 1065 году это благолепие закончилось. Турки-сельджуки захватили Иерусалим и устроили там дикую резню, без разбора уничтожая и христиан, и «сарацин».
Храм Гроба Господня, впрочем, разрушен не был. Просто посещение его отныне стало вопросом больших денег. Что самое неприятно, какой-то фиксированной платы не было, всё зависело от каприза допускающих. Возникла ситуация, в которой паломники оставались без денег, провизии, ухода за стенами Иерусалима, гонимые всеми и обречённые на смерть или рабство.
Пётр Пустынник пытался что-то сделать на месте, обратившись к византийцам, у которых в регионе были и военная мощь, и авторитет. Но Византии было не до паломников, которые, к тому же, с их точки зрения, были не столько христианами, сколько варварами-раскольниками. Поэтому он, в конце концов, решил сам отправиться в Европу, и начать свою работу там. Как уже упоминалось, личностью этот Пётр Пустынник был неординарной. Настолько неординарной, что в истории Альберта Аахенского честь инициации крестового похода отдаётся скорее ему, нежели папе Урбану. Но Католическая Энциклопедия справедливо обращает внимание на то, что почтенный хронист сам на Востоке никогда не был, современником описываемых им событий не являлся, зато был очень заинтересован в возможности ослабления влияния Святейшего Престола, который, после Первого Крестового, стал уж очень энергично вмешиваться в европейскую политику.
После завоевания Иерусалима крестоносцами в 1099 году, вопросы о размещении паломников, предоставлении им вооружённого эскорта и, главное, лечении как прибывающих, так и пострадавших в битвах, приобрели большую важность. Госпитальеры управлялись, в принципе, весьма неплохо и в традиционном режиме (монастырь, госпитали, сбор средств), но любая война имеет одно любопытное последствие – после неё определённое количество людей откладывают в сторону оружие и начинают работу то ли искупления своего участия в кровопролитии, то ли трудовой терапии для потрясённой души. То же самое случилось и после кровавой битвы за Иерусалим. Те, кто оружие не отложили, но хотели отметить для себя важную веху в судьбе, стали жертвовать на благое дело деньги и собственность. На госпитальеров пролился золотой дождь, тем более, что сам Годфрид (теперь уже Иерусалимский) был в числе первых дарителей. Остальные потянулись за вожаком.
Поэтому госпитальеры образовали братство, членами которого были мужчины и женщины, принявшие три традиционные монашеские клятвы. Униформой госпитальеров стало чёрное облачение с белым восьмиконечным крестом на левой стороне груди. Булла Пасхалия II в 1113 году подтвердила образование ордена и его привилегии – право не платить десятину и право самостоятельно выбрать себе Великого Мастера после смерти Жерара Благословенного, как называли Пьер-Жерара де Мартига.
Фра Жерар был изначально «белым» братом-бенедиктинцем, то есть, не монахом. И до прибытия крестоносцев он уже успел послужить много лет христианам в Иерусалиме (судя по всему, фра Жерар ещё застал монастырь и госпитали до разгрома 1065 года). Госпитальеры придерживались в те годы изначальной ориентации служения страждущим и весьма аскетического образа собственной жизни, так что, учитывая стекающиеся к ним средства, братья и сёстры этого ордена были настоящими подвижниками.

@темы: Medieval
что-то мне это напоминает... наш универ живет именно по такому принципу!
а вообще интересная статья....это теперь будет новая книжка?
Надеюсь, вы будете продолжать писать про этот период между 1 и 2 крестовыми походами)))
Kollet, учитывая, чем закончила Византия...
Капитан Вчера, буду, но постольку поскольку. Вообще, идея - книга "О благородных рыцарях", потому что первая была "О прекрасных дамах", хотя издательство назвало, как назвало. А зарождение кода рыцарственности, рыцарских орденов, идеологии как раз падает на этот период. Не зная "кухни" крестовых и их междусобойчиков, совершенно невозможно понять расстановку сил и влияния в Европе, а без понимания этих моментов невозможно правильно осмыслить те или иные решения отдельных правителей. Та же история короля Джона выглядит экономически и политически совершенно по-другому, если включить в неё более широкую панораму событий.
Судя по последним событиям на моем факультете...наш старейший ЮФ на Алтае закончит как Помпея...
Напишется - посмотрим.
Просто я сказала своей подружке про твою книгу про дам и рыцарей...так она загорелась почитать!=)