Do or die
Молодой Генри был в долгах, ему хотелось абсолютной власти, денег, блеска – и он нарушил условия договора с отцом, потребовав себе всю Нормандию, для начала. Король сыну отказал. Да, ему самому было 16, когда он стал полновластным герцогом Нормандии. Но его сын для такой роли был явно не готов и в 28 лет. И снова повторилась знакомая до тошноты картина – коронованный наследник английского престола демонстративно уехал в Париж. Генри поступил оптимально – дал сыну денег и вытащил на семейное совещание.

читать дальшеПомимо сыновей, на совещании был ещё и зять, муж Матильды, у которого как раз были сложности в его герцогстве.
Генри предложил своим отпрыскам внести полную и окончательную ясность в ситуацию с их наследством. Да, молодой Генри коронован его наследником, и ему пора передать немного больше знаков отличия. Но пока он, Генри II, жив, королём является именно он. А посему, пусть каждый из сыновей принесёт на этом совете персональную присягу. Сначала ему, как правящему королю, и потом – молодому Генри, как будущему королю. Ричард должен был принести клятву за Аквитанию, а Джеффри – за Бретань.
Ричард сухо заметил, что Аквитания не имеет никакого отношения к английской короне, а потому присягать никому, кроме короля Франции, он не намерен. Это был выпад не столько против отца, сколько против брата. По сравнению с молодым Генри, даже Ричард был весьма неплохим правителем, но последние десять лет он только и делал, что усмирял аквитанских баронов, которых его старший брат соблазнял обещаниями, что будет им лучшим лордом, чем жестковатый и не слишком дипломатичный Ричард. Принести присягу подобному типу было для Ричарда равносильно политическому самоубийству. Поэтому, высказав братцу, которого он считал полным идиотом, всё, что о нём думает, Ричард просто хлопнул дверью и спешно отбыл в Аквитанию, где начал срочно укреплять замки и крепости.
Надо отдать должное королю – он признал правоту Ричарда и поддержал именно его. Что касается молодого Генри, то он, объединившись с Джеффри, стал готовиться к войне. Вообще-то Джеффри от свары старших братьев не выигрывал и не проигрывал решительно ничего. Ему просто нравилось стравливать людей. «Истекающий словами, мягкими, словно масло, он был способен отравить своими речами два королевства; неутомимый зачинщик, двурушник во всём, предатель и лицемер» - так описал Джеффри Джеральд Уэльский.
То, как показал себя в этой новой войне молодой Генри, вполне могло бы закрыть ему в будущем карьеру в роли короля, если бы он не был уже коронован. Впрочем, после него английские короли больше никогда не короновали наследников – им хватило этого яркого примера. Молодой человек напал на послов, он грабил города, обдирал церкви и святые места, чтобы платить наёмникам. В результате подобных действий даже те аквитанские лорды, которые не особо любили Ричарда, отказались встать в ряды войска этого короля-принца.
Генри II и Ричард мотались по городам Аквитании, не давая ситуации стать хаотической. Англию спасла Судьба – после грабежа очередной церкви, молодой Генри подхватил острую дизентерию и умер в несколько дней. В принципе, как и в случае с сыном короля Стефана, эта болезнь и смерть могли быть естественными, но могли быть и вызваны ядом.
Впрочем, король Генри не возненавидел своего старшенького и после последних выходок. Молодого Генри похоронили в Руане в конце июня 1183 года, а старый Генри остался горевать до самой осени. Вынырнув из депрессии, он обнаружил, что ситуация не изменилась ни на йоту в лучшую сторону и после смерти его соправителя. Ситуация стала даже хуже, ведь теперь империю нужно было делить заново. По его разумению, Ричард должен был теперь занять место старшего брата как король Англии, и унаследовать Нормандию и Анжу. А Аквитания теперь должна быть передана младшему сыну, Джону. И Ричард, конечно, отказался наотрез. Аквитания была его, и он никому её отдавать не собирался. Да и что сказала бы мама по этому поводу, кстати.
Король устало пожал плечами, отпустил Ричарда в Аквитанию, послал Джона в Ирландию, а сам стал готовить на роль короля Джеффри. Но и этот вариант не устроил Ричарда. Он поднял армию и стал разорять пограничные области Бретани. Несмотря на злость и раздражение, Генри не упустил момент «что скажет мама», и повёз на переговоры с Ричардом Алиенору, права которой на герцогство Аквитания превосходили права Ричарда. Алиенора должна была потребовать у сына Аквитанию для себя. А поскольку Алиенора продолжала числиться женой Генри, то контроль над Аквитанией получил сам король. Ричард подчинился, что ещё ему оставалось. Но тёплых чувств к отцу, если такие в принципе когда-то у него были, это не прибавило.
Два года Генри вообще не поднимал вопрос о своём наследнике и о том, как должна быть переразделена империя Плантагенетов. Он укреплял границы, понимая, что все неприятности в лагере Плантагенетов приглашают Капетинга поучаствовать в веселье. В 1185 году он даже отверг титул короля Иерусалима, хотя патриарх Святого города привёз ему ключи. Генри было не до Иерусалима с его проблемами, под угрозой было дело его жизни. Но до бесконечности тянуть было невозможно, Генри был не тем человеком, который был сказать, что «после меня – хоть потоп». И тут, 19 августа 1186 года, в Париже погиб Джеффри. Погиб глупо, на турнире, и вряд ли в Европе нашёлся хоть один человек, который искренне сожалел бы о его смерти. Верить Филиппу II в его показательном выступлении в Нотр-дам как-то сложно, так что единственными горюющими остались родители Джеффри Плантагенета.
Казалось бы, учитывая амбиции Ричарда и сложившуюся ситуацию, Генри не оставалось ничего, как только назначить Ричарда своим полным преемником. Но вот здесь уже он упёрся. Как потом показала история, Генри был совершенно прав. Для Ричарда никогда не имело значение что-то кроме Аквитании. Тем не менее, он был согласен скорее удавить Джона, чем увидеть его коронованным королём Англии. А в длинном списке действительных и воображаемых обид, нанесённых ему отцом, прибавилась, пожалуй, самая горькая – отказ Генри от венца короля Иерусалима. Ведь после смерти отца корона наверняка перешла бы к нему!
Ричард рвался в Святую землю, чтобы завоевать мечом то, что миром предлагали его отцу, но его не пускали зависнувший вопрос с престолонаследием, распри с Филиппом Французским относительно брака Ричарда со сводной сестрой Филиппа, которые делали границы Аквитании уязвимыми в случае отъезда Ричарда, и просто недостаток денег. Потому что для планов Ричарда доходов от Аквитании было просто-напросто мало. Он не собирался ехать спасать Иерусалим скромным рыцарем, ему была нужна огромная армия.
Именно в этот период Филипп пригласил Ричарда в Париж, и стал есть с ним из одной тарелки и класть в свою кровать в знак доказательства, что он любит возможного преемника английской короны «как свою душу». Заодно он нашёптывал новому другу, что отец наверняка планирует короновать его младшего брата, и женить Джона на Алис, на которой Ричард жениться так и не собрался.
Ричард, наиболее рассудительный из старших принцев, не стал, тем не менее, союзником Филиппа сразу. После визита в Париж, он мирно вернулся к отцу. Но, во-первых, его стало поджимать время с походом к Иерусалиму – желающих победить Саладина и короноваться в Святом городе было немало. А во-вторых, он действительно стал искать и находить подтверждения нашёптываниям Филиппа.

читать дальшеПомимо сыновей, на совещании был ещё и зять, муж Матильды, у которого как раз были сложности в его герцогстве.
Генри предложил своим отпрыскам внести полную и окончательную ясность в ситуацию с их наследством. Да, молодой Генри коронован его наследником, и ему пора передать немного больше знаков отличия. Но пока он, Генри II, жив, королём является именно он. А посему, пусть каждый из сыновей принесёт на этом совете персональную присягу. Сначала ему, как правящему королю, и потом – молодому Генри, как будущему королю. Ричард должен был принести клятву за Аквитанию, а Джеффри – за Бретань.
Ричард сухо заметил, что Аквитания не имеет никакого отношения к английской короне, а потому присягать никому, кроме короля Франции, он не намерен. Это был выпад не столько против отца, сколько против брата. По сравнению с молодым Генри, даже Ричард был весьма неплохим правителем, но последние десять лет он только и делал, что усмирял аквитанских баронов, которых его старший брат соблазнял обещаниями, что будет им лучшим лордом, чем жестковатый и не слишком дипломатичный Ричард. Принести присягу подобному типу было для Ричарда равносильно политическому самоубийству. Поэтому, высказав братцу, которого он считал полным идиотом, всё, что о нём думает, Ричард просто хлопнул дверью и спешно отбыл в Аквитанию, где начал срочно укреплять замки и крепости.
Надо отдать должное королю – он признал правоту Ричарда и поддержал именно его. Что касается молодого Генри, то он, объединившись с Джеффри, стал готовиться к войне. Вообще-то Джеффри от свары старших братьев не выигрывал и не проигрывал решительно ничего. Ему просто нравилось стравливать людей. «Истекающий словами, мягкими, словно масло, он был способен отравить своими речами два королевства; неутомимый зачинщик, двурушник во всём, предатель и лицемер» - так описал Джеффри Джеральд Уэльский.
То, как показал себя в этой новой войне молодой Генри, вполне могло бы закрыть ему в будущем карьеру в роли короля, если бы он не был уже коронован. Впрочем, после него английские короли больше никогда не короновали наследников – им хватило этого яркого примера. Молодой человек напал на послов, он грабил города, обдирал церкви и святые места, чтобы платить наёмникам. В результате подобных действий даже те аквитанские лорды, которые не особо любили Ричарда, отказались встать в ряды войска этого короля-принца.
Генри II и Ричард мотались по городам Аквитании, не давая ситуации стать хаотической. Англию спасла Судьба – после грабежа очередной церкви, молодой Генри подхватил острую дизентерию и умер в несколько дней. В принципе, как и в случае с сыном короля Стефана, эта болезнь и смерть могли быть естественными, но могли быть и вызваны ядом.
Впрочем, король Генри не возненавидел своего старшенького и после последних выходок. Молодого Генри похоронили в Руане в конце июня 1183 года, а старый Генри остался горевать до самой осени. Вынырнув из депрессии, он обнаружил, что ситуация не изменилась ни на йоту в лучшую сторону и после смерти его соправителя. Ситуация стала даже хуже, ведь теперь империю нужно было делить заново. По его разумению, Ричард должен был теперь занять место старшего брата как король Англии, и унаследовать Нормандию и Анжу. А Аквитания теперь должна быть передана младшему сыну, Джону. И Ричард, конечно, отказался наотрез. Аквитания была его, и он никому её отдавать не собирался. Да и что сказала бы мама по этому поводу, кстати.
Король устало пожал плечами, отпустил Ричарда в Аквитанию, послал Джона в Ирландию, а сам стал готовить на роль короля Джеффри. Но и этот вариант не устроил Ричарда. Он поднял армию и стал разорять пограничные области Бретани. Несмотря на злость и раздражение, Генри не упустил момент «что скажет мама», и повёз на переговоры с Ричардом Алиенору, права которой на герцогство Аквитания превосходили права Ричарда. Алиенора должна была потребовать у сына Аквитанию для себя. А поскольку Алиенора продолжала числиться женой Генри, то контроль над Аквитанией получил сам король. Ричард подчинился, что ещё ему оставалось. Но тёплых чувств к отцу, если такие в принципе когда-то у него были, это не прибавило.
Два года Генри вообще не поднимал вопрос о своём наследнике и о том, как должна быть переразделена империя Плантагенетов. Он укреплял границы, понимая, что все неприятности в лагере Плантагенетов приглашают Капетинга поучаствовать в веселье. В 1185 году он даже отверг титул короля Иерусалима, хотя патриарх Святого города привёз ему ключи. Генри было не до Иерусалима с его проблемами, под угрозой было дело его жизни. Но до бесконечности тянуть было невозможно, Генри был не тем человеком, который был сказать, что «после меня – хоть потоп». И тут, 19 августа 1186 года, в Париже погиб Джеффри. Погиб глупо, на турнире, и вряд ли в Европе нашёлся хоть один человек, который искренне сожалел бы о его смерти. Верить Филиппу II в его показательном выступлении в Нотр-дам как-то сложно, так что единственными горюющими остались родители Джеффри Плантагенета.
Казалось бы, учитывая амбиции Ричарда и сложившуюся ситуацию, Генри не оставалось ничего, как только назначить Ричарда своим полным преемником. Но вот здесь уже он упёрся. Как потом показала история, Генри был совершенно прав. Для Ричарда никогда не имело значение что-то кроме Аквитании. Тем не менее, он был согласен скорее удавить Джона, чем увидеть его коронованным королём Англии. А в длинном списке действительных и воображаемых обид, нанесённых ему отцом, прибавилась, пожалуй, самая горькая – отказ Генри от венца короля Иерусалима. Ведь после смерти отца корона наверняка перешла бы к нему!
Ричард рвался в Святую землю, чтобы завоевать мечом то, что миром предлагали его отцу, но его не пускали зависнувший вопрос с престолонаследием, распри с Филиппом Французским относительно брака Ричарда со сводной сестрой Филиппа, которые делали границы Аквитании уязвимыми в случае отъезда Ричарда, и просто недостаток денег. Потому что для планов Ричарда доходов от Аквитании было просто-напросто мало. Он не собирался ехать спасать Иерусалим скромным рыцарем, ему была нужна огромная армия.
Именно в этот период Филипп пригласил Ричарда в Париж, и стал есть с ним из одной тарелки и класть в свою кровать в знак доказательства, что он любит возможного преемника английской короны «как свою душу». Заодно он нашёптывал новому другу, что отец наверняка планирует короновать его младшего брата, и женить Джона на Алис, на которой Ричард жениться так и не собрался.
Ричард, наиболее рассудительный из старших принцев, не стал, тем не менее, союзником Филиппа сразу. После визита в Париж, он мирно вернулся к отцу. Но, во-первых, его стало поджимать время с походом к Иерусалиму – желающих победить Саладина и короноваться в Святом городе было немало. А во-вторых, он действительно стал искать и находить подтверждения нашёптываниям Филиппа.
@темы: Henry II
А Ричард у нас, блин, и на ёлку бы сесть, и рыбку съесть... Притом что "после меня хоть потоп" как раз про него, ни наследников, ни планов, кроме красивого позирования в доспехе на фоне Акры, ну что за человек. *скандирую "Джонни! Джонни!"*
По какому случаю Бертран де Борн написал потрясающей красоты "Плач" (цитирую его в блистательном переводе Валентины Дынник):
Наш век исполнен горя и тоски,
Не сосчитать утрат и грозных бед.
Но все они ничтожны и легки
Перед одной, которой горше нет:
То гибель Молодого Короля.
Скорбит душа у всех, кто юн и смел,
И ясный день как будто потемнел,
И мрачен мир, исполненный печали.
Не одолеть бойцам своей тоски,
Грустит о нём задумчивый поэт,
Жонглёр забыл весёлые прыжки -
Узнала смерть победу из побед,
Похитив Молодого Короля.
Как щедр он был! Как обласкать умел!
Нет, никогда так тяжко не скорбел
Наш бедный век, исполненный печали...
И ещё три строфы на те же сквозные рифмы, завершающиеся просьбой к Господу простить Молодому Королю
Грехи и вольных, и невольных дел,
Чтоб он с друзьями там покой обрел
Где нет ни воздыханья, ни печали!
С точки зрения поэтического мастерства это если не предел совершенства, то очень близко к нему.
Clemence Isaure, фильм более чем средненький, но актёры там правда звёздные.
Дама издалека, ну вот... Блестящий пример тому, как создаются дутые репутации.
А маман, кстати, считала Ричарда идеалом. Он полностью соответствовал её пониманию того, каким должен быть истинный принц и рыцарь. Наверное, Алиенору можно считать хрестоматийным примером того, что интеллект и ум не тождественны. Дурой она, конечно, не была, но панорамного понимания событий у неё не было.
серафита, мне его жалко, как ни странно. За всю жизнь этот парень не совершил ни одного достойного поступка, но всё равно желко. А вот Джеффри - нет.
А что касается Луи — ну как ты можешь
доброе слово и пистолет эффективней доброго словане молитвами едиными, но и постелью, пускай и Папской!Ну что бы делал... затеял бы этот поход сам!
Интересно, чем бы он занимался с английской короной на голове, если бы не было крестового похода и околоиерусалимского гадюшника?
Я уверена, что ничем хорошим.