Do or die
Тема инвалидности и медицины не проста, как это может показаться людям, к ней не причастным напрямую. По сей день. Достаточно вспомнить грызню вокруг ушных имплантов глухим детям. Казалось бы, что может быть лучше, чем избавление от глухоты? А оказалось, что немалая часть глухих видят себя полноправным меньшинством, имеющим собственный язык и культуру. Которое имеет право на полноценное существование. То есть, не их надо выправлять под слышащее большинство, а слышащему большинству надо учитывать особенности глухого меньшинства в предоставлении возможностей и услуг.

читать дальшеДоктор Мецлер демонстрирует, что свои сложности во взаимоотношениях медицины и инвалидности были и в Средние века. Была ли модель медицинской или социальной? В центре понимания проблемы лежат термины «disease» - порок, синдром, неисправность, абнормальное биофизическое состояние, и «illness» - нездоровье, заболевание, расстройство. Там, где медицина интересуется именно и только абнормальностью, заболевание и расстройство относятся к явлениям с социальными последствиями.
Медицинская модель относит disability (инвалидность) и impairment (патология) именно к разделу болезней. Социальная же модель не только не проводит между инвалидностью и болезнью знака равенства, но и считает приравнивание патологии/инвалидности к болезни проявлением дискриминации со стороны общества.
Другой момент, требующий уточнения – это что именно мы понимаем под термином «средневековая медицина». Обычно людям, включая историков, свойственно вцепиться в какой-то один аспект целого спектра идей относительно здоровья и болезни, а также физических и спиритуальных действий, направленных на благополучие населения. Более того, медицинские историки и медиевисты работают с зафиксированными аспектами, с письменными материалами, что неизбежно исключает огромное большинство практик, которые можно назвать «народной медициной», не говоря уже о «магической медицине», если только они не остались в записях и архивах. Такими, какими их понимал оставляющий записи.
«Магическая медицина», или чудесные исцеления, описаны во многих источниках, и будут далее разбираться отдельно. О них мы знаем даже больше, чем о реальной, повседневной медицине Средневековья, потому что им придавалось очень большое значение, и они регистрировались достаточно широко, теми же монастырями, куда стекались надеющиеся на чудесные исцеления паломники.
Что же касается прочей, доступной нам медицинской литературы Средневековья, то она писалась грамотными, имеющими университетское образование профессионалами от медицины. И писались они не для «широкой публики», а в качестве учебников для других профессионалов. Или в качестве своего рода «curriculum vitae» о собственных достижениях.
Возникает вопрос, до какой степени дошедшая до нас медицинская литература Средневековья отражает истинное положение вещей? Источников для составления более или менее компетентного мнения на этот счёт просто слишком мало. Дело ведь доходит до обращения к литературным текстам, романсам и летописям, в которых упоминается что-то, имеющее отношение к медицине.
Поэтому, говоря о медицине Средневековья, мы всегда должны помнить, что существующие мнения базируются на чрезвычайно фрагментарном фактическом материале, что они не принимают во внимание различия в региональных практиках (скажем, Северной Европы и Средиземноморья), и даже не принимают во внимание временные отличия этих практик в периоды Раннего Средневековья (476-1100гг), Высокого Средневековья (1001–1300гг), и Позднего Средневековья (1301–1500гг). А ведь речь идёт, в самом крайнем случае, о периоде длиной в ТЫСЯЧУ ЛЕТ!
И всё же, хотя медицинские энциклопедии Средневековья учёные того времени писали для своего рода «междусобойчиков», они озаботились, начиная где-то с двенадцатого века, создать пути распространения знаний сверху вниз, обмена знаниями между различными университетскими школами, и сбора материала из практической, не университетской медицины («Practical Medicine from Salerno to Black Death» by L. Garcia-Ballester). Причиной было то, что никакая теоретическая наука не может создаваться без солидного количества пратических наработок. И то, что нести свет в массы со стороны университетских школ было логической необходимостью для создания спроса на медицинские услуги выпускников этих университетских школ. Среди тех самых масс, да. Которые должны были более или менее понимать, чего они могут требовать, и оценивать результат.
В общем, речь идёт о рынке рабочей силы для «молодых специалистов», и о том, чтобы условия их работы среди населения были бы адекватными. Поэтому популярность медицинских энциклопедий того времени среди населения было не случайно, хотя таргетной группой для этой литературы была более рафинированная часть общества. Среди читающей публики, наибольшей популярностью пользовались следующие теоретики:
1. Винсент из Бове (1190 – 1264?), написавший Speculum Maius, или «Зерцало Великое», о котором вики говорит следующее:
«Энциклопедия состоит из 4 частей:
Зерцало природное (Speculum naturale)
Зерцало вероучительное (Speculum doctrinale)
Зерцало историческое (Speculum historiale)
Зерцало нравственное (Speculum morale)
Энциклопедия давала обширные сведения по философии, истории, естественным наукам. В ней комментировались отрывки из античных авторов, богословские труды. В целом «Великое зерцало» представляет собой систематизацию знаний того времени по различным вопросам. Написана на латыни, состоит из 80 книг и 9885 глав. Это самая значительная энциклопедия Средневековья.
В первой части рассматривается широкий круг естественнонаучных дисциплин — астрономия, алхимия, биология и т. д; во второй речь идёт о богословских вопросах; в третьей рассматривается история человечества от сотворения мира до 1254 г.; в четвёртой — поднимаются вопросы нравственности и морали.
Энциклопедия была переведена на множество языков и пользовалась большим влиянием и авторитетом на протяжении нескольких столетий. Зерцало великое легло в основу множества дидактических поэм XIV и XV веков и отразилось, между прочим, на «Божественной Комедии» Данте. Немедленно по изобретении книгопечатания Зерцала напечатано было по крайней мере 6 раз, даже после того, как появились уже энциклопедии, основанные на новых началах, оно перепечатывалось дважды (в 1521 и 1627 годах)».
2. Томас из Кантимпрэ (1201 – 1272), создавший Opus de natura rerum («Работа Природы»), состоявший из двадцати томов и писавшийся пятнадцать лет.
3. Бартоломей Английский (1190-1272), энциклопедия «De proprietatibus rerum» («О свойствах вещей»). Девятнадцать томов на латыни. Были переведены сначала на французский (в 1372 году) и на английский (в 1397 году), Джоном Тревизой. Перевод Тревизы (критическое издание) был потом издан в 1988 году. Собственно медицине там посвящены 4-й и 5-й тома, «De humani corporis» («On the bodily humors») и «De hominis corpore» («On the parts of the body»), а также 7-й том, «De infirmitatibus» («On diseases and poisons»).
4. Альбертус Магнус/Альберт Великий (1193-1280гг). Гений, собственно. Теоретик и практик, имевший невероятный интеллект, и оставивший 38 известных нам трудов, охватывающих практически все аспекты бытия. Впрочем, есть мнение, что интереснее того, что он написал, было то, о чём он писать не стал, считая человечество абсолютно не готовым к таким знаниям. Но, оффтопом, такой фанат античности, каким был Магнус, не мог не поэкспериментировать с автоматами типа Антикитерского механизма. Во всяком случае, зарегистрировано, что и он создал такую же механическую голову-оракула, как и Роджер Бэкон.
Вряд ли эти монументальные исследования стояли в полном объёме в каждом доме, но Майкл МакВаф, изучавший вопрос в отдельно взятом Арагоне начала четырнадцатого века, всерьёз говорит о медикализации общества Позднего Средневековья («Medicine before the Plague: Practitioners and their Patients in the Crown of Aragon, 1285-1345», by M. R. McVaugh). Что он имеет в виду, так это энтузиазм публики в отношении книжных медицинских знаний, на основании чего эта публика создавала ожидания, которым должны были соответствовать профессионалы от медицины. То есть, ситуация была практически аналогичной современной нам.
Другой вопрос, что средневековый обыватель понимал под словом «медицина» не совсем то, что понимаем мы. Хотя нет, мы тоже зачастую понимаем «медицину» по-своему. Ирина Мецлер выбрала следующую формулировку того, что именно является медициной: «Под медициной мы понимаем 1)субстанции, механизмы и процедуры, восстанавливающие и сохраняющее здоровье и хорошее физическое самочувствие; и 2)тех, кто применяет эти субстанции и механизмы для помощи людям, которые вверили себя их профессиональности. Таким образом, роль медицины подобна роли религии, но в более узком смысле: восстановить здоровье, которое было повреждено болезнью или затруднено дисфункцией или травмой; в некоторых случаях утешить тех, чьё здоровье не может быть восстановлено медициной; и поддержать здоровье путём профилактики или распорядка» («Medicine, Society, and Faith in the Ancient and Medieval Worlds», by Darrel W. Amundsen).
Одно из отличий современного и средневекового понимая того, что является медициной, состоит в соответствующем исключении и включении в процесс сверхъестественного или религиозного. Средневековое видение мира не подразумевало жёсткого и в некотором смысле искусственного разделения между «наукой» и «религией»/метафизикой.
Возьмём такой широко известный пример, как решение Четвёртого Латеранского Собора поставить исповедь больного перед началом лечения, чтобы душа больного, независимо от результата лечения, получила отпущение земных грехов. Какое только толкование этого решения не встречается! Например, некоторые сделали даже вывод, что отсталые люди Средневековья проводили параллель между грехом и болезнью, и считали исповедь залогом успешного лечения.
На самом же деле, речь шла о практическом осознании факта, что любая болезнь, требующая вмешательства медицины – это фактор риска. То есть, с точки зрения человека, верящего в бессмертии души, его правом и обязанностью было обеспечить своей душе возможность покинуть этот мир не отягощённой грехами. Если бы медик не дал своему пациенту подобной возможности, ему пришлось бы иметь дело с больным в состоянии крепчайшего стресса, что опасно для больного и неприятно для врача, потому что о влиянии стресса и депрессии на течение болезни и эффективность лечения все профессионалы знали прекрасно ещё с античных времён.
Тем не менее, один аспект отношений между практической медициной и религией остаётся камнем преткновения в яростных спорах между историками: разрешалось ли духовным лицам практиковать медицину, и запрещала ли церковь хирургические операции? Дело в том, что в период Высокого и Позднего Средневековья для того, чтобы поступить в университет на медицинский факультет, нужно было состоять в одном из монашеских орденов. Но практиковать медицину было запрещено только высшим рангам, от рукоположенных священников вверх по иерархической лестнице. Что же касается хирургии, то она вроде и была запрещена для практики членам монашеских орденов, но в реальной жизни люди редко действуют согласно букве правил (см. («Medicine, Society, and Faith in the Ancient and Medieval Worlds», by Darrel W. Amundsen).

читать дальшеДоктор Мецлер демонстрирует, что свои сложности во взаимоотношениях медицины и инвалидности были и в Средние века. Была ли модель медицинской или социальной? В центре понимания проблемы лежат термины «disease» - порок, синдром, неисправность, абнормальное биофизическое состояние, и «illness» - нездоровье, заболевание, расстройство. Там, где медицина интересуется именно и только абнормальностью, заболевание и расстройство относятся к явлениям с социальными последствиями.
Медицинская модель относит disability (инвалидность) и impairment (патология) именно к разделу болезней. Социальная же модель не только не проводит между инвалидностью и болезнью знака равенства, но и считает приравнивание патологии/инвалидности к болезни проявлением дискриминации со стороны общества.
Другой момент, требующий уточнения – это что именно мы понимаем под термином «средневековая медицина». Обычно людям, включая историков, свойственно вцепиться в какой-то один аспект целого спектра идей относительно здоровья и болезни, а также физических и спиритуальных действий, направленных на благополучие населения. Более того, медицинские историки и медиевисты работают с зафиксированными аспектами, с письменными материалами, что неизбежно исключает огромное большинство практик, которые можно назвать «народной медициной», не говоря уже о «магической медицине», если только они не остались в записях и архивах. Такими, какими их понимал оставляющий записи.
«Магическая медицина», или чудесные исцеления, описаны во многих источниках, и будут далее разбираться отдельно. О них мы знаем даже больше, чем о реальной, повседневной медицине Средневековья, потому что им придавалось очень большое значение, и они регистрировались достаточно широко, теми же монастырями, куда стекались надеющиеся на чудесные исцеления паломники.
Что же касается прочей, доступной нам медицинской литературы Средневековья, то она писалась грамотными, имеющими университетское образование профессионалами от медицины. И писались они не для «широкой публики», а в качестве учебников для других профессионалов. Или в качестве своего рода «curriculum vitae» о собственных достижениях.
Возникает вопрос, до какой степени дошедшая до нас медицинская литература Средневековья отражает истинное положение вещей? Источников для составления более или менее компетентного мнения на этот счёт просто слишком мало. Дело ведь доходит до обращения к литературным текстам, романсам и летописям, в которых упоминается что-то, имеющее отношение к медицине.
Поэтому, говоря о медицине Средневековья, мы всегда должны помнить, что существующие мнения базируются на чрезвычайно фрагментарном фактическом материале, что они не принимают во внимание различия в региональных практиках (скажем, Северной Европы и Средиземноморья), и даже не принимают во внимание временные отличия этих практик в периоды Раннего Средневековья (476-1100гг), Высокого Средневековья (1001–1300гг), и Позднего Средневековья (1301–1500гг). А ведь речь идёт, в самом крайнем случае, о периоде длиной в ТЫСЯЧУ ЛЕТ!
И всё же, хотя медицинские энциклопедии Средневековья учёные того времени писали для своего рода «междусобойчиков», они озаботились, начиная где-то с двенадцатого века, создать пути распространения знаний сверху вниз, обмена знаниями между различными университетскими школами, и сбора материала из практической, не университетской медицины («Practical Medicine from Salerno to Black Death» by L. Garcia-Ballester). Причиной было то, что никакая теоретическая наука не может создаваться без солидного количества пратических наработок. И то, что нести свет в массы со стороны университетских школ было логической необходимостью для создания спроса на медицинские услуги выпускников этих университетских школ. Среди тех самых масс, да. Которые должны были более или менее понимать, чего они могут требовать, и оценивать результат.
В общем, речь идёт о рынке рабочей силы для «молодых специалистов», и о том, чтобы условия их работы среди населения были бы адекватными. Поэтому популярность медицинских энциклопедий того времени среди населения было не случайно, хотя таргетной группой для этой литературы была более рафинированная часть общества. Среди читающей публики, наибольшей популярностью пользовались следующие теоретики:
1. Винсент из Бове (1190 – 1264?), написавший Speculum Maius, или «Зерцало Великое», о котором вики говорит следующее:
«Энциклопедия состоит из 4 частей:
Зерцало природное (Speculum naturale)
Зерцало вероучительное (Speculum doctrinale)
Зерцало историческое (Speculum historiale)
Зерцало нравственное (Speculum morale)
Энциклопедия давала обширные сведения по философии, истории, естественным наукам. В ней комментировались отрывки из античных авторов, богословские труды. В целом «Великое зерцало» представляет собой систематизацию знаний того времени по различным вопросам. Написана на латыни, состоит из 80 книг и 9885 глав. Это самая значительная энциклопедия Средневековья.
В первой части рассматривается широкий круг естественнонаучных дисциплин — астрономия, алхимия, биология и т. д; во второй речь идёт о богословских вопросах; в третьей рассматривается история человечества от сотворения мира до 1254 г.; в четвёртой — поднимаются вопросы нравственности и морали.
Энциклопедия была переведена на множество языков и пользовалась большим влиянием и авторитетом на протяжении нескольких столетий. Зерцало великое легло в основу множества дидактических поэм XIV и XV веков и отразилось, между прочим, на «Божественной Комедии» Данте. Немедленно по изобретении книгопечатания Зерцала напечатано было по крайней мере 6 раз, даже после того, как появились уже энциклопедии, основанные на новых началах, оно перепечатывалось дважды (в 1521 и 1627 годах)».
2. Томас из Кантимпрэ (1201 – 1272), создавший Opus de natura rerum («Работа Природы»), состоявший из двадцати томов и писавшийся пятнадцать лет.
3. Бартоломей Английский (1190-1272), энциклопедия «De proprietatibus rerum» («О свойствах вещей»). Девятнадцать томов на латыни. Были переведены сначала на французский (в 1372 году) и на английский (в 1397 году), Джоном Тревизой. Перевод Тревизы (критическое издание) был потом издан в 1988 году. Собственно медицине там посвящены 4-й и 5-й тома, «De humani corporis» («On the bodily humors») и «De hominis corpore» («On the parts of the body»), а также 7-й том, «De infirmitatibus» («On diseases and poisons»).
4. Альбертус Магнус/Альберт Великий (1193-1280гг). Гений, собственно. Теоретик и практик, имевший невероятный интеллект, и оставивший 38 известных нам трудов, охватывающих практически все аспекты бытия. Впрочем, есть мнение, что интереснее того, что он написал, было то, о чём он писать не стал, считая человечество абсолютно не готовым к таким знаниям. Но, оффтопом, такой фанат античности, каким был Магнус, не мог не поэкспериментировать с автоматами типа Антикитерского механизма. Во всяком случае, зарегистрировано, что и он создал такую же механическую голову-оракула, как и Роджер Бэкон.
Вряд ли эти монументальные исследования стояли в полном объёме в каждом доме, но Майкл МакВаф, изучавший вопрос в отдельно взятом Арагоне начала четырнадцатого века, всерьёз говорит о медикализации общества Позднего Средневековья («Medicine before the Plague: Practitioners and their Patients in the Crown of Aragon, 1285-1345», by M. R. McVaugh). Что он имеет в виду, так это энтузиазм публики в отношении книжных медицинских знаний, на основании чего эта публика создавала ожидания, которым должны были соответствовать профессионалы от медицины. То есть, ситуация была практически аналогичной современной нам.
Другой вопрос, что средневековый обыватель понимал под словом «медицина» не совсем то, что понимаем мы. Хотя нет, мы тоже зачастую понимаем «медицину» по-своему. Ирина Мецлер выбрала следующую формулировку того, что именно является медициной: «Под медициной мы понимаем 1)субстанции, механизмы и процедуры, восстанавливающие и сохраняющее здоровье и хорошее физическое самочувствие; и 2)тех, кто применяет эти субстанции и механизмы для помощи людям, которые вверили себя их профессиональности. Таким образом, роль медицины подобна роли религии, но в более узком смысле: восстановить здоровье, которое было повреждено болезнью или затруднено дисфункцией или травмой; в некоторых случаях утешить тех, чьё здоровье не может быть восстановлено медициной; и поддержать здоровье путём профилактики или распорядка» («Medicine, Society, and Faith in the Ancient and Medieval Worlds», by Darrel W. Amundsen).
Одно из отличий современного и средневекового понимая того, что является медициной, состоит в соответствующем исключении и включении в процесс сверхъестественного или религиозного. Средневековое видение мира не подразумевало жёсткого и в некотором смысле искусственного разделения между «наукой» и «религией»/метафизикой.
Возьмём такой широко известный пример, как решение Четвёртого Латеранского Собора поставить исповедь больного перед началом лечения, чтобы душа больного, независимо от результата лечения, получила отпущение земных грехов. Какое только толкование этого решения не встречается! Например, некоторые сделали даже вывод, что отсталые люди Средневековья проводили параллель между грехом и болезнью, и считали исповедь залогом успешного лечения.
На самом же деле, речь шла о практическом осознании факта, что любая болезнь, требующая вмешательства медицины – это фактор риска. То есть, с точки зрения человека, верящего в бессмертии души, его правом и обязанностью было обеспечить своей душе возможность покинуть этот мир не отягощённой грехами. Если бы медик не дал своему пациенту подобной возможности, ему пришлось бы иметь дело с больным в состоянии крепчайшего стресса, что опасно для больного и неприятно для врача, потому что о влиянии стресса и депрессии на течение болезни и эффективность лечения все профессионалы знали прекрасно ещё с античных времён.
Тем не менее, один аспект отношений между практической медициной и религией остаётся камнем преткновения в яростных спорах между историками: разрешалось ли духовным лицам практиковать медицину, и запрещала ли церковь хирургические операции? Дело в том, что в период Высокого и Позднего Средневековья для того, чтобы поступить в университет на медицинский факультет, нужно было состоять в одном из монашеских орденов. Но практиковать медицину было запрещено только высшим рангам, от рукоположенных священников вверх по иерархической лестнице. Что же касается хирургии, то она вроде и была запрещена для практики членам монашеских орденов, но в реальной жизни люди редко действуют согласно букве правил (см. («Medicine, Society, and Faith in the Ancient and Medieval Worlds», by Darrel W. Amundsen).
@темы: "Заумь", истории о медицине
это надо обдумать
Сейчас гадость скажу, но ИМХО, больных, которые не желают лечиться, а желают, чтобы здоровые под них прогнулись - лечить принудительно. В случае упертого идиотизма - сажать.
Но здесь, всё-таки, не вполне сравнимое состояние, по-моему. Не думаю, что хоть один слепой отказался бы от возможности увидеть. Впрочем, мне не понять и сопротивление глухих попыткам сделать их детей слышащими. Там есть какие-то тонкости, с этой операцией, что с детьми возможно, а со взрослыми - нет, по-моему. Не помню уже. У меня подруга школьная была из тех, кому вернули слух. Говорила странно, да. Но не думаю, что она предпочла бы глухоту.
MirrinMinttu, не страннее, чем когда расплывающася вселенная вдруг обретает очень четкие контуры - всего лишь потому, что ты воткнул в глаз кусок пластика
MirrinMinttu, а вот это очень возможно! Люди просто носятся со своей "особенностью".
Kroiddilad, я не знаю, это выше моего понимания. Но я знаю слишком много "спинников" не желающих даже попробовать подняться с дивана или с кресла. Или вполне ходячих людей, хоть и с приложением усилий, которые предпочитают жить в инвалидном кресле.
MirrinMinttu, да было бы это еще идеей...
У моего родственника плохо со слухом, всю жизнь. И жизнь его из-за этого непроста. Но от слухового аппарата он тоже отказался, очень тяжело в его возрасте привыкнуть ко всем этим шумам в голове на разных частотах, он от них сильно расстраивается и плохо себя чувствует.
MirrinMinttu, то есть это когда человек просто не знает, что такое быть нормальным, и потому и не хочет и не умеет?
Ayva, очень тяжело в его возрасте привыкнуть ко всем этим шумам в голове на разных частотах вот как раз о таких ситуациях я слышала.