Do or die
Как и следовало ожидать, ситуация в Лондоне начала быстро накаляться около 20 июня.
Dr Ralph Shaw preaching v. Edward IV's kids legitimacy St Paul's Cross 1483
читать дальшеВо-первых, именно в этот день был казнён Гастингс – по обвинению в государственной измене. Во-вторых и в-главных, на носу была назначенная на 22 июня коронация Эдварда V, которую никто не отменял.
Мало того, что в столице скопилось большое количество прибывших на коронацию сэров и пэров с их эскортами, подтянулись и те, кто должен был участвовать в заседании парламента 25 июня.
Ричарду Глостеру пришлось снять траур, и начать всерьёз развлекать собравшуюся в столице, жадную до признания собственной важности политическую элиту королевства, само существование которого от этой элиты зависело. Мэру же Лондона пришлось повсюду расставить стражу, потому что наличие в городе такого количества вооружённых людей было чревато серьёзными неприятностями.
Разумеется, откровения Стиллингтона в королевском совете, подтверждённые свидетельскими показаниями, уже успели разойтись по городам и весям, хотя и, на тот момент, определённо только среди «своих» - тех, кто непосредственно имел друзей в королевском совете, и тех, кому эти люди сочли возможным доверить такую опасную тайну.
А разговоры о незаконнорожденности наследника престола были именно опасны. Потенциально, они являлись государственной изменой. Но, несомненно, не для элиты, потому что было зафиксировано, что Лорд Протектор обсуждал 21 июня откровения епископа с некоторыми персонами. Табу или нет, но факт незаконности брака Эдварда IV и Элизабет Вудвилл был слишком шокирующим, чтобы сделать вид, что ничего не случилось.
Как известно, скандал разразился утром 22 июня, когда несколько проповедников объявили изумлённым лондонцам, что те собираются короновать бастарда. Обычно говорят только о проповеди д-ра Ральфа Шоу (или Ша), но, на самом деле, этих проповедей было несколько, и они были произнесены одновременно, словно проповедники получили откуда-то приказ.
И снова всё указывает на авторитет, который мог проповедникам приказать огласить скандальную новость – на того, кто был выше их по иерархии. На епископа Мортона. Почему не на герцога Глостера или, как минимум, на герцога Бэкингема? Просто потому, что ни герцог, ни король, ни кто-то иной, кроме папы, не имели права приказывать лицам духовным, им не подчиняющимся.
Да, епископ Мортон следовал в Брекнок Кастл, но было бы наивно предполагать, что у него не было эмиссаров в Лондоне, и что он не мог передать им приказ. Так же наивно было бы предполагать, что в тот период в Лондоне не было ланкастерианцев, и что они не были готовы сделать всё, чтобы устроить политический кризис.
И кризис действительно наступил. Когда герцог Бэкингем, на следующее утро, оправился в дом Гильдий, и произнёс там блистательную речь, длиной в полтора часа, о том, что предыдущий король был двоеженцем, о том, что его потомство является бастардами, и о том, что единственный разумный выход – это коронация Ричарда Глостера, почтенные олдермены ответили просто-напросто абсолютным молчанием. Как они могли отреагировать на речь, являющуюся, технически, государственной изменой? Бэкингем дал им время на размышление, и повторил свои доводы на следующий день, 24 июня.
Тот же Бэкингем отправился 25 июня на заседание парламента, в палату пэров, и поставил их перед фактом. «Решайте», - бросил он им напоследок. И они решили. Как решила и палата общин. На следующий день, 26 июня 1483 года, представители обеих палат отправились в дом леди Сесилии, чтобы просить Лорда Протектора короноваться. Именно там ожидал их Ричард Глостер. Почему не у себя дома? Потому, что в одной или нескольких речах или проповедях, Ричард Глостер был назван единственным законным сыном своего отца. Что ставило под вопрос честь его матери, естественно. В том, что петиционерам пришлось идти ждать ответ в дом леди Сесилии, был ответ Ричарда Глостера на подобные заявления.
К этому моменту, Ричард Глостер, просидевший с 22 по 25 июня у себя на Кросби Плейс, очевидно, пришёл в себя и начал действовать. Скорее всего, внезапное выступление проповедников перед лондонцами стало для него не меньшим шоком, чем для горожан, хоть и по другому поводу. Тем не менее, надо было брать ход событий под контроль, а не плестись у них на поводу.
Поговаривают, что петиция Бэкингема парламенту была, по стилю, типична для Ричарда, но не для Бэкингема. Бэкингем был типичным популистом. Проще говоря, он бил по эмоциям толпы. Ричарду были нужны для серьёзных решений моральные основания. Петиция, текст которой не сохранился, но которая была включена в текст "Titilus Regius" в 1484 году, была морализаторской. Собственно, там больше говорилось о беззакониях и аморальности времён правления Эдварда IV, нежели о том, что брак покойного короля был недействительным. Похоже, Ричард Глостер уже принял решение.
Не то, чтобы у него был выбор. Единственным человеком, который (потенциально) стоял в линии наследования короны впереди него, был сын Джорджа Плантагенета, герцога Кларенса. Потому что Кларенса было возможно реабилитировать посмертно, и восстановить мальчика в его правах наследника.
К сожалению, времени на это не было, и сыну Кларенса было всего восемь лет. То есть, снова всё упиралось в несовершеннолетнее дитя на троне, и, как следствие, в безжалостную околотронную грызню, которой Англия не выдержала бы. Ведь сын Кларенса, после реабилитации отца, унаследовал бы не только право престолонаследия от Йорков. Здесь со сложностями можно бы было справиться при помощи сильного Лорда Протектора.
Проблема была в праве Кларенса (и его сына) унаследовать престол от Ланкастеров, по воле Маргарет Анжуйской и её коронованного супруга. Допустим, наличие этого права было известно только очень узкому кругу людей, но этого было вполне достаточно для новой вспышки враждебности между сторонниками Йорков и Ланкастеров. Пока Йорки были сильны и правили, ланкастерианцы сидели тихо, но они никуда не делись.
Сядь на трон мальчишка с правами престолонаследия от обеих сторон, ланкастерианцы завалили бы его требованиями, с которыми правительство просто не справилось бы. А если учесть количество приватных армий, которые имел каждый аристократ, и прибавить к этому вооружённые отряды гвардий, которые имел каждый землевладелец, ситуация вполне могла бы снова перерасти в очередной всплеск Войны Роз. Вот в той обстановке, в той усталости и безнадёжности, Мортон мог планировать проведение Генри Ричмонда в короли.
Впоследствии, историки с анти-рикардианским уклоном отказались признать легитимность парламентской петиции Лорду Протектору. Не потому, что считали её самовольной попыткой группы сторонников Ричарда Глостера, нет. Они вцепились в то, что парламент был собран от лица короля Эдварда V. А если петиция признавала, что Эдвард V не мог быть королём, то у него не было права и собирать парламент. То есть, весь парламент 1483 года таковым, технически, не являлся, а значит – не имел права принимать решения и обращаться с петициями.
Наверное, так оно и есть. Только вот в июне 1483 года, представителей английского простонародья, священнослужителей и дворянства больше занимал тот неоспоримый факт, что в системе управления, заточенной под монархию, должен быть монарх. Причём, желательно, монарх взрослый, и независимый.
Dr Ralph Shaw preaching v. Edward IV's kids legitimacy St Paul's Cross 1483
читать дальшеВо-первых, именно в этот день был казнён Гастингс – по обвинению в государственной измене. Во-вторых и в-главных, на носу была назначенная на 22 июня коронация Эдварда V, которую никто не отменял.
Мало того, что в столице скопилось большое количество прибывших на коронацию сэров и пэров с их эскортами, подтянулись и те, кто должен был участвовать в заседании парламента 25 июня.
Ричарду Глостеру пришлось снять траур, и начать всерьёз развлекать собравшуюся в столице, жадную до признания собственной важности политическую элиту королевства, само существование которого от этой элиты зависело. Мэру же Лондона пришлось повсюду расставить стражу, потому что наличие в городе такого количества вооружённых людей было чревато серьёзными неприятностями.
Разумеется, откровения Стиллингтона в королевском совете, подтверждённые свидетельскими показаниями, уже успели разойтись по городам и весям, хотя и, на тот момент, определённо только среди «своих» - тех, кто непосредственно имел друзей в королевском совете, и тех, кому эти люди сочли возможным доверить такую опасную тайну.
А разговоры о незаконнорожденности наследника престола были именно опасны. Потенциально, они являлись государственной изменой. Но, несомненно, не для элиты, потому что было зафиксировано, что Лорд Протектор обсуждал 21 июня откровения епископа с некоторыми персонами. Табу или нет, но факт незаконности брака Эдварда IV и Элизабет Вудвилл был слишком шокирующим, чтобы сделать вид, что ничего не случилось.
Как известно, скандал разразился утром 22 июня, когда несколько проповедников объявили изумлённым лондонцам, что те собираются короновать бастарда. Обычно говорят только о проповеди д-ра Ральфа Шоу (или Ша), но, на самом деле, этих проповедей было несколько, и они были произнесены одновременно, словно проповедники получили откуда-то приказ.
И снова всё указывает на авторитет, который мог проповедникам приказать огласить скандальную новость – на того, кто был выше их по иерархии. На епископа Мортона. Почему не на герцога Глостера или, как минимум, на герцога Бэкингема? Просто потому, что ни герцог, ни король, ни кто-то иной, кроме папы, не имели права приказывать лицам духовным, им не подчиняющимся.
Да, епископ Мортон следовал в Брекнок Кастл, но было бы наивно предполагать, что у него не было эмиссаров в Лондоне, и что он не мог передать им приказ. Так же наивно было бы предполагать, что в тот период в Лондоне не было ланкастерианцев, и что они не были готовы сделать всё, чтобы устроить политический кризис.
И кризис действительно наступил. Когда герцог Бэкингем, на следующее утро, оправился в дом Гильдий, и произнёс там блистательную речь, длиной в полтора часа, о том, что предыдущий король был двоеженцем, о том, что его потомство является бастардами, и о том, что единственный разумный выход – это коронация Ричарда Глостера, почтенные олдермены ответили просто-напросто абсолютным молчанием. Как они могли отреагировать на речь, являющуюся, технически, государственной изменой? Бэкингем дал им время на размышление, и повторил свои доводы на следующий день, 24 июня.
Тот же Бэкингем отправился 25 июня на заседание парламента, в палату пэров, и поставил их перед фактом. «Решайте», - бросил он им напоследок. И они решили. Как решила и палата общин. На следующий день, 26 июня 1483 года, представители обеих палат отправились в дом леди Сесилии, чтобы просить Лорда Протектора короноваться. Именно там ожидал их Ричард Глостер. Почему не у себя дома? Потому, что в одной или нескольких речах или проповедях, Ричард Глостер был назван единственным законным сыном своего отца. Что ставило под вопрос честь его матери, естественно. В том, что петиционерам пришлось идти ждать ответ в дом леди Сесилии, был ответ Ричарда Глостера на подобные заявления.
К этому моменту, Ричард Глостер, просидевший с 22 по 25 июня у себя на Кросби Плейс, очевидно, пришёл в себя и начал действовать. Скорее всего, внезапное выступление проповедников перед лондонцами стало для него не меньшим шоком, чем для горожан, хоть и по другому поводу. Тем не менее, надо было брать ход событий под контроль, а не плестись у них на поводу.
Поговаривают, что петиция Бэкингема парламенту была, по стилю, типична для Ричарда, но не для Бэкингема. Бэкингем был типичным популистом. Проще говоря, он бил по эмоциям толпы. Ричарду были нужны для серьёзных решений моральные основания. Петиция, текст которой не сохранился, но которая была включена в текст "Titilus Regius" в 1484 году, была морализаторской. Собственно, там больше говорилось о беззакониях и аморальности времён правления Эдварда IV, нежели о том, что брак покойного короля был недействительным. Похоже, Ричард Глостер уже принял решение.
Не то, чтобы у него был выбор. Единственным человеком, который (потенциально) стоял в линии наследования короны впереди него, был сын Джорджа Плантагенета, герцога Кларенса. Потому что Кларенса было возможно реабилитировать посмертно, и восстановить мальчика в его правах наследника.
К сожалению, времени на это не было, и сыну Кларенса было всего восемь лет. То есть, снова всё упиралось в несовершеннолетнее дитя на троне, и, как следствие, в безжалостную околотронную грызню, которой Англия не выдержала бы. Ведь сын Кларенса, после реабилитации отца, унаследовал бы не только право престолонаследия от Йорков. Здесь со сложностями можно бы было справиться при помощи сильного Лорда Протектора.
Проблема была в праве Кларенса (и его сына) унаследовать престол от Ланкастеров, по воле Маргарет Анжуйской и её коронованного супруга. Допустим, наличие этого права было известно только очень узкому кругу людей, но этого было вполне достаточно для новой вспышки враждебности между сторонниками Йорков и Ланкастеров. Пока Йорки были сильны и правили, ланкастерианцы сидели тихо, но они никуда не делись.
Сядь на трон мальчишка с правами престолонаследия от обеих сторон, ланкастерианцы завалили бы его требованиями, с которыми правительство просто не справилось бы. А если учесть количество приватных армий, которые имел каждый аристократ, и прибавить к этому вооружённые отряды гвардий, которые имел каждый землевладелец, ситуация вполне могла бы снова перерасти в очередной всплеск Войны Роз. Вот в той обстановке, в той усталости и безнадёжности, Мортон мог планировать проведение Генри Ричмонда в короли.
Впоследствии, историки с анти-рикардианским уклоном отказались признать легитимность парламентской петиции Лорду Протектору. Не потому, что считали её самовольной попыткой группы сторонников Ричарда Глостера, нет. Они вцепились в то, что парламент был собран от лица короля Эдварда V. А если петиция признавала, что Эдвард V не мог быть королём, то у него не было права и собирать парламент. То есть, весь парламент 1483 года таковым, технически, не являлся, а значит – не имел права принимать решения и обращаться с петициями.
Наверное, так оно и есть. Только вот в июне 1483 года, представителей английского простонародья, священнослужителей и дворянства больше занимал тот неоспоримый факт, что в системе управления, заточенной под монархию, должен быть монарх. Причём, желательно, монарх взрослый, и независимый.
@темы: Henry VII
-
-
19.03.2017 в 14:22что ни герцог, ни король, ни кто-то иной, кроме папы, не имели права приказывать лицам духовным, им не подчиняющимся.
Формально, возможно, и нет, но фактически церковные деятели не чурались политики и далеко не всегда спрашивали мнения папы римского. Светские властители вполне были для них ощутимой силой, источником благ или, соответственно, неприятностей. В данной ситуации, Бекингем, Глостер или кто-то из их окружения могли убедительно попросить Ша огласить бастардную версию. Если Ша требовался церковный авторитет, то Бекингем и Со вполне могли сослаться на Стилингтон, епископа. То есть, я не вижу необходимости Мортона в этой схеме. Тем более, он не мог из своего далека гарантировать Ша, что того не обвинят за такие речи в государственной измене. Не знаю, насколько Ша согласен был бы так рисковаиь. А Бекингем/Глостер такие гарантии дать могли.
-
-
19.03.2017 в 14:33То есть, Мортон хотел, чтобы эдуардовичей объявили бастардами, на трон сел сын Кларенса, в стране начался хаос, пользуясь которым Тюдор пришел бы к власти? Я не очень понимаю тогда, как он в своих схемах учитывал Глостера. Почему, собственно, тот должен был бы реабилитировать Кларенса? Не логичнее было бы предположить, что он этого не сделает и возьмет корону, которая после бастардизации детей Эдуарда и существующей аттинктуры Кларенса, оказывалась его?
-
-
19.03.2017 в 15:41Заткнуть Ша, когда он говорил, было сложновато - он был братом мэра Лондона. А стражники подчинялись мэру. Потом затыкание потеряло смысл, так как проповедей было несколько, одновременно, и в разных концах Лондона. Они точно были скоординированы. Ша, кстати, умер на следующий год, скоропостижно. Мор писал, что "от стыда и раскаяния", но этот тот случай, когда хочется сказать "совпадение? - не думаю!"
Ричард Мортоном учитывался только в одной роли - покойника.
-
-
13.04.2021 в 16:49- можно конечно и так посмотреть, а с другой стороны - ка к же тогда принять решение, если его принять необходимо? Не мог парламент собраться "сам по себе", а не от имени короля?