Do or die
После того, как Генри Ричмонд получил письмо герцога Бэкингема, события в Бретани стали набирать обороты.
Сложно с точностью сказать, почему Франциск Бретонский ввязался в эту авантюру. Судя по странным инструкциям, который получил его посол в Англии, Франциск изначально не собирался заключать с Ричардом III какое-то работающее союзническое соглашение. Скорее всего, главной причиной было ожидание смерти короля Франции, Луи XI.
Кое-что о приватирах: Жанна де Клиссо, Бретонская Львица
читать дальшеВсем было прекрасно известно, что наследник этого великого интригана был тем, на ком природа отдохнула с размахом – мало того, что ему было всего 13 лет, парнем он был недалёким и болезненным. Известно было и то, что практически страной будет править при нём сестра наследника, Анна де Божё (которая полностью пошла умом в папашу), и то, что Луи Орлеанский и Шарль Ангулемский с таким положением дел не смирятся.
Соответственно, заключив союз с этими оппозиционерами, Франциск надеялся на то, что или после их победы он сможет о независимости своего герцогства с победителем договориться, или Франции, занятой внутренними разборками, станет на некоторое время не до него. Впрочем, Луи XI ухитрился даже своей смертью осложнить жизнь тех, кто ему добра не желал – упрямо отказываясь умереть с похвальной скоростью, и оттянув радость своих врагов на полгода, до конца августа.
В такой сомнительной ситуации, орава собравшихся в его герцогстве англичан была Франциску Бретонскому не нужна. К осени 1483 года их уже было 300 человек. То есть, в реале – гораздо больше, потому что свои имена в истории оставляют не деревенские Джоны и Уильями, а их лидеры. Если историки говорят, что около Ричмонда к тому моменту собрались человек 300, то надо умножить это число в несколько раз, учитывая эскорты лидеров. Серьёзная чужеродная, политически активная сила, ни одному разумному правителю внутри его страны не нужная. Но, возможно, полезная у себя на родине. Если Ричмонд со своими приятелями мог устроить внутренние заморочки в Англии, то и Англии стало бы не до Бретани.
По сути, Франциска Англия с её заморочками интересовала вообще постольку поскольку. Франциска по-настоящему интересовала только Бретань, и её независимость от Франции. Понимал ли он, что просто оттягивает неизбежное? Кто знает. Возможно, он просто решил, что на его век этой независимости хватит, а потомки пусть сами разбираются. Что он мог – он сделал, предложив руку своей дочери Анны всё тому же императору Максимиллиану. Это был изящных ход, на самом деле. Французский дофин был обручён с дочерью Максимиллиана и Мэри Бургундской. Если бы Анна Бретонская стала мачехой королевы Франции, то посягательству Франции на Бретань пришёл бы конец. Хотя бы на время.
Впрочем, в истории редко удаётся удачно повторить уже кем-то сделанный политический ход. Мэри Бургундская, в своё время, смогла застать французского короля врасплох. Вернее, смогла это сделать её умная мачеха, по совместительству – сестра английского короля. И пусть Эдвард тогда публично умыл руки от дел Бургундии, непредсказуемость этого человека и его искреннее расположение к сестре были во Франции хорошо известны. Так что Мэри её интрига удалась блестяще. Анне Бретонской в этом деле не повезёт, потому что за ней не будет политической силы, даже теоретически. И если этого не понимал сам Франциск, это прекрасно понимал главный политик королевства.
Можно даже не сомневаться, что в вопросе с Ричмондом и его прихвостнями, Франциск прислушался к мнению именно этого политика, своего казначея Пьера Ландау. Особенно потому, что ту же линию гнула и молодая, энергичная супруга Франциска, Маргарет де Фуа. О Ландау известно мало хорошего. Человеком он был… переменчивым, мягко говоря. И к власти шёл в буквальном смысле слова по головам противников. Но Ландау был реалистом. Он не слишком надеялся на императора Максимиллиана, чьи интересы на тот момент были далековато от Бретани. С прозорливостью, достойной уважения, он поставил на совершенно другую фигуру – на Луи Орлеанского. И, в обстановке полной секретности, стал вести переговоры о браке наследницы герцогской короны Бретани именно с Луи. Не факт, кстати, что об этом знал что-либо Франциск, да и сам Луи.
Головной болью Ландау были английские пираты, рыскающие у побережья Бретани, с которыми король Ричард III, по какой-то причине, не спешил разбираться. То ли недосуг ему было, то ли он здраво считал их буфером между Англией и континентом, то ли он сам, ещё в бытность Верховным Адмиралом королевства, их туда и отправил. Сразу, как Бретань стали вести себя странно по отношению к Англии. Или всё сразу.
Теоретически, мы говорим не о тех пиратах, которые демократично грабили всех попадавшихся им на пути. Теоретически, у берегов Бретани рыскали так называемые privateers – приватиры/каперы. То есть, приватные военные корабли, владельцы которых имели с короной договор, именующийся каперским свидетельством - Letter of Marque and Reprisal.
Первые заархивированные каперские лицензии начал выдавать ещё Генри III в середине тринадцатого века, но это не значит, что практика каперства не была изобретена гораздо раньше. Естественно, была, просто под другим именем. Собственно, само появление так называемых Cinque Ports, Пяти Портов (Дувр, Сандвич, Гастингс, Хит и Нью-Ромни), было организовано ещё Эдвардом Исповедником. А уж первый Плантагенет, Генри II, капитализировал эту интересную административную конструкцию в формальный договор, согласно которому Пять Портов несли королевскую службу, а взамен получали всяческие привилегии.
Если Генри II капитализировал систему Пяти Портов в своих интересах, то его сын Ричард, вместе со своей энергичной мамочкой, сделали первые попытки формализировать отношения между короной и приватирами в книге The Liber Niger Admiralitatis (shadyislepirates.com/blackbook1/index.htm).
О том, как эти отношения работали в реальной жизни, я писала на примере Джона Хоули, коммерсанта и пирата – или капера, как угодно: mirrinminttu.diary.ru/p69358396.htm
Приватиры, таким образом, не были пиратами. Формально, во всяком случае. В реале же, были и набеги на приморские города и деревни, и даже нелегальные торги, на которых продавали не только награбленный товар, но и людей. Большинство приватиров были мужчинами, но известны и мужественные дамы, весьма успешно промышлявшие более или менее легальным морским разбоем: Жанна де Монфор, Жанна де Клиссо (она же Джейн де Бельвилль).
Честно говоря, я не уверена, что «Пламенную Жанну» де Монфор (en.wikipedia.org/wiki/Joanna_of_Flanders) можно причислить именно к приватирам, но её имя называют и в связи с каперством. Жанна де Клиссо, Бретонская Львица, приватиром была определённо (en.wikipedia.org/wiki/Jeanne_de_Clisson). Надо сказать, у неё, как и у Жанны де Монфор, для таких действий были серьёзные основания.
В любом случае, бретонцы имели все основания полагать, что Ричард III отозвать своих приватиров от берегов Бретани мог, но не хотел. Как показало развитие событий, они были совершенно правы. Это же развитие событий показало и то, что Ландау был совершенно прав, связывая нервирующее его присутствие англичан вблизи от Бретани с личностью Генри Ричмонда. Вернее, с окружением Ричмонда. Поэтому он был вдвойне заинтересован в том, чтобы эти личности из герцогства убрались. Вдвойне, потому что Пьер Ландау не мог похвастаться большим количеством доброжелателей при дворе. Поэтому, ему были особенно важны покровители.
Герцог Франциск был личностью любопытной, но не слишком надёжной, и больше предпочитал заглядываться на горизонты международной политики, чем на то, что происходит у него под носом. Поэтому, когда Ландау озадачился убрать из Бретани Ричмонда, он поделился планами с герцогиней Маргарет. Не именно такими словами, конечно, потому как герцогиня продолжала горячо желать несчастному беженцу добра. И Франциск чихнуть не успел, как обнаружил себя в соборе Вана, где под мессу личного капеллана герцогини, мастера Артура Жака, ему пришлось принести публичную клятву, в которой он пообещал Ричмонду корабли и людей. Вся эта феерия происходила летом.
В расходных записях герцога сохранились детали. Там говорится о семи кораблях с экипажем в 550 человек (Полидор Виргил писал о пятнадцати, и о 5 000 человек, и Каннингем сос Скидмором повторяют эту версию. Возможно ли, что остальные корабли были наняты на деньги Маргарет Бьюфорт?). Два корабля были из Сен-Мало, два дал вице-адмирал Бретани Алейн де ла Мотт, по одному дали Брест и Оре, и один кораблю принадлежал лично адмиралу Жану Дюфо, который и командовал этой флотилией.
Всё было готово уже к началу сентября. Лично герцог занял Ричмонду 10 000 экю, а commissary general Бретани Ив Миллон заплатил за содержание экипажа флотилии в октябре и ноябре 13 000 ливров. Как ни странно, ещё 30 октября Ричмонд продолжал сидеть в рыбацкой деревушке около Пемполя, где он и принял деньги герцога. Видимо, твёрдо решил дождаться обещанного от герцога, а тот не торопился.
А потом, как это часто бывало в английской истории, случилась погода. Отплывшую от Пемполя флотилию швыряло и бросало, и утром Ричмонд обнаружил себя у побережья Дорсета, в районе Пул Харбор, в компании всего одного корабля. Некоторое время занял путь до Плимута, но там Ричмонд (или, скорее всего, Джаспер Тюдор) торопиться не стал. Визуально было видно, что в порту полно солдат. Человек, которого послали на шлюпке разузнать, что там происходит, принёс весть, что это – солдаты Бэкингема, и что король Ричард повержен.
О том, что было потом, авторы книг, которые я имею под рукой, пишут, как под копирку: Ричмонд проявил осторожность, не высадился, остался дожидаться остальных кораблей, и, не дождавшись, получил известие о поражении Бэкингема, и уплыл восвояси.
Получил – от кого? И откуда взялись те бретонцы, которые попали в плен к англичанам? Часть была отпущена потом под честное слово, и до конца года эти люди собирали выкуп за себя, и за оставшихся в плену товарищей. Возможно ли, что на шлюпке отправилась партия солдат, и что кто-то смог вывернуться в тот момент, когда они угодили в руки людей Ричарда? Хотелось бы знать больше, но, похоже, всё, что есть у историков – это сочинение Полидора Виргила.
Также, все эти авторы почему-то утверждают, что восстание Бэкингема застало Ричарда полностью врасплох. Тем не менее, то описание действий короля, которое они дают, этому утверждению противоречит. Только один автор – женщина, Каролина Халстед, прямо пишет, что Ричард знал достаточно хорошо и об активности мятежников, и об их передвижениях, и об их альянсах, но считал разумным это знание не афишировать.
К слову, её биография Маргарет Бьюфорт была опубликована в 1839 году, и проникнута искренним восхищением и сочувствием именно к леди Маргарет и её сыну. И, увы, отмечена не вполне зрелым использованием ресурсов, что, возможно, объясняется тем, что эта биография писалась под патронажем графа Дерби, Эдварда Стэнли, и соавтором биографии Халстед объявила саму Маргарет Бьюфорт. Изящный ход – и реверанс в сторону покровителя, и скрытое известие читателю, что история представлена так, как её представляла сама леди Маргарет. Это к тому, что если в 1839 году Халстед утверждает, что Ричард знал всё, или почти всё, она делает это не из любви к персонажу. Любовь пришла позже, в 1851 году, когда Халстед опубликовала первую часть биографии Ричарда, равной которой, по подробности и проработке существующих источников, просто нет.
А вот Каннингем упоминает деталь, о которой не говорит никто больше. А именно, что в середине октября, из Ланкашира, в поддержку мятежников, была готова выступить десятитысячная армия лорда Стэнли. К сожелению, он не указывает ни источника этой информации, ни того, чья именно армия это была – Уильяма или Томаса. Оба имели обширные владения в Ланкашире. Собственно, Уильям Стэнли приходился ещё и отчимом Фрэнсису Ловеллу, ближайшему соратнику Ричарда III. Всё, что я смогла раскопать – это упоминание, что сын и наследник Томаса Стэнли, Джордж лорд Стрэйнж, выступил 20 октября из Лэтома с десятью тысячью человек в неизвестном направлении.
Так или иначе, первая попытка Генри Ричмонда высадиться в Англии оказалась сущей катастрофой. И не только для него самого.
Сложно с точностью сказать, почему Франциск Бретонский ввязался в эту авантюру. Судя по странным инструкциям, который получил его посол в Англии, Франциск изначально не собирался заключать с Ричардом III какое-то работающее союзническое соглашение. Скорее всего, главной причиной было ожидание смерти короля Франции, Луи XI.
Кое-что о приватирах: Жанна де Клиссо, Бретонская Львица
читать дальшеВсем было прекрасно известно, что наследник этого великого интригана был тем, на ком природа отдохнула с размахом – мало того, что ему было всего 13 лет, парнем он был недалёким и болезненным. Известно было и то, что практически страной будет править при нём сестра наследника, Анна де Божё (которая полностью пошла умом в папашу), и то, что Луи Орлеанский и Шарль Ангулемский с таким положением дел не смирятся.
Соответственно, заключив союз с этими оппозиционерами, Франциск надеялся на то, что или после их победы он сможет о независимости своего герцогства с победителем договориться, или Франции, занятой внутренними разборками, станет на некоторое время не до него. Впрочем, Луи XI ухитрился даже своей смертью осложнить жизнь тех, кто ему добра не желал – упрямо отказываясь умереть с похвальной скоростью, и оттянув радость своих врагов на полгода, до конца августа.
В такой сомнительной ситуации, орава собравшихся в его герцогстве англичан была Франциску Бретонскому не нужна. К осени 1483 года их уже было 300 человек. То есть, в реале – гораздо больше, потому что свои имена в истории оставляют не деревенские Джоны и Уильями, а их лидеры. Если историки говорят, что около Ричмонда к тому моменту собрались человек 300, то надо умножить это число в несколько раз, учитывая эскорты лидеров. Серьёзная чужеродная, политически активная сила, ни одному разумному правителю внутри его страны не нужная. Но, возможно, полезная у себя на родине. Если Ричмонд со своими приятелями мог устроить внутренние заморочки в Англии, то и Англии стало бы не до Бретани.
По сути, Франциска Англия с её заморочками интересовала вообще постольку поскольку. Франциска по-настоящему интересовала только Бретань, и её независимость от Франции. Понимал ли он, что просто оттягивает неизбежное? Кто знает. Возможно, он просто решил, что на его век этой независимости хватит, а потомки пусть сами разбираются. Что он мог – он сделал, предложив руку своей дочери Анны всё тому же императору Максимиллиану. Это был изящных ход, на самом деле. Французский дофин был обручён с дочерью Максимиллиана и Мэри Бургундской. Если бы Анна Бретонская стала мачехой королевы Франции, то посягательству Франции на Бретань пришёл бы конец. Хотя бы на время.
Впрочем, в истории редко удаётся удачно повторить уже кем-то сделанный политический ход. Мэри Бургундская, в своё время, смогла застать французского короля врасплох. Вернее, смогла это сделать её умная мачеха, по совместительству – сестра английского короля. И пусть Эдвард тогда публично умыл руки от дел Бургундии, непредсказуемость этого человека и его искреннее расположение к сестре были во Франции хорошо известны. Так что Мэри её интрига удалась блестяще. Анне Бретонской в этом деле не повезёт, потому что за ней не будет политической силы, даже теоретически. И если этого не понимал сам Франциск, это прекрасно понимал главный политик королевства.
Можно даже не сомневаться, что в вопросе с Ричмондом и его прихвостнями, Франциск прислушался к мнению именно этого политика, своего казначея Пьера Ландау. Особенно потому, что ту же линию гнула и молодая, энергичная супруга Франциска, Маргарет де Фуа. О Ландау известно мало хорошего. Человеком он был… переменчивым, мягко говоря. И к власти шёл в буквальном смысле слова по головам противников. Но Ландау был реалистом. Он не слишком надеялся на императора Максимиллиана, чьи интересы на тот момент были далековато от Бретани. С прозорливостью, достойной уважения, он поставил на совершенно другую фигуру – на Луи Орлеанского. И, в обстановке полной секретности, стал вести переговоры о браке наследницы герцогской короны Бретани именно с Луи. Не факт, кстати, что об этом знал что-либо Франциск, да и сам Луи.
Головной болью Ландау были английские пираты, рыскающие у побережья Бретани, с которыми король Ричард III, по какой-то причине, не спешил разбираться. То ли недосуг ему было, то ли он здраво считал их буфером между Англией и континентом, то ли он сам, ещё в бытность Верховным Адмиралом королевства, их туда и отправил. Сразу, как Бретань стали вести себя странно по отношению к Англии. Или всё сразу.
Теоретически, мы говорим не о тех пиратах, которые демократично грабили всех попадавшихся им на пути. Теоретически, у берегов Бретани рыскали так называемые privateers – приватиры/каперы. То есть, приватные военные корабли, владельцы которых имели с короной договор, именующийся каперским свидетельством - Letter of Marque and Reprisal.
Первые заархивированные каперские лицензии начал выдавать ещё Генри III в середине тринадцатого века, но это не значит, что практика каперства не была изобретена гораздо раньше. Естественно, была, просто под другим именем. Собственно, само появление так называемых Cinque Ports, Пяти Портов (Дувр, Сандвич, Гастингс, Хит и Нью-Ромни), было организовано ещё Эдвардом Исповедником. А уж первый Плантагенет, Генри II, капитализировал эту интересную административную конструкцию в формальный договор, согласно которому Пять Портов несли королевскую службу, а взамен получали всяческие привилегии.
Если Генри II капитализировал систему Пяти Портов в своих интересах, то его сын Ричард, вместе со своей энергичной мамочкой, сделали первые попытки формализировать отношения между короной и приватирами в книге The Liber Niger Admiralitatis (shadyislepirates.com/blackbook1/index.htm).
О том, как эти отношения работали в реальной жизни, я писала на примере Джона Хоули, коммерсанта и пирата – или капера, как угодно: mirrinminttu.diary.ru/p69358396.htm
Приватиры, таким образом, не были пиратами. Формально, во всяком случае. В реале же, были и набеги на приморские города и деревни, и даже нелегальные торги, на которых продавали не только награбленный товар, но и людей. Большинство приватиров были мужчинами, но известны и мужественные дамы, весьма успешно промышлявшие более или менее легальным морским разбоем: Жанна де Монфор, Жанна де Клиссо (она же Джейн де Бельвилль).
Честно говоря, я не уверена, что «Пламенную Жанну» де Монфор (en.wikipedia.org/wiki/Joanna_of_Flanders) можно причислить именно к приватирам, но её имя называют и в связи с каперством. Жанна де Клиссо, Бретонская Львица, приватиром была определённо (en.wikipedia.org/wiki/Jeanne_de_Clisson). Надо сказать, у неё, как и у Жанны де Монфор, для таких действий были серьёзные основания.
В любом случае, бретонцы имели все основания полагать, что Ричард III отозвать своих приватиров от берегов Бретани мог, но не хотел. Как показало развитие событий, они были совершенно правы. Это же развитие событий показало и то, что Ландау был совершенно прав, связывая нервирующее его присутствие англичан вблизи от Бретани с личностью Генри Ричмонда. Вернее, с окружением Ричмонда. Поэтому он был вдвойне заинтересован в том, чтобы эти личности из герцогства убрались. Вдвойне, потому что Пьер Ландау не мог похвастаться большим количеством доброжелателей при дворе. Поэтому, ему были особенно важны покровители.
Герцог Франциск был личностью любопытной, но не слишком надёжной, и больше предпочитал заглядываться на горизонты международной политики, чем на то, что происходит у него под носом. Поэтому, когда Ландау озадачился убрать из Бретани Ричмонда, он поделился планами с герцогиней Маргарет. Не именно такими словами, конечно, потому как герцогиня продолжала горячо желать несчастному беженцу добра. И Франциск чихнуть не успел, как обнаружил себя в соборе Вана, где под мессу личного капеллана герцогини, мастера Артура Жака, ему пришлось принести публичную клятву, в которой он пообещал Ричмонду корабли и людей. Вся эта феерия происходила летом.
В расходных записях герцога сохранились детали. Там говорится о семи кораблях с экипажем в 550 человек (Полидор Виргил писал о пятнадцати, и о 5 000 человек, и Каннингем сос Скидмором повторяют эту версию. Возможно ли, что остальные корабли были наняты на деньги Маргарет Бьюфорт?). Два корабля были из Сен-Мало, два дал вице-адмирал Бретани Алейн де ла Мотт, по одному дали Брест и Оре, и один кораблю принадлежал лично адмиралу Жану Дюфо, который и командовал этой флотилией.
Всё было готово уже к началу сентября. Лично герцог занял Ричмонду 10 000 экю, а commissary general Бретани Ив Миллон заплатил за содержание экипажа флотилии в октябре и ноябре 13 000 ливров. Как ни странно, ещё 30 октября Ричмонд продолжал сидеть в рыбацкой деревушке около Пемполя, где он и принял деньги герцога. Видимо, твёрдо решил дождаться обещанного от герцога, а тот не торопился.
А потом, как это часто бывало в английской истории, случилась погода. Отплывшую от Пемполя флотилию швыряло и бросало, и утром Ричмонд обнаружил себя у побережья Дорсета, в районе Пул Харбор, в компании всего одного корабля. Некоторое время занял путь до Плимута, но там Ричмонд (или, скорее всего, Джаспер Тюдор) торопиться не стал. Визуально было видно, что в порту полно солдат. Человек, которого послали на шлюпке разузнать, что там происходит, принёс весть, что это – солдаты Бэкингема, и что король Ричард повержен.
О том, что было потом, авторы книг, которые я имею под рукой, пишут, как под копирку: Ричмонд проявил осторожность, не высадился, остался дожидаться остальных кораблей, и, не дождавшись, получил известие о поражении Бэкингема, и уплыл восвояси.
Получил – от кого? И откуда взялись те бретонцы, которые попали в плен к англичанам? Часть была отпущена потом под честное слово, и до конца года эти люди собирали выкуп за себя, и за оставшихся в плену товарищей. Возможно ли, что на шлюпке отправилась партия солдат, и что кто-то смог вывернуться в тот момент, когда они угодили в руки людей Ричарда? Хотелось бы знать больше, но, похоже, всё, что есть у историков – это сочинение Полидора Виргила.
Также, все эти авторы почему-то утверждают, что восстание Бэкингема застало Ричарда полностью врасплох. Тем не менее, то описание действий короля, которое они дают, этому утверждению противоречит. Только один автор – женщина, Каролина Халстед, прямо пишет, что Ричард знал достаточно хорошо и об активности мятежников, и об их передвижениях, и об их альянсах, но считал разумным это знание не афишировать.
К слову, её биография Маргарет Бьюфорт была опубликована в 1839 году, и проникнута искренним восхищением и сочувствием именно к леди Маргарет и её сыну. И, увы, отмечена не вполне зрелым использованием ресурсов, что, возможно, объясняется тем, что эта биография писалась под патронажем графа Дерби, Эдварда Стэнли, и соавтором биографии Халстед объявила саму Маргарет Бьюфорт. Изящный ход – и реверанс в сторону покровителя, и скрытое известие читателю, что история представлена так, как её представляла сама леди Маргарет. Это к тому, что если в 1839 году Халстед утверждает, что Ричард знал всё, или почти всё, она делает это не из любви к персонажу. Любовь пришла позже, в 1851 году, когда Халстед опубликовала первую часть биографии Ричарда, равной которой, по подробности и проработке существующих источников, просто нет.
А вот Каннингем упоминает деталь, о которой не говорит никто больше. А именно, что в середине октября, из Ланкашира, в поддержку мятежников, была готова выступить десятитысячная армия лорда Стэнли. К сожелению, он не указывает ни источника этой информации, ни того, чья именно армия это была – Уильяма или Томаса. Оба имели обширные владения в Ланкашире. Собственно, Уильям Стэнли приходился ещё и отчимом Фрэнсису Ловеллу, ближайшему соратнику Ричарда III. Всё, что я смогла раскопать – это упоминание, что сын и наследник Томаса Стэнли, Джордж лорд Стрэйнж, выступил 20 октября из Лэтома с десятью тысячью человек в неизвестном направлении.
Так или иначе, первая попытка Генри Ричмонда высадиться в Англии оказалась сущей катастрофой. И не только для него самого.
@темы: Henry VII
-
-
11.05.2017 в 22:35-
-
11.05.2017 в 23:31-
-
12.05.2017 в 10:42Если ты не против - привычно утаскиваю к себе в норку.
-
-
12.05.2017 в 11:05