Do or die
Когда Генри убедился, что братья его крови вовсе не жаждут, он принял единственное правильное решение – убраться из-под удара куда подальше. Он предложил сдать Мон-Сен-Мишель, но только по протоколу почетной сдачи. Старшие братья охотно согласились, но уточнили, что речь идет не только о сдаче Мон-Сен-Мишеля, речь идет о сдаче всех замков вообще. А так – пожалуйста, удаляйся куда хочешь, с кем хочешь, и с чем хочешь. Особого выбора у Генри не было, и он обосновался во Франции в качестве сильно обедневшего аристократа. Изгнание продолжалось два года или чуть меньше, так что не спешите жалеть бедняжку.
Роберт Нормандский, он же Куртгёз
читать дальшеГенри оставался вполне себе Генри, и был вполне способен напоминать о себе по приватным каналам, так что когда Домфрон в Нижней Нормандии против герцога Роберта и пригласил Генри в качестве своего лорда, Генри довольно охотно к мятежникам примкнул, хотя и не в той роли, в которой они надеялись его увидеть. На той стадии единственной целью Генри было пополнение казны. Так что за идею сражаться он предоставил храбрым горожанам и буржуа, а сам сосредоточился на грабежах и похищениях с целью получения выкупа. И деньги потекли в его сундуки. А чем больше денег, тем больше возможностей для рекрутирования наемников. А чем больше наемников, тем выше репутация среди прочих аристократов. А чем выше репутация среди аристократов, тем больше шансов оказаться в нужном месте в нужное время. Так что Генри присутствия духа не потерял.
А вот Вильгельму Руфусу его приятная интервенция в дела Нормандии аукнулась неприятностями в Англии. Дело в том, что при дворе герцога Роберта обретался Эдгар Этелинг, которому пришлось это место покинуть, когда там появился Руфус. У Эдгара были вообще несколько запутанные отношения с семьей Завоевателя. В сущности, Завоеватель отнесся к подростку-Эдгару хорошо, потому что подросток без связей и репутации никак ему не угрожал. Но подростки имеют тенденцию превращаться в юношей и мужчин, и матушка Эдгара предпочла убраться из Англии в Шотландию – вместе с детьми, а уж предприимчивый королевский дом Шотландии быстренько добавил эту ветвь к своему древу через брак.
И после этого жизнь Эдгара Этелинга стала «спазматичной», как определяет её Мэйсон: он то появлялся при английском дворе, то ударялся куда-то в бега с последующим участием в каком-нибудь дурацком восстании, то снова мирился и начинал всё по новому кругу. С Робертом Нормандским они почти дружили, так что совершенно непонятно, с чего Эдгар вдруг рванул прочь из Нормандии в 1091 году. Возможно, Эдгар как-то был связан с попыткой Роберта подмять Англию, но, честно говоря, верится с трудом. Рядом с дядюшкой Одо и могущественными баронами, сделавшими ставку на того из братьев, кем они могли бы управлять, фигура Эдгара как-то теряется.
Из Нормандии Эдгар Этелинг подорвался, на этот раз, в Шотландию – там, как-никак, его сестра была королевой. Малькольм, муж сестренки и король Шотландии, удовлетворено усмехнулся в бороду: он как раз решил снова попытаться отщипнуть у Англии её северную часть, и в этом деле дорогой родственничек, чье имя подразумевало хотя бы теоретическое право на английский престол, был очень кстати.
Вообще, отношения между шотландцами и норманнами были далеки от простых, они все были хищниками, и всегда были готовы пограбить друг друга. Особенную тревогу Малькольму доставило полунебрежное обещание, которое Руфус дал оставленному им без наказания де Мовбрею в 1088 году – что скоро тот получит свой шанс расширить зону влияния. Малькольм подозревал, что влияние норманны будут расширять за счет земель, находящихся за рекой Риббл, где они ещё не понастроили, за редким исключением, крепостей. Если бы крепости построили, они могли бы стать норманнам базой для нападения на Шотландию. Когда-то Малькольм принес вассальную присягу Завоевателю, но на практике она никого не связывала – у норманнов не было на тот момент методов воздействия в виде крепостей и гарнизонов на севере Англии. С другой стороны, любое движение в этом направлении Малькольм мог объявить нарушением договора, и посчитать себя свободным от присяги.
Но Руфус развлекался в Нормандии, поэтому на границе не происходило решительно ничего, что Малькольм мог бы обратить себе на пользу. Прибытие Эдгара Этелинга давало ему шанс.
Со своей стороны, Руфус даже не попытался проследить, куда же направился беспокойный Эдгар из Нормандии. В прошлые разы, он имел привычку ездить во Фландрию, чего от него ожидали и на этот раз. Да и вообще этот парень вырос в личность, от которой скорее ожидали, что он примкнет к Варяжской дружине в Константинополе, или поедет драться с маврами. Проще говоря, Эдгар Этелинг вырос настоящим авантюристом, не углубляющимся в политику. Вполне возможно, что его выбор, Шотландия, не имел никакого отношения к политике и на этот раз, и он просто решил проведать сестру. С одинаковой вероятностью может быть, что он отправился не к Маргарет, а именно к Малькольму, в надежде получить существенную награду за привезенную информацию о том, что Вильгельм Руфус с удовольствием проводит время в Нормандии, и в Англию пока не собирается.
В мае 1091 года, Малькольм собрал армию, двинулся в Нортумбрию, и осадил Дарем. Самое печальное, что местные лорды скрыли от Руфуса размер бедствия, не желая, чтобы король «лишил их славы», так что Вильгельм оставался в Нормандии до самого августа. И неизвестно, как далеко бы зашло дело в Нортумбрии, и к каким последствиям оно могло бы привести, если бы внезапно превратившая в братскую встречу высадка Руфуса в Нормандию не вернула принца-епископа Дарема, Вильгельма де Сен-Кале, домой, да ещё и с полной реставрацией всех владений. Де Сен-Кале возвращался так же основательно, как и уезжал – послав впереди все свои ценности. Именно он сообщил Вильгельму Руфусу о том, что и в каких масштабах творится в Нортумбрии. В конце концов, больше он никуда уезжать не собирался, и какие-то шотландцы под стенами его замков были де Сен-Кале совершенно не нужны.
Руфус притащил с собой в Англию и Роберта. В конце концов, теперь была его очередь познакомиться с королевством, в котором он оказался наследником престола. Руфус решил наступать на шотландцев на суше и на море, но – английская погода, знаете ли. В очередном сентябрьском шторме почти весь флот Руфуса оказался побитым, а почти все экипажи – на дне морском. Как видно, какие-то природные катаклизмы имели место быть и на суше, потому что Уильям из Малмсбери записал, что от холода и непогоды пострадала даже конница Руфуса. Очевидно, он не преувеличивает, потому что когда королевские войска уже были готовы к битве с шотландцами, герцог Роберт счел за лучшее вынуть откуда-то из глубин шотландского лагеря Эдгара Этелинга, и заставить его договориться с шотландцами о перемирии. Роберт мог быть некудышним правителем (или казаться таким), но воевать-то он умел. Так что его решение мириться было очень показательным, как и согласие Руфуса на его действия.
Договор получился ровно настолько пристойным, насколько было возможно при сложившихся обстоятельствах. Малькольм признавал себя вассалом Руфуса на тех же условиях, на которых он приносил вассальную клятву его отцу – с передачей ему 12 городов, которые он держал при Завоевателе. Неприятной деталью было то, что Руфус пообещал Малькольму, что будет ему платить 20 марок золотом каждый год. Цена для королевства практически символическая, в двенадцатом веке это будет ценой 2,6 качественных кольчуг, но этот символизм был не в пользу англичан в данном случае. С другой стороны, это были приблизительно те же деньги, которыми Вильгельм Руфус перекупал себе сторонников в Нормандии перед высадкой. Так что вполне вероятно, что особо огорчен он не был. Тем более, что он точно знал, что мир с Малькольмом может закончиться ещё до того, как придет день первой выплаты.
Знал это и Малькольм. Ещё до подписания договора, он пригласил герцога Роберта в свой лагерь, где развлекал его несколько дней. Не без того, чтобы продемонстрировать и мощь той армии, в расположении которой они были, и второй, которая расположилась чуть поодаль. Малькольм также попытался вбить клин между братьями, утверждая, что он уважает Завоеваетеля и его, Роберта, как перворожденного сына Завоевателя, но с какой стати он должен уважать какого-то Руфуса?! На это Роберт только кротко заметил, что времена несколько изменились, пришло новое поколение, так что оммаж Малькольму все-таки придется давать Вильгельму Руфусу.
Роберт выполнил свою работу хорошо, и они с братом отправились на юг, прихватив с собой помирившегося с ними в очередной раз Эдгара Этелинга. Но погода продолжала быть ужасной, переход получался тяжелым, да и братья провели вместе больше времени, чем за всю предыдущую жизнь. В общем, они стали переругиваться, и около 23 декабря 1091 года Роберт отплыл в Нормандию, прихватив с собой Эдгара. Вернее, к выводу о том, что братья поцапались, пришли историки по косвенным признакам.
Например, Вильгельм так и не помог Роберту с отвоеванием Мана. Но, как мы видим, войска Вильгельма сильно пострадали, причина может быть в этом. Или в том, что он вовсе не собирался оставить Малькольма Шотландского безнаказанным. Во-вторых, настораживает факт, что Роберт отправился домой чуть ли не в канун Рождества, и не провел праздники с братом. Тем не менее, точная дата отплытия Роберта не известна, известно только, что это был конец года. Вдобавок ко всему, Роберт-то и сам был правителем, которому надлежало устроить для своих подданных прием. Думаю, он отправился домой ближе к 20 декабря, чем к 23. В общем, об отношениях братьев в период между началом октября и концом декабря 1091 года историки судят по событиям, которые произошли через два-три года, но хроники периода не отмечают абсолютно ничего интересного.
Роберт Нормандский, он же Куртгёз
читать дальшеГенри оставался вполне себе Генри, и был вполне способен напоминать о себе по приватным каналам, так что когда Домфрон в Нижней Нормандии против герцога Роберта и пригласил Генри в качестве своего лорда, Генри довольно охотно к мятежникам примкнул, хотя и не в той роли, в которой они надеялись его увидеть. На той стадии единственной целью Генри было пополнение казны. Так что за идею сражаться он предоставил храбрым горожанам и буржуа, а сам сосредоточился на грабежах и похищениях с целью получения выкупа. И деньги потекли в его сундуки. А чем больше денег, тем больше возможностей для рекрутирования наемников. А чем больше наемников, тем выше репутация среди прочих аристократов. А чем выше репутация среди аристократов, тем больше шансов оказаться в нужном месте в нужное время. Так что Генри присутствия духа не потерял.
А вот Вильгельму Руфусу его приятная интервенция в дела Нормандии аукнулась неприятностями в Англии. Дело в том, что при дворе герцога Роберта обретался Эдгар Этелинг, которому пришлось это место покинуть, когда там появился Руфус. У Эдгара были вообще несколько запутанные отношения с семьей Завоевателя. В сущности, Завоеватель отнесся к подростку-Эдгару хорошо, потому что подросток без связей и репутации никак ему не угрожал. Но подростки имеют тенденцию превращаться в юношей и мужчин, и матушка Эдгара предпочла убраться из Англии в Шотландию – вместе с детьми, а уж предприимчивый королевский дом Шотландии быстренько добавил эту ветвь к своему древу через брак.
И после этого жизнь Эдгара Этелинга стала «спазматичной», как определяет её Мэйсон: он то появлялся при английском дворе, то ударялся куда-то в бега с последующим участием в каком-нибудь дурацком восстании, то снова мирился и начинал всё по новому кругу. С Робертом Нормандским они почти дружили, так что совершенно непонятно, с чего Эдгар вдруг рванул прочь из Нормандии в 1091 году. Возможно, Эдгар как-то был связан с попыткой Роберта подмять Англию, но, честно говоря, верится с трудом. Рядом с дядюшкой Одо и могущественными баронами, сделавшими ставку на того из братьев, кем они могли бы управлять, фигура Эдгара как-то теряется.
Из Нормандии Эдгар Этелинг подорвался, на этот раз, в Шотландию – там, как-никак, его сестра была королевой. Малькольм, муж сестренки и король Шотландии, удовлетворено усмехнулся в бороду: он как раз решил снова попытаться отщипнуть у Англии её северную часть, и в этом деле дорогой родственничек, чье имя подразумевало хотя бы теоретическое право на английский престол, был очень кстати.
Вообще, отношения между шотландцами и норманнами были далеки от простых, они все были хищниками, и всегда были готовы пограбить друг друга. Особенную тревогу Малькольму доставило полунебрежное обещание, которое Руфус дал оставленному им без наказания де Мовбрею в 1088 году – что скоро тот получит свой шанс расширить зону влияния. Малькольм подозревал, что влияние норманны будут расширять за счет земель, находящихся за рекой Риббл, где они ещё не понастроили, за редким исключением, крепостей. Если бы крепости построили, они могли бы стать норманнам базой для нападения на Шотландию. Когда-то Малькольм принес вассальную присягу Завоевателю, но на практике она никого не связывала – у норманнов не было на тот момент методов воздействия в виде крепостей и гарнизонов на севере Англии. С другой стороны, любое движение в этом направлении Малькольм мог объявить нарушением договора, и посчитать себя свободным от присяги.
Но Руфус развлекался в Нормандии, поэтому на границе не происходило решительно ничего, что Малькольм мог бы обратить себе на пользу. Прибытие Эдгара Этелинга давало ему шанс.
Со своей стороны, Руфус даже не попытался проследить, куда же направился беспокойный Эдгар из Нормандии. В прошлые разы, он имел привычку ездить во Фландрию, чего от него ожидали и на этот раз. Да и вообще этот парень вырос в личность, от которой скорее ожидали, что он примкнет к Варяжской дружине в Константинополе, или поедет драться с маврами. Проще говоря, Эдгар Этелинг вырос настоящим авантюристом, не углубляющимся в политику. Вполне возможно, что его выбор, Шотландия, не имел никакого отношения к политике и на этот раз, и он просто решил проведать сестру. С одинаковой вероятностью может быть, что он отправился не к Маргарет, а именно к Малькольму, в надежде получить существенную награду за привезенную информацию о том, что Вильгельм Руфус с удовольствием проводит время в Нормандии, и в Англию пока не собирается.
В мае 1091 года, Малькольм собрал армию, двинулся в Нортумбрию, и осадил Дарем. Самое печальное, что местные лорды скрыли от Руфуса размер бедствия, не желая, чтобы король «лишил их славы», так что Вильгельм оставался в Нормандии до самого августа. И неизвестно, как далеко бы зашло дело в Нортумбрии, и к каким последствиям оно могло бы привести, если бы внезапно превратившая в братскую встречу высадка Руфуса в Нормандию не вернула принца-епископа Дарема, Вильгельма де Сен-Кале, домой, да ещё и с полной реставрацией всех владений. Де Сен-Кале возвращался так же основательно, как и уезжал – послав впереди все свои ценности. Именно он сообщил Вильгельму Руфусу о том, что и в каких масштабах творится в Нортумбрии. В конце концов, больше он никуда уезжать не собирался, и какие-то шотландцы под стенами его замков были де Сен-Кале совершенно не нужны.
Руфус притащил с собой в Англию и Роберта. В конце концов, теперь была его очередь познакомиться с королевством, в котором он оказался наследником престола. Руфус решил наступать на шотландцев на суше и на море, но – английская погода, знаете ли. В очередном сентябрьском шторме почти весь флот Руфуса оказался побитым, а почти все экипажи – на дне морском. Как видно, какие-то природные катаклизмы имели место быть и на суше, потому что Уильям из Малмсбери записал, что от холода и непогоды пострадала даже конница Руфуса. Очевидно, он не преувеличивает, потому что когда королевские войска уже были готовы к битве с шотландцами, герцог Роберт счел за лучшее вынуть откуда-то из глубин шотландского лагеря Эдгара Этелинга, и заставить его договориться с шотландцами о перемирии. Роберт мог быть некудышним правителем (или казаться таким), но воевать-то он умел. Так что его решение мириться было очень показательным, как и согласие Руфуса на его действия.
Договор получился ровно настолько пристойным, насколько было возможно при сложившихся обстоятельствах. Малькольм признавал себя вассалом Руфуса на тех же условиях, на которых он приносил вассальную клятву его отцу – с передачей ему 12 городов, которые он держал при Завоевателе. Неприятной деталью было то, что Руфус пообещал Малькольму, что будет ему платить 20 марок золотом каждый год. Цена для королевства практически символическая, в двенадцатом веке это будет ценой 2,6 качественных кольчуг, но этот символизм был не в пользу англичан в данном случае. С другой стороны, это были приблизительно те же деньги, которыми Вильгельм Руфус перекупал себе сторонников в Нормандии перед высадкой. Так что вполне вероятно, что особо огорчен он не был. Тем более, что он точно знал, что мир с Малькольмом может закончиться ещё до того, как придет день первой выплаты.
Знал это и Малькольм. Ещё до подписания договора, он пригласил герцога Роберта в свой лагерь, где развлекал его несколько дней. Не без того, чтобы продемонстрировать и мощь той армии, в расположении которой они были, и второй, которая расположилась чуть поодаль. Малькольм также попытался вбить клин между братьями, утверждая, что он уважает Завоеваетеля и его, Роберта, как перворожденного сына Завоевателя, но с какой стати он должен уважать какого-то Руфуса?! На это Роберт только кротко заметил, что времена несколько изменились, пришло новое поколение, так что оммаж Малькольму все-таки придется давать Вильгельму Руфусу.
Роберт выполнил свою работу хорошо, и они с братом отправились на юг, прихватив с собой помирившегося с ними в очередной раз Эдгара Этелинга. Но погода продолжала быть ужасной, переход получался тяжелым, да и братья провели вместе больше времени, чем за всю предыдущую жизнь. В общем, они стали переругиваться, и около 23 декабря 1091 года Роберт отплыл в Нормандию, прихватив с собой Эдгара. Вернее, к выводу о том, что братья поцапались, пришли историки по косвенным признакам.
Например, Вильгельм так и не помог Роберту с отвоеванием Мана. Но, как мы видим, войска Вильгельма сильно пострадали, причина может быть в этом. Или в том, что он вовсе не собирался оставить Малькольма Шотландского безнаказанным. Во-вторых, настораживает факт, что Роберт отправился домой чуть ли не в канун Рождества, и не провел праздники с братом. Тем не менее, точная дата отплытия Роберта не известна, известно только, что это был конец года. Вдобавок ко всему, Роберт-то и сам был правителем, которому надлежало устроить для своих подданных прием. Думаю, он отправился домой ближе к 20 декабря, чем к 23. В общем, об отношениях братьев в период между началом октября и концом декабря 1091 года историки судят по событиям, которые произошли через два-три года, но хроники периода не отмечают абсолютно ничего интересного.
@темы: William II
-
-
16.02.2018 в 20:36Эдгар-перекати поле повеселил, ну и бидняжечка изгнанник Генри, мерзкая оторва
-
-
17.02.2018 в 01:07Генричка как-то ухитрялся сочетать карамельную внешность с сущностью Гобсека
-
-
17.02.2018 в 01:45Ой да, и я что-то всё не просмеюсь по этому поводу)))
-
-
17.02.2018 в 04:02-
-
17.02.2018 в 09:05Ну да )) А чем еще им заниматься? (с) Иначе скучно же ))
-
-
17.02.2018 в 12:50Кстати, да. Даже забавно, что Руфуса принято считать некрасивым. Хотя в этой семье некрасивых просто не было.
alwdis, Irina77, мне нравится такой подход))
-
-
17.02.2018 в 13:34-
-
17.02.2018 в 16:20-
-
17.02.2018 в 18:52-
-
17.02.2018 в 19:04-
-
17.02.2018 в 19:06А про язычество уже был пост.
-
-
17.02.2018 в 20:01-
-
18.02.2018 в 00:50alwdis, он вдрызг рассорился с архиепископом Ансельмом, через что его ославили через местные криптории при всех монастырях. А язычником он не был. Насчет гомосексуальности - тоже, кажется, навет.
-
-
18.02.2018 в 01:39-
-
18.02.2018 в 03:46-
-
18.02.2018 в 10:05alwdis, у Ансельма был довольно мерзкий характер и довольно завышенные представления о себе))
-
-
18.02.2018 в 21:25-
-
19.02.2018 в 00:40