Do or die
При вступлении в права наследства, Роберт не встретил никакой оппозиции. И первым делом он занялся тем, что любил больше всего: причинением добра, а именно раздачей многочисленных даров церквям и монастырям, и амнистированием заключенных. Конечно, пока он просто выполнял распоряжение отца, но это не уменьшало чувства удовлетворения от происходящего. Ну и не без того, что корона герцога Нормандии смотрелась на челе 34-х летнего (если не больше) первенца Завоевателя гораздо более уместно, чем шлем странствующего рыцаря. Тем более, что и графство Мэн, наконец, не могло протестовать против его власти.
читать дальшеЧто касается лордов Нормандии, то их поведение после смерти Вильгельма Завоевателя было гораздо красноречивее их клятв верности этому герцогу и королю. Когда Роберт де Беллем получил известие о болезни короля, он поспешил ко двору, но известие о смерти Вильгельма застало его в Брионне. Тогда он развернул коня и кинулся в Алансон, где застал врасплох королевский гарнизон, выкинул его прочь из крепости, и поставил туда своих людей. Такой же финт он учудил в Беллеме и других своих замках. У Завоевателя была привычка держать баронов под контролем, располагая в их крепостях королевские гарнизоны, подчиняющиеся только ему, но теперь многие увидели шанс получить гораздо большую независимость от центральной власти. Вильгельм де Бретейль, Вильгельм д’Эврё, Ральф де Тёни, лорд Конша, и многие другие сделали то же самое – изгнали королевские гарнизоны из своих владений. Ну а потом сосредоточились на том, что бароны всей Европы любили больше всего – на отбирании земель у более слабых соседей. В общем, в Нормандии начались смутные времена, хотя Роберт об этом ещё не подозревал.
А не подозревал потому, что вместо того, чтобы энергично заняться подтверждением своей власти, Роберт сосредоточился на привычной для него церемониальной составляющей. И его бароны прекрасно предвидели, что так и будет, ведь они знали Роберта чуть больше, чем просто хорошо. Надо, правда, признать, что лордами Нормандии двигали не только жадность и стремление к максимальной независимости от герцогской администрации. Ими двигала ещё и неуверенность.
Да, Завоеватель держал их в кулаке, но это было достаточно привычной ситуацией. В конце концов, своим лордам он дал многое – как то обширные владения в завоеванной Англии. Но вот ситуация, когда часть их земель попала под юрисдикцию короля Англии, а другая – герцога Нормандии, была для них новой и неудобной. Тем более, что юрисдикция была реально разной.
В Англии, Завоеватель выбрал политику интеграции культуры и обычаев норманнов в уже существующую и работающую систему англосаксонской культуры и администрации. С постепенной модернизацией особо одиозных для одиннадцатого века приемов англосаксонского управления под руководством норманнов, но достаточно осторожно. Он понимал, что 7 тысяч норманнов физически не смогут перестроить под себя целый остров, населенный потенциально враждебным им населением. К слову сказать, в будущем Генри V попробовал ту же политику в тогда уже французской Нормандии. Вплоть до плана переселия туда некоторого количества англичан. Но времени у него не хватило.
Вильгельм Руфус был, очевидно, чрезвычайно похож по менталитету на своего отца, и разделял его взгляды на перспективы Англии как уникального сплава двух культур и систем. В конце концов, те долгие годы, которые Роберт потерял на фрондирование, Руфус провел вместе с отцом, наблюдая и усваивая, как тот действует, и почему он действует именно так.
Но для крупных лордов, имеющих очень большие владения по обе стороны канала, ситуация с двумя системами и двумя такими разными правителями оказалась слишком сложной. Как показало развитие событий, ничего невозможного в этом не было, но людям свойственно искать простые решения для сложных ситуаций. И решением баронов было вернуть Англию и Нормандию под единое руководство, но с той существенной разницей, что Англия стала бы просто завоеванной колонией норманнов.
Естественно, этим единым руководством должен был стать, по их мнению, Роберт. Во-первых, потому, что Роберт совершенно не имел опыта управления, нигде. То есть, его управление могло функционировать только в полной зависимости от решений совета, и именно так, как того требовали интересы ведущих лордов его герцогства. Во-вторых, Роберт был старшим сыном Завоевателя. Ну и в-третьих, по своему характеру он был человеком любезным, любящим делать приятное, и воспринимающим свое окружение скорее товарищами по оружию, чем подчиненными.
Для Руфуса, практически копии своего папеньки по авторитарности, хватке и эффективности, в этой схеме места просто не было. Поэтому возник заговор, имеющий целью перевернуть всё с ног на голову в Англии, и убить английского короля.
Собственно, у Руфуса не получилось бы стать королем с такой убийственной для оппозиционеров скоростью и эффективностью, если бы не прозорливость Завоевателя. Вполне очевидно, что он в Нормандии и Ланфранк в Англии не просто наблюдали за деятельностью баронов из окружения Роберта, но и прекрасно понимали суть проблемы. Именно поэтому Завоеватель отправил Руфуса в Англию сразу, как только понял, что болезнь его смертельна, и счет идет на дни. Хаос, последовавший в Нормандии за смертью Вильгельма Завоевателя, говорит, в свою очередь, о том, что от публики состояние короля тщательно скрывалось. Всё это дало необходимую Вильгельму Руфусу фору для успешной коронации без всякой оппозиции.
О том, как именно проходило востание баронов в Англии, я писала уже подробно. Поэтому сейчас мне хотелось бы сосредоточиться именно на действиях Роберта, в чьих интересах бароны, по их словам, действовали, но который отреагировал на эти действия удивительно вяло, что нанесло непоправимый ущерб его репутации лидера.
Для начала, реакция Роберта на известие о том, что его брат короновался в Англии по распоряжению отца, не известна. Гильом Жюмьежский, хронист из Нормандии, писал, что Роберт поклялся всеми ангелами Бога, что Англия должна была ждать его, хоть он и находился в далекой Александрии («Per angelos Dei, si ego essem in Alexandria, expectarent me Angli, nee ante adventum meum regem sibi facere auderent»). Этот монолог, конечно, вымышлен, но посыл понятен. Тем не менее, в реальности Роберт не отреагировал на коронацию Вильгельма Руфуса решительно никак. До такой степени, что Одо поставил его перед фактом существования заговора, когда бунт баронов в Англии уже начался. И тогда он, по своему обыкновению, просто одобрил проект.
Тем не менее, именно на долю Роберта выпала подготовка флота и армии «для второго завоевания Англии», как мятежные бароны назвали свой проект. И тут новоиспеченный герцог Нормандский вдруг обнаружил, что доставшиеся ему от отца ресурсы вовсе не бездонны. Шокированный этим открытием, он обратился к младшему брату, Генри, который, не имея земельных владений, занимался приумножение полученного от отца наследства в звонкой монете. Только вот Генри, который, в отличие от Роберта, прекрасно разбирался в финансовых делах, не согласился ни дать, ни занять деньги. Но дал понять, что может купить у герцога Нормандии земельных владений на сумму 3000 ливров. Обрадованный Роберт согласился продать Котантен, Авранш, Мон-Сен-Мишель, а заодно и все нормандские владения Хью Честерского.
К большому удивлению мятежных баронов, Вильгельм Руфус обошел их по всем фронтам. Во-первых, он просто-напросто обратился к англосаксонскому населению своего королевства, и его обращение услышали. Ведь речь шла вовсе не о защите какого-то там короля-норманна. Речь шла об их собственной независимости, и это было понятно всем англосаксам. Во-вторых, баронов почему-то застало врасплох абсолютно логичное решение Руфуса послать в пролив патрульные корабли. Таким образом, авангард герцогского флота был перехвачен и утоплен, а наземные силы мятежных баронов – частично уничтожены, а по большей части локализированы и обезврежены. И тут наступило в-третьих. Руфус почему-то не поторопился нажить себе смертельных врагов, физически истребив попавших к нему в плен бунтовщиков или хотя бы отобрав у них земли. Кажется, от человека его темперамента ожидали именно этого. Но темперамент темпераментом, а ума Руфусу было не занимать. Тем более, с такими менторами как Ланфранк и сам Завоеватель. Так что он просто деликатно настучал заговорщикам по головам, и отпустил с напутствием идти и больше не грешить против него. А самых непутевых отправил через пролив к брату.
Можно только вообразить, какие мучения испытал братец Генри, узнав, что поставил не на того родственничка. Роберта и его окружение он знал достаточно, чтобы понять: он только что лишился и 3000 ливров, и пожалованных ему земель. И, по всей видимости, подорвался к Руфусу, где у него действительно было право на земли, находившиеся во владении их матери. По всей видимости – это потому, что Уильям из Малмсбери этот визит отрицает, а Ордерик утверждает, что Генри наверняка был в Англии после подавления баронского заговора, потому что выступил свидетелем в королевском распоряжении в пользу церкви Сент-Эндрю, которая пострадала во время осады Рочестера.
В любом случае, осенью граф Генри совершенно точно был помещен Робертом в заключение. Ордерик пишет, что Генри сторожил епископ Одо в Байё, а Уильям Малмсберийский и Роберт де Ториньи – что где-то в Руане. Весной, через полгода, Генри был отпущен восвояси. Ордерик также упоминает, что из Англии Генри вернулся в компании Роберта де Беллема, и именно поэтому его брат-герцог запаниковал. Учитывая репутацию де Беллема (быть верным только собственной выгоде), у герцога Роберта были все основания полагать, что тот заключил военный союз с Руфусом.
Но вообще-то вскоре у Роберта появилось ещё больше оснований для разочарования в «товарищах по оружию». То, что Руфус явится в Нормандию с ответным военным «визитом», сомнению не подлежало, этого требовал кодекс чести правителя, на которого было совершено нападение. Короля играет свита – в том смысле, что ни Вильгельм, ни Роберт не могли вести себя совершенно независимо, махнув рукой на претензии и чаяния окружающих их баронов. Роберт не мог показать кукиш дядюшке Одо, который объявил ему, что «мы тут делаем тебя королем Англии, пришли-ка войско». Руфус не мог не ответить вторжением на вторжение, потому что в противном случае его бароны потеряли бы все свои владения в Нормандии, и угадайте, сколько часов бы он прожил после принятия неправильного решения. Не говоря уж о принятом коде поведения оскорбленного правителя.
В случае с Вильгельмом Руфусом и Робертом Нормандским, приправой к обычным дипломатическим маневрам было то, что они были братьями, не питавшими друг к другу неприязни. И то, что самые крупные подданные одного были зачастую подданными и другого. Всё, что Руфус мог сделать – это обеспечить себе бескровное продвижение в Нормандии, купив лояльность тамошних владельцев замков. Всё, что мог сделать Роберт – это обставить предстоящую процедуру братания с подобающим герцогу достоинством. Вполне возможно, для Роберта стало шоком, насколько приветливо его бароны распахивали свои замки навстречу королю Англии. Скорее всего – стало. Но он неплохо справился, собственно.
читать дальшеЧто касается лордов Нормандии, то их поведение после смерти Вильгельма Завоевателя было гораздо красноречивее их клятв верности этому герцогу и королю. Когда Роберт де Беллем получил известие о болезни короля, он поспешил ко двору, но известие о смерти Вильгельма застало его в Брионне. Тогда он развернул коня и кинулся в Алансон, где застал врасплох королевский гарнизон, выкинул его прочь из крепости, и поставил туда своих людей. Такой же финт он учудил в Беллеме и других своих замках. У Завоевателя была привычка держать баронов под контролем, располагая в их крепостях королевские гарнизоны, подчиняющиеся только ему, но теперь многие увидели шанс получить гораздо большую независимость от центральной власти. Вильгельм де Бретейль, Вильгельм д’Эврё, Ральф де Тёни, лорд Конша, и многие другие сделали то же самое – изгнали королевские гарнизоны из своих владений. Ну а потом сосредоточились на том, что бароны всей Европы любили больше всего – на отбирании земель у более слабых соседей. В общем, в Нормандии начались смутные времена, хотя Роберт об этом ещё не подозревал.
А не подозревал потому, что вместо того, чтобы энергично заняться подтверждением своей власти, Роберт сосредоточился на привычной для него церемониальной составляющей. И его бароны прекрасно предвидели, что так и будет, ведь они знали Роберта чуть больше, чем просто хорошо. Надо, правда, признать, что лордами Нормандии двигали не только жадность и стремление к максимальной независимости от герцогской администрации. Ими двигала ещё и неуверенность.
Да, Завоеватель держал их в кулаке, но это было достаточно привычной ситуацией. В конце концов, своим лордам он дал многое – как то обширные владения в завоеванной Англии. Но вот ситуация, когда часть их земель попала под юрисдикцию короля Англии, а другая – герцога Нормандии, была для них новой и неудобной. Тем более, что юрисдикция была реально разной.
В Англии, Завоеватель выбрал политику интеграции культуры и обычаев норманнов в уже существующую и работающую систему англосаксонской культуры и администрации. С постепенной модернизацией особо одиозных для одиннадцатого века приемов англосаксонского управления под руководством норманнов, но достаточно осторожно. Он понимал, что 7 тысяч норманнов физически не смогут перестроить под себя целый остров, населенный потенциально враждебным им населением. К слову сказать, в будущем Генри V попробовал ту же политику в тогда уже французской Нормандии. Вплоть до плана переселия туда некоторого количества англичан. Но времени у него не хватило.
Вильгельм Руфус был, очевидно, чрезвычайно похож по менталитету на своего отца, и разделял его взгляды на перспективы Англии как уникального сплава двух культур и систем. В конце концов, те долгие годы, которые Роберт потерял на фрондирование, Руфус провел вместе с отцом, наблюдая и усваивая, как тот действует, и почему он действует именно так.
Но для крупных лордов, имеющих очень большие владения по обе стороны канала, ситуация с двумя системами и двумя такими разными правителями оказалась слишком сложной. Как показало развитие событий, ничего невозможного в этом не было, но людям свойственно искать простые решения для сложных ситуаций. И решением баронов было вернуть Англию и Нормандию под единое руководство, но с той существенной разницей, что Англия стала бы просто завоеванной колонией норманнов.
Естественно, этим единым руководством должен был стать, по их мнению, Роберт. Во-первых, потому, что Роберт совершенно не имел опыта управления, нигде. То есть, его управление могло функционировать только в полной зависимости от решений совета, и именно так, как того требовали интересы ведущих лордов его герцогства. Во-вторых, Роберт был старшим сыном Завоевателя. Ну и в-третьих, по своему характеру он был человеком любезным, любящим делать приятное, и воспринимающим свое окружение скорее товарищами по оружию, чем подчиненными.
Для Руфуса, практически копии своего папеньки по авторитарности, хватке и эффективности, в этой схеме места просто не было. Поэтому возник заговор, имеющий целью перевернуть всё с ног на голову в Англии, и убить английского короля.
Собственно, у Руфуса не получилось бы стать королем с такой убийственной для оппозиционеров скоростью и эффективностью, если бы не прозорливость Завоевателя. Вполне очевидно, что он в Нормандии и Ланфранк в Англии не просто наблюдали за деятельностью баронов из окружения Роберта, но и прекрасно понимали суть проблемы. Именно поэтому Завоеватель отправил Руфуса в Англию сразу, как только понял, что болезнь его смертельна, и счет идет на дни. Хаос, последовавший в Нормандии за смертью Вильгельма Завоевателя, говорит, в свою очередь, о том, что от публики состояние короля тщательно скрывалось. Всё это дало необходимую Вильгельму Руфусу фору для успешной коронации без всякой оппозиции.
О том, как именно проходило востание баронов в Англии, я писала уже подробно. Поэтому сейчас мне хотелось бы сосредоточиться именно на действиях Роберта, в чьих интересах бароны, по их словам, действовали, но который отреагировал на эти действия удивительно вяло, что нанесло непоправимый ущерб его репутации лидера.
Для начала, реакция Роберта на известие о том, что его брат короновался в Англии по распоряжению отца, не известна. Гильом Жюмьежский, хронист из Нормандии, писал, что Роберт поклялся всеми ангелами Бога, что Англия должна была ждать его, хоть он и находился в далекой Александрии («Per angelos Dei, si ego essem in Alexandria, expectarent me Angli, nee ante adventum meum regem sibi facere auderent»). Этот монолог, конечно, вымышлен, но посыл понятен. Тем не менее, в реальности Роберт не отреагировал на коронацию Вильгельма Руфуса решительно никак. До такой степени, что Одо поставил его перед фактом существования заговора, когда бунт баронов в Англии уже начался. И тогда он, по своему обыкновению, просто одобрил проект.
Тем не менее, именно на долю Роберта выпала подготовка флота и армии «для второго завоевания Англии», как мятежные бароны назвали свой проект. И тут новоиспеченный герцог Нормандский вдруг обнаружил, что доставшиеся ему от отца ресурсы вовсе не бездонны. Шокированный этим открытием, он обратился к младшему брату, Генри, который, не имея земельных владений, занимался приумножение полученного от отца наследства в звонкой монете. Только вот Генри, который, в отличие от Роберта, прекрасно разбирался в финансовых делах, не согласился ни дать, ни занять деньги. Но дал понять, что может купить у герцога Нормандии земельных владений на сумму 3000 ливров. Обрадованный Роберт согласился продать Котантен, Авранш, Мон-Сен-Мишель, а заодно и все нормандские владения Хью Честерского.
К большому удивлению мятежных баронов, Вильгельм Руфус обошел их по всем фронтам. Во-первых, он просто-напросто обратился к англосаксонскому населению своего королевства, и его обращение услышали. Ведь речь шла вовсе не о защите какого-то там короля-норманна. Речь шла об их собственной независимости, и это было понятно всем англосаксам. Во-вторых, баронов почему-то застало врасплох абсолютно логичное решение Руфуса послать в пролив патрульные корабли. Таким образом, авангард герцогского флота был перехвачен и утоплен, а наземные силы мятежных баронов – частично уничтожены, а по большей части локализированы и обезврежены. И тут наступило в-третьих. Руфус почему-то не поторопился нажить себе смертельных врагов, физически истребив попавших к нему в плен бунтовщиков или хотя бы отобрав у них земли. Кажется, от человека его темперамента ожидали именно этого. Но темперамент темпераментом, а ума Руфусу было не занимать. Тем более, с такими менторами как Ланфранк и сам Завоеватель. Так что он просто деликатно настучал заговорщикам по головам, и отпустил с напутствием идти и больше не грешить против него. А самых непутевых отправил через пролив к брату.
Можно только вообразить, какие мучения испытал братец Генри, узнав, что поставил не на того родственничка. Роберта и его окружение он знал достаточно, чтобы понять: он только что лишился и 3000 ливров, и пожалованных ему земель. И, по всей видимости, подорвался к Руфусу, где у него действительно было право на земли, находившиеся во владении их матери. По всей видимости – это потому, что Уильям из Малмсбери этот визит отрицает, а Ордерик утверждает, что Генри наверняка был в Англии после подавления баронского заговора, потому что выступил свидетелем в королевском распоряжении в пользу церкви Сент-Эндрю, которая пострадала во время осады Рочестера.
В любом случае, осенью граф Генри совершенно точно был помещен Робертом в заключение. Ордерик пишет, что Генри сторожил епископ Одо в Байё, а Уильям Малмсберийский и Роберт де Ториньи – что где-то в Руане. Весной, через полгода, Генри был отпущен восвояси. Ордерик также упоминает, что из Англии Генри вернулся в компании Роберта де Беллема, и именно поэтому его брат-герцог запаниковал. Учитывая репутацию де Беллема (быть верным только собственной выгоде), у герцога Роберта были все основания полагать, что тот заключил военный союз с Руфусом.
Но вообще-то вскоре у Роберта появилось ещё больше оснований для разочарования в «товарищах по оружию». То, что Руфус явится в Нормандию с ответным военным «визитом», сомнению не подлежало, этого требовал кодекс чести правителя, на которого было совершено нападение. Короля играет свита – в том смысле, что ни Вильгельм, ни Роберт не могли вести себя совершенно независимо, махнув рукой на претензии и чаяния окружающих их баронов. Роберт не мог показать кукиш дядюшке Одо, который объявил ему, что «мы тут делаем тебя королем Англии, пришли-ка войско». Руфус не мог не ответить вторжением на вторжение, потому что в противном случае его бароны потеряли бы все свои владения в Нормандии, и угадайте, сколько часов бы он прожил после принятия неправильного решения. Не говоря уж о принятом коде поведения оскорбленного правителя.
В случае с Вильгельмом Руфусом и Робертом Нормандским, приправой к обычным дипломатическим маневрам было то, что они были братьями, не питавшими друг к другу неприязни. И то, что самые крупные подданные одного были зачастую подданными и другого. Всё, что Руфус мог сделать – это обеспечить себе бескровное продвижение в Нормандии, купив лояльность тамошних владельцев замков. Всё, что мог сделать Роберт – это обставить предстоящую процедуру братания с подобающим герцогу достоинством. Вполне возможно, для Роберта стало шоком, насколько приветливо его бароны распахивали свои замки навстречу королю Англии. Скорее всего – стало. Но он неплохо справился, собственно.
@темы: Robert Curthose
-
-
28.05.2018 в 14:17А из какого кина такой клёвый Роберт?))
-
-
28.05.2018 в 14:36-
-
28.05.2018 в 14:40-
-
28.05.2018 в 14:47-
-
28.05.2018 в 14:48Сериал "Викинги" www.kinopoisk.ru/film/vikingi-2013-682255/
Клайв Стенден в роли герцога Ролло(н)а он же Роберт I Нормандский.
-
-
28.05.2018 в 14:55-
-
28.05.2018 в 14:58-
-
28.05.2018 в 15:38-
-
28.05.2018 в 19:34-
-
28.05.2018 в 21:04