Роберт Куртгёз - инструкция к тому, как вырыть себе яму

[MirrinMinttu]

Heinrich V. und Papst Paschalis


Роберт Нормандский и Генри I Английский были, конечно, братьями. Но, при этом, один был правителем герцогства, а другой королем. То есть, просто так заскочить на огонек друг к другу они не могли, даже если бы сильно этого хотели. Правители ведь, по протоколу, путешествуют с эскортом, да и вообще... Наверное, был какой-то обходной путь для огибания формальностей по разрешению въезда и выпуска охранной грамоты. Например, назваться титулом какого-нибудь сеньора одного из своих владений. Но это могло бы помочь, если правители были между собой в достаточно дружественных отношениях.

Как понимаю, между Вильгельмом Руфусом и его братом Робертом формальности были соблюдены только раза два, когда речь шла именно об армейских походах с намеком на возвожные военные действия. А так Руфус довольно спокойно мотался в Нормандию и по Нормандии, как лорд своих поместий, и никого это не беспокоило. Потому что в их договорах этот момент был отдельно решен предварительно.

Но Генри был Генри. Во-первых, его всё-таки точил червячок осознания, что трон он занял не по праву. И хотя к 1103-му году никакой нормальный лорд и в кошмарном сне не хотел бы поменять его на герцога Роберта, неуверенность осталась. Во-вторых, Генри всегда был человеком, старающимся выжать любую выгоду из любой ситуации. Политика, ничего личного. Свести такой подарок судьбы, как нахождение практически беззащитного герцога Нормандии на своей территории, к посиделкам за бутылкой он не собирался.

Высадившийся в Саутгемптоне только с личной охраной Роберт был встречен Робертом де Мёланом, который объявил ему, что только вежливость его величества не позволяет ему, Роберту де Мёлану, немедленно арестовать и посадить под замок вторгнувшегося на территорию суверенного государства герцога. Роберт растерянно оглянулся на безмолвно стоявшие за ним «силы вторжения», числом человек в тридцать, и развел руками. Практически под конвоем его доставили к брату, где Генри, в первую очередь, энергично обвинил Роберта в нарушении Алтонского договора. По договору, Роберт был обязан воевать с дю Беллемом, а он заключил с врагом его величества мир! Роберт снова развел руками и попытался объяснить, при каких обстоятельствах этот мир у него выкрутили, но Генри был непреклонен.

По логике короля, подобное нарушение договора можно было компенсировать только одним способом – отказом от злосчастных 3000 серебряных марок. Психологически интересный момент здесь в том, как именно у Роберта выкрутили отказ. Генри, по-видимому, совершенно ясно понимал, что поступает с Робертом отвратительно, и что понимания своему поведению он среди лордов не найдёт. Поэтому он ханжески прикрылся в этом деле помощью королевы.

Дэвид пишет, что дочь Генри и Матильды (будущая "императрица Матильда" была крестницей Роберта. Так что принимала Роберта как гостя именно Матильда, и принимала достойно – как родственника соответствующего ранга. И требование короля относительно отказа от 3000 марок было представлено именно ею как просьба, как добровольный подарок крестнице, но этот финт не обманул, собственно, никого. Особенно постыдным его заклеймил поэт Вас, Уильям из Малмсбери намекнул, что, на самом деле, Роберт явился к брату по-простому потому, что у него было когда-то отправленное его братом приглашение. Очевидно, оно было отправлено, когда Роберта попросили стать крестным маленькой Матильды. То есть, в начале 1102 года. И только Ордерик старательно оправдывал Генри.

Что касается Роберта, то встреча, устроенная Генри, должна была открыть ему глаза на истинный характер их отношений. Но что он мог сделать, находясь во власти брата на его территории? Только добиться хоть чего-то (решения в пользу де Варенна) и унести благополучно ноги. Если бы Роберт только смог сделать в тот момент величайшее усилие над собой, и унес бы ноги в неизвестном направлении! В конце концов, опыт странствующего рыцаря у него уже был. Но бедняга безропотно вернулся в Нормандию, где у него уже практически не осталось друзей.

По иронии судьбы, его единственным союзником оказался тот самый дю Беллем. Дю Беллему было важно легально находиться в Нормандии под формальной защитой герцога Нормандии, поэтому Роберт был ему просто-напросто необходим. А у Роберта Нормандского больше не было никого, кому он был бы нужен. И именно этот вынужденный союз двух ненавидящих друг друга людей стал для герцога шагом в бездну. Потому что против него поднялась вся церковь Нормандии. Церковь вообще считала, что Роберт, раскидывающий деньги и земли направо и налево, пожертвовал ей слишком мало. А уж когда часть церковных угодий оказалась отданной дю Беллему, который жег церкви с таким бесстрастием, словно перед ним были стога сена, высшее духовенство Нормандии стало сговариваться с королем Англии.

Последней каплей для церкви Нормандии стал конфликт герцога с аббатством Сен-Пьер-сюр-Див. Когда там умер аббат, герцог продал абатство за 145 серебряных марок некоему монаху из Сен-Дени, которого Ордерик называет Робертом. Это несколько странно, потому что монахи носили, насколько я знаю, старомодно-латинские имена, да и вообще, бывших монахов не бывает, а от монаха не потерпели бы того, что этот «Роберт» утворил: выставил смиренную братию аббатства на все четыре стороны, продал всё ценное, что в аббатских реликвариях нашлось, нанял на эти деньги себе челядь, и стал жить бароном. Думаю, что этот «Роберт» был не монахом, а мирянином на какой-то церковной должности, именно против таких и была затеяна церковная реформа, проталкиваемая Ансельмом в Англии.

Другой крупный конфликт между интересами герцога и интересами церкви приключился в Лизьё, где умер епископ. Небезызвестный нам Ранульф Фламбард сначала протащил на вакантную должность своего брата. Который, формально, не был для неё компетентен, потому что не владел письменной латынью. Но поскольку новый епископ умер через несколько месяцев (и, возможно, никто против него не возражал, по большому счету), протест против назначения сделан не был. И на освободившееся от брата место Фламбард протолкнул своего сына. И всё бы ничего, если бы молодой человек не был несовершеннолетним. Собственно, ему было всего 12 лет. Более того, Фламбард протолкнул в указе о назначении параграф, что если и этот епископ умрет, то его место займет другой сын Фламбарда, который был ещё младше. Естественно, фактическую работу епископа взялся делать сам Фламбард – в качестве управляющего.

Зная Фламбарда, гения эффективного управления, можно предположить, что он просто положил перед герцогом расчеты, насколько обогатится герцогская казна от такого своеобразного распределения должностей. Вот только церковь, как организация, пришла в полную ярость от того, что герцог назначил на должность епископа ребёнка. Это был удар по престижу, не говоря о том, что каждый знатный дом герцогства имел членов своего семейства в церковной иерархии, и место епископа для многих из них было бы венцом карьеры. А тут, понимаете, Фламбард со своим малолетним бастардом.

Тем не менее, для нанесения ответного удара церкви понадобилось время. Для наступления на Фламбарда нужен был лидер, который сумеет заставить герцога себя услышать. А повязанность епископов со светской политикой делала практически любого из них уязвимым для защиты Фламбарда. Тем более что у каждого уважающего себя церковника были свои люди в курии Святейшего Престола, лоббирующие его интересы, и лобби Фламбарда с давних времен было одним из сильнейших. Значит, давить надо было на герцога Роберта. В общем и целом, в самой Нормандии такой фигуры попросту не нашлось.

Для этой задачи был выбран епископ Шартра, Иво. По нескольким причинам. Во-первых, происхождения он был не знатного, и никакой большой дом со своими амбициями за ним не стоял. То есть, он был фигурой условно нейтральной. Во-вторых, будучи парнем неглупым, он с самого начала засел всерьез за книги, стал учиться сам, потом начал писать философские трактаты, и преподавать в школе августинского аббатства Сен-Квентин в Бовэ. Вскоре он стал котироваться как лучший учитель во всей Франции, и слава его школы разнеслась «по всему христианскому миру», как говорится. По Франции – точно, и этот факт обратил взгляд Адели Блуасской на Иво, для которого она стала покровительницей на долгие годы.

В-третьих, у Иво на тот момент было самое сильное лобби в папской курии, о чем говорят провернутые им проекты значительной степени сложности. Всё началось, очевидно, в 1094 году, когда Иво Шартрский, вместе с папским легатом Гуго де Ди, отлучил короля Франции Филиппа I от церкви – за брак с Бертрадой де Монфор. В 1101 году, он добивается отстранения вновьизбранного епископа Бовэ Этьена, а в 1104 году расторгает брак Гуго Шампанского и дочери Филиппа I по столь любимой церковью статье «близкое родство». В общем, такому зубастому типу, как этот вылезший в самые верха церковной иерархии разночинец, какой-то там герцог Нормандии был бы легкой закуской. И Роберт это понял. Поэтому, когда Иво в 1105 году обратил свой гневный взгляд на Нормандию, Фламбарду с сыновьями пришлось оттуда срочно ретироваться. Действовал Иво Шартрский, конечно, не прямо, а через нормандского епископа Эврё, но ни для кого не было секретом, откуда пошла волна на герцога Роберта.

Но понимаете, есть вопросы, решение которых приносят заинтересованным сторонам только новые и новые неприятности. Вот так и с этим местом епископа Лизьё. Церковники теперь сами избрали туда епископа, но тут вдруг выяснилось, что архиепископ Руана, Вильям Бона Анима, который должен посвятить нового епископа, сам находится под отлучением от церкви. Не спрашивайте, как такое было возможно, и как об этом было можно забыть. В общем, Иво посоветовал выборному епископу ехать в Рим, и там утрясать все формальности. А в Нормандии, как только ситуация утихла, Фламбард подкупил герцога Роберта, и продвинул на освободившуюся должность епископа Эврё одного из своих клерков, Вильгельма де Пэси.

В данном случае Иво Шартрский зашел так далеко, что напрямую пригрозил епископу Руана, что еслии только тот попробует данное назначение утвердить, все его «грязные делишки» станут известны самому папе. Он, Иво, это обещает. Ладно, Вильгельма де Пэси вызвали в Руан. И там он, с деланной наивностью, заявил, что его избрание не было ни подарком герцога, ни результатом выборов. Наивность этого деятеля не спасла, и он был отправлен прямиком в Рим, где его осудили за симонию – покупку церковной должности за деньги. И вся эта активность не спасла высшие церковные эшелоны Нормандии от кляузы Иво Шартрского папе.

Разумеется, у папы Паскаля и герцога Роберта Нормандского шла ещё и прямая переписка, причем все время после возвращения герцога-крестоносца в Нормандию. Но тут следует понимать, что целью папы вовсе не была справедливость и мир во всем мире. Папа был таком же политиком, как глава любого государства, и в этой должности преследовал ту же цель, что и глава государства – суверенность и влиятельность, а также богатство. Хладнокровный Генри I это понимал, а непростительно наивный в политических делах герцог Роберт – нет. Соответственно, даже когда папа хотя бы очень формально и нехотя поддерживал Роберта (как в 1101 году, в вопросе об английской короне), на деле Святейший Престол всегда становился на сторону короля Генри, который всегда умел сделать вовремя уступки в вопросах о выборе епископов, тогда как Роберт упрямо твердил, что вручение выбранному им самим епископу кольца и посоха из его, герцога, рук является его наследственным правом и, соответственно, обязанностью.

Увы, в мире существует закон, который действовал всегда и будет продолжать действовать, покуда существует человечество: чтобы качать права, надо иметь ресурсы. Надо быть доказанно ценным на своем конкретном месте для тех, кто обладает возможностями усилить или ослабить твою котировку. А уж сама котировка зависит от многих факторов, учитывающих и финансовые возможности, и способности поладить с другими игроками, и связи, и потенциал. По этой шкале, в глазах Святейшего Престола однозначно лидировал хладнокровный, быстрый, богатый Генри, всегда готовый обсудить любой проект не эмоционально, а с точки зрения выгоды. И чем больше Роберт Нормандский, обедневший и слабый, неумелый правитель, отстаивал свои права, тем ниже падала его котировка на политическом рынке Европы.

@темы: Robert Curthose

Comments

[серафита]

Ой вилізу я на гору високую-високую, ой викопаю я яму глибокую-глибокую... Та гляну на ту яму — ой боже ж мій боже! Хто ж мені ту яму засипать поможе??! (с), народный фольклор в лице моей бабушки. Вот это точно Роберт.

[MirrinMinttu]

серафита, никто и не помог. Вообще, история его печальна, но поучительна тем, что на ней отчетливо видна кухня политики того времени. И значение личности в истории, так сказать. Фламбард при Руфусе шустрил на благо королевской казны, к полному удовольствию обоих. У меня о Фламбарде создалось впечатление, что он был ярко выраженным трудоголиком, так что его инстинкты просто надо было направить в нужное русло. А вот в Нормандии... Он был умный, он не мог не видеть, что его прожекты с Робертом тянут Роберта на дно. Но на Роберта ему было начхать, потому что тот не был лидером, и решительно никакой ценности для Фламбарда не составлял.

[серафита]

MirrinMinttu, не тот брат.
Падающего — подтолкни.

[MirrinMinttu]

серафита, не без этого, но ещё и пример, что успешные люди (Фламбард) абстрактно-хорошими не бывают. Что заставляет задуматься о заключениях "это было не в его характере".

[Яртур]

Я благодарная, но молчаливая галлюцинация.

[MirrinMinttu]

Яртур,