Do or die
Генри Английский обкладывал брата со всех сторон не только на внешне-, но и на внутриполитическом фронте. Честно говоря, много усилий для того, чтобы простимулировать нормандских лордов к ещё более бесстыдной коррупции чем та, к которой они привыкли, прикладывать было и не нужно. Но королю Англии было необходимо и подготовить общественное мнение к своему вторжению в Нормандию, и создать там заранее определенный круг влиятельных вельмож, полностью обязанных ему, Генри I Английскому. Опять же, ему не пришлось с нуля создавать группу недовольных, ему было достаточно определить для себя потенциальных врагов, и поддержать врагов этих врагов.

читать дальшеНапример, было совершенно очевидно, что Роберт дю Беллем представляет для планов короля первостепенную опасность. Он был слишком богат и силен, слишком агрессивен, и действовал только согласно своей собственной, непонятной нормальным людям, шкале ценностей. Для Генри I дю Беллем, стало быть, был ценен вдвойне. Во-первых, у дю Беллема была масса врагов, с которыми можно было против него подружиться. Во-вторых, из всех лордов Нормандии только у дю Беллема была серьезная причина поддерживать герцога Роберта всеми силами. Стало быть, самого Роберта Куртгёза было легко окончально дискредитировать именно личностью подобного союзника – «друг моего врага – мой враг».
В качестве примеров создания «своих» лордов можно вспомнить и упомянутого уже выше бастарда де Бретейла, за которого Генри отдал свою дочь, и аналогично взятого в зятья Ротру де Мортана, товарища герцога Роберта по крестовому походу. За де Мортана была отдана очередная внебрачная дочь короля, Матильда, за которой, несомненно, полагалось симпатичное приданое. Сделав де Мортана зятем, Генри убил двух мух одним ударом – и отлучил де Мортана от брата, которого тот изначально поддерживал, и использовал в качестве стимула его враждебность к дю Беллему (и де Мортан таки стал, в конце концов, сеньором Беллема, ну и, заодно, графом Перша Ротру III Великим – он был наследником).
Ральф III Коншский совершено не был другом Генри Английского, потому что после смерти Вильгельма Руфуса кинулся, первым делом, грабить земли английских лордов, имеющих собственность в Нормандии (под раздачу попал Роберт де Мёлан). Тем не менее, когда в 1102 году умер отец этого Ральфа, король Англии пригласил его в Англию, вступить во владения английским имуществом отца, да заодно и жениться на богатой наследнице – Аделизе, дочери 1-го графа Нортумбрии Вальтеофа и племянницы Завоевателя. Излишне говорить, что за Ральфом потянулась вереница других, изначально не уверенных в отношении к ним Генри.
К началу 1104 года, у Генри I Английского была полная поддержка церкви Нормандии и знати Нормандии. У него были в Нормандии замки Донфрон и несколько – в Котантене. Донфрон он сохранил за собой по алтонскому договору, сославшись на то, что у него с жителями города есть совсем особые связи, ведь они сами позвали его, когда он был, можно сказать, гол и бос и в контрах с братьями. А замки Котантена его величество просто не соизволил сдать, хотя и должен был, по тому же договору.
Но совсем рядом, в Корнуолле, у Генри была своя заноза – граф Корнуолла и Мортена Вильгельм, сын единоутробного брата самого Завоевателя. То есть, королю он приходился кузеном. Генри он, тем не менее, никогда не поддерживал, переняв от от отца убеждение, что всем наследством Завоевателя должен управлять старший сын. Но кузен есть кузен, просто так его, за компанию с дю Беллемом, из Англии было не выставить, так что Генри стиснул зубы и стал ждать. Как только он был готов к войне в Нормандии, он послал Вильгельма де Мортена к герцогу Роберту по какому-то вопросу в своих интересах. Ожидаемо, де Мортен стал действовать скорее в интересах герцога, чем короля, и Генри немедленно объявил его лишенным всяких титулов и имущества в Англии. В его отсутствии. Элегантно, не так ли?
Одновременно, шла менее заметная работа по подкупу нормандских баронов и укреплению гарнизонов королевских крепостей наемниками, но это было обычной практикой, почти рутиной.
Ордерик, впрочем, утверждает, что Генри побывал в Нормандии и сам, проведя что-то вроде репитиции вторжения, но без военных действий. Он просто прибыл с флотом, был восторженно встречен Робертом де Мёланом, Ричардом Честерским, Стефаном Омальским, Генри д’Э, Ротру де Мортаном, Робертом Фиц-Хамоном, Робертом де Монфортом, Ральфом де Мортимером, и многими, многими другими. Английская партия в Нормандии была настолько сильна, что Генри вызвал старшего брата на конференцию, где отчитал его как мальчишку. Герцогу снова припомнили мир с дю Беллемом, абсолютную неспособность подавить деятельность банд, терроризирующих дороги и деревни, разбазаривание доходов герцогства в пользу всяких недостойных типов, и объявили, что герцог Роберт недостоен ни своего титула, ни роли заботливого пастуха своего беззащитного стада, которое он бросил на растерзание безжалостным волкам.
И Роберт даже не возмутился. Он униженно признавал вину, валил всё на плохое окружение, просил прощения, и, в качестве вишенки на торт братику, предложил отказаться от оммажа д’Эврё в пользу Генри, на что тот милостиво согласился. То есть, всё графство д’Эврё, со всеми своими вассалами, перешло под руку английского короля. А Генри вернулся в Англию полностью убежденным, что генцогство брата готово упасть в его руки.
Правда, стоит заметить, что про этот вояж 1104 года и связанные с ним события писал только Ордерик и никто другой. Хотя передача крупного графства под власть другого государя должно была бы остаться в летописях или рассказах Нормандии. Тем не менее, конец 1104 и начало 1105 годов отмечено беспрецедентной даже для привыкшей ко всему Нормандии вспышкой насилия. Допустим, рейды Роберта дю Беллема и Вильгельма де Мортена против записных сторонников Генри Английского в дополнительном поводе не нуждались, но именно в тот период они приняли такие масштабы, что из Нормандии во Францию побежали крестьяне. И вдруг нехорошо активизировался Роберт Фиц-Хамон.
Тот самый преданный Вильгельму Руфусу Фиц-Хамон, обливавший слезами бездыханное тело убитого на охоте короля. Он стал грабить и жечь окрестности Бессена с таким старанием, что понадобились соединенные силы Готье д’Онэ и Реджинальда де Варенна из Байё и Кана одновременно, чтобы окружить Фиц-Хамона в Секвиль-ан-Бессене. Фиц-Хамон укрылся в местной церкви, но такие уж были тогда нравы, что д’Онэ и де Варенн церковь просто-напросто подожгли. Роберт Фиц-Хамон был взят в плен, и его освобождение стало формальным предлогом, под которым Генри I Английский начал в 1105 году вторжение в Нормандию.
Трогательно, но наводит, опять же, на нехорошие мысли относительно обстоятельств смерти Вильгельма Руфуса. В конце концов, «виноват дворецкий» - это классика жанра, и с чего-то она пошла. То, что Фиц-Хамон, отнюдь не мальчик и не невежа в военном деле, дал полностью отрезать себя от окружения и арестовать, выглядит довольно подозрительно. Как и то, что он внезапно так воспылал к королю Генри, которого подозревали в организации убийства Руфуса уже тогда.
Теперь возникает вопрос, насколько можно доверять описаниям ситуации в Нормандии под герцогом Робертом, и действительно ли он был таким придурком, каким возникает на страницах летописи Ордерика. Дэвид, похоже, считает, что безоглядно доверять Ордерику нельзя уже потому, что он писал прицельно для короля, и ни о какой беспристрастности в подобном опусе речи быть не может. Скорее всего, описываемые Ордериком беспорядки и бедствия имели место быть в менее драматических масштах, и не глобально, а очень локально – в Се, Бессене и Котантене.
Да и Нормандия вовсе не была готова свалиться в руки заканальному «спасителю». Не говоря о том, что дю Беллем с де Мортеном обладали огромными военными ресурсами, у герцога вполне хватало преданных ему нормандских баронов, находящихся на ключевых постах. Роберт де Стютевилль в Пей-де-Ко (а это – Гавр, Дьепп, Фекан, Ивто, Этрета́
, Ги де Нонан (Руан), Готье д’Онэ (Байё), Реджинальд де Варенн (брат английского де Варенна, Бельанкомбр) и Ангерран де Лэси (Кан), а также Вильгельм Конверсанский. И все же, Роберт Нормандский уповал, в основном, на свои крепости, которые именно в тот момент активно укреплял, а что касается военных сил, то для того и были наемники.
Если верить Дэвиду, Нормандию у Роберта отняло не предательство аристократии, а предательство буржуа, с налогов на которых предполагалось и укреплять крепости, и нанимать наемников. Возможно. Во всяком случае, нормандец Вас, похоже, придерживался именно этого мнения. Государство, из которого в критический момент начинают разбегаться те, кто его кормит, и те, на доходы от чьих налогов оно сущестует, долго функционировать не может. Я также согласна с Дэвидом, что описание визита Генри Английского в 1104 году в Нормандию просто выдумано Ордериком. Было вполне в характере Роберта удалиться домой из неприятной для него ситуации, как это получилось, когда он понял, что его брат Вильгельм совершенно не собирается выполнять выжатых у него Малькольмом Шотландским условий договора, за который Роберт считал себя ответственным. Но Роберт никогда не был склонен к самоуничижению на своей территории. А Генри не мог быть так глуп, чтобы отчитывать суверенного властелина за манеру управлять его собственностью. Пассаж же о пастыре и волках с головой выдает церковника.
Но всё это детали, а в сухом остатке мы имеем факт, что к концу 1104 года король Англии Генри I полностью подготовился к завоеванию Нормандии, выиграв на свою сторону духовенство, нейтрализовав возможных внешних союзников герцога, скупив в герцогстве брата всех, готовых продаться, и обезопасив себя от удара в спину со стороны неблагонадежных лордов.

читать дальшеНапример, было совершенно очевидно, что Роберт дю Беллем представляет для планов короля первостепенную опасность. Он был слишком богат и силен, слишком агрессивен, и действовал только согласно своей собственной, непонятной нормальным людям, шкале ценностей. Для Генри I дю Беллем, стало быть, был ценен вдвойне. Во-первых, у дю Беллема была масса врагов, с которыми можно было против него подружиться. Во-вторых, из всех лордов Нормандии только у дю Беллема была серьезная причина поддерживать герцога Роберта всеми силами. Стало быть, самого Роберта Куртгёза было легко окончально дискредитировать именно личностью подобного союзника – «друг моего врага – мой враг».
В качестве примеров создания «своих» лордов можно вспомнить и упомянутого уже выше бастарда де Бретейла, за которого Генри отдал свою дочь, и аналогично взятого в зятья Ротру де Мортана, товарища герцога Роберта по крестовому походу. За де Мортана была отдана очередная внебрачная дочь короля, Матильда, за которой, несомненно, полагалось симпатичное приданое. Сделав де Мортана зятем, Генри убил двух мух одним ударом – и отлучил де Мортана от брата, которого тот изначально поддерживал, и использовал в качестве стимула его враждебность к дю Беллему (и де Мортан таки стал, в конце концов, сеньором Беллема, ну и, заодно, графом Перша Ротру III Великим – он был наследником).
Ральф III Коншский совершено не был другом Генри Английского, потому что после смерти Вильгельма Руфуса кинулся, первым делом, грабить земли английских лордов, имеющих собственность в Нормандии (под раздачу попал Роберт де Мёлан). Тем не менее, когда в 1102 году умер отец этого Ральфа, король Англии пригласил его в Англию, вступить во владения английским имуществом отца, да заодно и жениться на богатой наследнице – Аделизе, дочери 1-го графа Нортумбрии Вальтеофа и племянницы Завоевателя. Излишне говорить, что за Ральфом потянулась вереница других, изначально не уверенных в отношении к ним Генри.
К началу 1104 года, у Генри I Английского была полная поддержка церкви Нормандии и знати Нормандии. У него были в Нормандии замки Донфрон и несколько – в Котантене. Донфрон он сохранил за собой по алтонскому договору, сославшись на то, что у него с жителями города есть совсем особые связи, ведь они сами позвали его, когда он был, можно сказать, гол и бос и в контрах с братьями. А замки Котантена его величество просто не соизволил сдать, хотя и должен был, по тому же договору.
Но совсем рядом, в Корнуолле, у Генри была своя заноза – граф Корнуолла и Мортена Вильгельм, сын единоутробного брата самого Завоевателя. То есть, королю он приходился кузеном. Генри он, тем не менее, никогда не поддерживал, переняв от от отца убеждение, что всем наследством Завоевателя должен управлять старший сын. Но кузен есть кузен, просто так его, за компанию с дю Беллемом, из Англии было не выставить, так что Генри стиснул зубы и стал ждать. Как только он был готов к войне в Нормандии, он послал Вильгельма де Мортена к герцогу Роберту по какому-то вопросу в своих интересах. Ожидаемо, де Мортен стал действовать скорее в интересах герцога, чем короля, и Генри немедленно объявил его лишенным всяких титулов и имущества в Англии. В его отсутствии. Элегантно, не так ли?
Одновременно, шла менее заметная работа по подкупу нормандских баронов и укреплению гарнизонов королевских крепостей наемниками, но это было обычной практикой, почти рутиной.
Ордерик, впрочем, утверждает, что Генри побывал в Нормандии и сам, проведя что-то вроде репитиции вторжения, но без военных действий. Он просто прибыл с флотом, был восторженно встречен Робертом де Мёланом, Ричардом Честерским, Стефаном Омальским, Генри д’Э, Ротру де Мортаном, Робертом Фиц-Хамоном, Робертом де Монфортом, Ральфом де Мортимером, и многими, многими другими. Английская партия в Нормандии была настолько сильна, что Генри вызвал старшего брата на конференцию, где отчитал его как мальчишку. Герцогу снова припомнили мир с дю Беллемом, абсолютную неспособность подавить деятельность банд, терроризирующих дороги и деревни, разбазаривание доходов герцогства в пользу всяких недостойных типов, и объявили, что герцог Роберт недостоен ни своего титула, ни роли заботливого пастуха своего беззащитного стада, которое он бросил на растерзание безжалостным волкам.
И Роберт даже не возмутился. Он униженно признавал вину, валил всё на плохое окружение, просил прощения, и, в качестве вишенки на торт братику, предложил отказаться от оммажа д’Эврё в пользу Генри, на что тот милостиво согласился. То есть, всё графство д’Эврё, со всеми своими вассалами, перешло под руку английского короля. А Генри вернулся в Англию полностью убежденным, что генцогство брата готово упасть в его руки.
Правда, стоит заметить, что про этот вояж 1104 года и связанные с ним события писал только Ордерик и никто другой. Хотя передача крупного графства под власть другого государя должно была бы остаться в летописях или рассказах Нормандии. Тем не менее, конец 1104 и начало 1105 годов отмечено беспрецедентной даже для привыкшей ко всему Нормандии вспышкой насилия. Допустим, рейды Роберта дю Беллема и Вильгельма де Мортена против записных сторонников Генри Английского в дополнительном поводе не нуждались, но именно в тот период они приняли такие масштабы, что из Нормандии во Францию побежали крестьяне. И вдруг нехорошо активизировался Роберт Фиц-Хамон.
Тот самый преданный Вильгельму Руфусу Фиц-Хамон, обливавший слезами бездыханное тело убитого на охоте короля. Он стал грабить и жечь окрестности Бессена с таким старанием, что понадобились соединенные силы Готье д’Онэ и Реджинальда де Варенна из Байё и Кана одновременно, чтобы окружить Фиц-Хамона в Секвиль-ан-Бессене. Фиц-Хамон укрылся в местной церкви, но такие уж были тогда нравы, что д’Онэ и де Варенн церковь просто-напросто подожгли. Роберт Фиц-Хамон был взят в плен, и его освобождение стало формальным предлогом, под которым Генри I Английский начал в 1105 году вторжение в Нормандию.
Трогательно, но наводит, опять же, на нехорошие мысли относительно обстоятельств смерти Вильгельма Руфуса. В конце концов, «виноват дворецкий» - это классика жанра, и с чего-то она пошла. То, что Фиц-Хамон, отнюдь не мальчик и не невежа в военном деле, дал полностью отрезать себя от окружения и арестовать, выглядит довольно подозрительно. Как и то, что он внезапно так воспылал к королю Генри, которого подозревали в организации убийства Руфуса уже тогда.
Теперь возникает вопрос, насколько можно доверять описаниям ситуации в Нормандии под герцогом Робертом, и действительно ли он был таким придурком, каким возникает на страницах летописи Ордерика. Дэвид, похоже, считает, что безоглядно доверять Ордерику нельзя уже потому, что он писал прицельно для короля, и ни о какой беспристрастности в подобном опусе речи быть не может. Скорее всего, описываемые Ордериком беспорядки и бедствия имели место быть в менее драматических масштах, и не глобально, а очень локально – в Се, Бессене и Котантене.
Да и Нормандия вовсе не была готова свалиться в руки заканальному «спасителю». Не говоря о том, что дю Беллем с де Мортеном обладали огромными военными ресурсами, у герцога вполне хватало преданных ему нормандских баронов, находящихся на ключевых постах. Роберт де Стютевилль в Пей-де-Ко (а это – Гавр, Дьепп, Фекан, Ивто, Этрета́

Если верить Дэвиду, Нормандию у Роберта отняло не предательство аристократии, а предательство буржуа, с налогов на которых предполагалось и укреплять крепости, и нанимать наемников. Возможно. Во всяком случае, нормандец Вас, похоже, придерживался именно этого мнения. Государство, из которого в критический момент начинают разбегаться те, кто его кормит, и те, на доходы от чьих налогов оно сущестует, долго функционировать не может. Я также согласна с Дэвидом, что описание визита Генри Английского в 1104 году в Нормандию просто выдумано Ордериком. Было вполне в характере Роберта удалиться домой из неприятной для него ситуации, как это получилось, когда он понял, что его брат Вильгельм совершенно не собирается выполнять выжатых у него Малькольмом Шотландским условий договора, за который Роберт считал себя ответственным. Но Роберт никогда не был склонен к самоуничижению на своей территории. А Генри не мог быть так глуп, чтобы отчитывать суверенного властелина за манеру управлять его собственностью. Пассаж же о пастыре и волках с головой выдает церковника.
Но всё это детали, а в сухом остатке мы имеем факт, что к концу 1104 года король Англии Генри I полностью подготовился к завоеванию Нормандии, выиграв на свою сторону духовенство, нейтрализовав возможных внешних союзников герцога, скупив в герцогстве брата всех, готовых продаться, и обезопасив себя от удара в спину со стороны неблагонадежных лордов.
@темы: Robert Curthose
snou_white, нельзя не признать. Если смотреть с английской стороны. Но иметь такого братца удовольствие ещё то.