Do or die
Уже в 1118 году Англосаксонские хроники отметили, что король находится в состоянии стресса из-за волнений в Нормандии, потому что, с одной стороны, его предавали собственные подданные, которых он очень старался приручить, и с другой стороны, платить за проблемы в Нормандии приходилось Англии, которая к такой системе не привыкла. Учитывая, что власти норманнов в Англии было всего-то чуть больше 50 лет, подобного расточительства Генри I себе позволить просто не мог.

Битва при Бремюле
читать дальшеТем не менее, худшее было впереди. Попытка Джулианы застрелить отца была естественной реакцией несчастной матери, желающей отомстить за изуродованных дочерей. Это было понятно, и, рискну предположить, даже ожидаемо. Но заговор в собственном штате короля был уже грозным предупреждением. Инициатором заговора был сам казначей короля, это известно. Но вот кто именно? Об эпизоде с заговором пишут и аббат Сюжер из Сен-Дени, и Уильям Малмсберийский, причем Сюжер не назывет имени, зато елейно-ехидно отмечает, что в великой своей милости король не повесил виновного, который, несомненно, заслуживал казни, а «всего лишь» ослепил и кастрировал (аббат был одноклассником короля Франции, и не испытывал симпатий к выскочке, правившем в Нормандии). А вот Уильям Малмсберийский зацепку дает, он пишет, что этот казначей был низкого рождения и возвышен до своего поста самим королем. Единственным таким казначеем, пишет Холлистер, был некий Герберт, так что речь может идти только о нем. Есть и другие косвенные доказательства, но кто нам с вами это беззвестный Герберт?
В результате последовавших буквально друг за другом подтверждений делом, что его величество слишком уповал на слова и договоры, король стал весьма нервным. Или просто чрезвычайно осторожным. Во всяком случае, места его ночевок теперь были ежевечерним сюрпризом для двора, и спал он с мечом и щитом под боком, даже при том, что количество вооруженной стражи было увеличено.
И все-таки, не смотря на пафосность покушений на его жизнь, Генри I держал Нормандию в кулаке железной хваткой. На его стороне было большинство аристократов с обширными владениями по обе стороны канала, и сеть замков, покрывающая всю страну, с гарнизонами из членов familia короля. Это были профессионалы, получающае плату от короля и находящиеся на полном его содержании (см. ”Mercenaries and the familia regis” by Marjorie Chibnall, ”The Military Household of the Norman Kings” by John Prestwich, ”Warfare under the Anglo-Norman Kings 1066-1135” by Stephen Morillo). Безземельные рыцари, всё состояние которых было в их коне и доспехах, лучники, пехотинцы – они, собственно, и закрепили Нормандию за Генри I. Их число не было постоянным. Оно варьировалось от нескольких сотен в мирное время до нескольких тысяч во время военное. Впрочем, были в их рядах и вполне состоятельные отпрыски благородных семейств, желающие таким образом попасть в первые эшелоны власти, и продвинуться за счет королевских подарков и решаемых королем выгодных браков. Да и зарплата была хорошей, чего там.
В принципе, члены familia regis были самыми умелыми и самыми верными королю вояками, но, разумеется, непобедимостью и они не могли обладать. Холлистер напоминает, что братья Роджер и Джон де Сен-Жан очень последовательно сдавали ввсеренные им крепости Фульку Анжуйскому: Алансон, Эврё, Лез-Андели, Ле-Мотт-Готье-де-Клиншан. На основании этого и прочего, Холлистер предупреждает против переноса понятий только на основании перевода с латыни. Он напоминает, что понятие familia regis не тождественно понятию military household. В известном смысле оба понятия смыкаются, но в рядах familia regis не все были военными. Среди них, людей близких к королю, были советники и администраторы, такие, как Томас де Сен-Жан, который, вместе с младшими братьями, иногда командовал отрядами на континенте, но вообще-то был шерифом Оксфордшира. Вдобавок, далеко не все члены familia regis жили на зарплату. Можно смело предположить, что Ранульф Честерский, Дэвид Шотландский, Вильгельм де Варренн действовали как варлорды не из чисто меркантильных соображений (хотя подарки от короля принимали), а из соображений политических. Валеран де Мёлан даже презрительно фыркал в сторону «сиволапой деревенщины» (country bumpkins), живущей на содержании королевской казны.
Сэр Валеран был, конечно, не прав – некоторые представители этой «сиволапой деревенщины» были даже интереснее его самого. Например, Рыжий Ральф из Понт-Эшанфри. Начав военную карьеру с Первого крестового в рядах армии Жискара, продолжил с его сыном Боэмундом Антиохским, и потом примкнул к Генри, который воевал с французами. Он спас Ричарда, внебрачного сына Генри, от французского плена (увы, только чтобы утонуть со спасенным вместе в 1120 году на «Белом корабле»), командовал осадой Эврё, прорубал себе путь через любое поле битвы, и был человеком невообразимой отваги, несомненно сделавшим бы блестящую карьеру, если бы не трагическая гибель на этом проклятом корабле.
В любом случае, совершенно правильно прикинув, что с Людовиком Французским и Фульком Анжуйским он может воевать до бесконечности, не получая никаких плюшек, Генри I решил мириться. Тем не менее, каждый мирный договор – это обстоятельства того человека, с которым ты хочешь договориться. Когда Генри благородно предложил Амори де Монфору признать его права на Эврё, если Амори отдаст ему цитадель, тот только хмыкнул. Он уже сидел в Эврё и в цитадели тоже, и никакого признания со стороны Генри ему было просто не нужно. Но вскоре дела повернулись так, что Фульк Анжуйский заторопился в Иерусалим, и всё завертелось – и дочь он срочно выдал за сына Генри (а ведь тянул с 1113 года!), и приданное толковое за ней дал – спорные территории. Со своей стороны, Генри, по просьбе Фулька, помиловал и восстановил в имущественных правах Роберта Жиро, и наследника Роберта дю Беллема (исключая цитадели).
Выход Фулька из альянса с Амори и Луи VI ослабил, конечно, их позицию, но Луи сидел в Лез-Андели, и Амори в Эврё, на территории Нормандии, и с этим надо было что-то делать. Решив, что – да, надо, Генри ударил по Эврё, сжигая всё на своем пути. Ну и что, что на своей территории, зато всем было страшно, а недовольным Генри стало не до поддержки французов. Епископу Эврё, который находился в лагере Генри, король заявил следующее: «с Божьей помощью, поврежденные церкви мы потом восстановим, ибо с радостью пожертвуем большие суммы из нашей казны, чтобы дома Божьи стали даже лучше чем были». Надо сказать, слово свое он сдержал.
Эврё тогда защищали сводные братья короля Луи - принцы Филипп и Флорус, дети короля Филиппа и Бертрады де Монфор. Естественно, они позвали на помощь Луи. Луи быстро смотался домой за подкреплением, и двинулся на Нойон-сюр-Анделл, где расположился Генри. Генри же, отслушав мессу в Нойон-сюр-Анделл, двинулся на Вексен. Таким образом, оба короля двигались навстречу друг другу, совершенно об этом не подозревая. Французскую армию заметили с высоты Веркливских холмов скауты Генри. Силы Генри состояли из пяти сотен челове, включая его самого, его сыновей-бастардов и лордов, бывших при нем. И, благодаря предупреждению скаутов, он смог их эффективно расположить, лично возглавив отряд пеших рыцарей.
При Луи было около четырех сотен человек, включая сенешаля Франции Гийома де Гарлана, Вильгельма Клито и Элиаса де Сен-Санса, и он почему-то посчитал ниже своего достоинства как-то спланировать свою атаку. В общем, французы полезли со всей дури через первую линию Генри, состоящую из рыцарей, и то ли прорвали её, то ли были пропущены для того, чтобы наткнуться на вторую линию, пешую, и под командованием самого короля. Французы оказались, внезапно для себя, частично окружены. Сам Луи еле унес ноги, оставив противнику, в качестве сувенира, богато убранную лошадь и свой штандарт. Но сам Генри чуть не погиб – его заметил на поле боя уже дважды им помилованный Вильгельм де Криспин, и успел ударить короля мечом по голове прежде, чем Роджер фиц-Ричард де Клер не сбил его с коня. Или это был сам Генри, кто сбил противника – хронисты друг другу противоречат. Короля спас ворот его хауберка. Это был уже четвертый раз за 1118 год, когда он был на волосок от смерти.
Этот довольно беспорядочный инцидент, вряд ли длившийся больше часа, получил название битвы при Бремюле, и в результате его 140 французов были взяты в плен. Всего лишь три рыцаря погибли, потому что партия короля Генри жаждала денег от выкупов противника, а не крови. В сентябре Луи попытался взять реванш, что много и хорошо говорит о его храбрости в тот период, но также много и плохо о его способности вовремя остановиться. Он не смог взять Бретейль, и не посмел разорить Шартр, все жители которого, возглавляемые священниками, встретили его за воротами города со святыми реликвиями. Луи ещё попытался апеллировать в 1119 году к Риму, обвинив Генри в жестоких и кровавых делах (его потрясла судьба дочерей Джулианы), но в Рима за два года сменились трое пап, и у нынешнего, Каликста II (он же Ги Бургундский), руки еле выдерживали груз хлопот и без дрязг между его драгоценными родственничками (внук Аделизы был в родстве с обоими королями). Так что он ограничился привывом к англо-норманнам и французам не обижить друг друга, и на этом дело закончилось.

Битва при Бремюле
читать дальшеТем не менее, худшее было впереди. Попытка Джулианы застрелить отца была естественной реакцией несчастной матери, желающей отомстить за изуродованных дочерей. Это было понятно, и, рискну предположить, даже ожидаемо. Но заговор в собственном штате короля был уже грозным предупреждением. Инициатором заговора был сам казначей короля, это известно. Но вот кто именно? Об эпизоде с заговором пишут и аббат Сюжер из Сен-Дени, и Уильям Малмсберийский, причем Сюжер не назывет имени, зато елейно-ехидно отмечает, что в великой своей милости король не повесил виновного, который, несомненно, заслуживал казни, а «всего лишь» ослепил и кастрировал (аббат был одноклассником короля Франции, и не испытывал симпатий к выскочке, правившем в Нормандии). А вот Уильям Малмсберийский зацепку дает, он пишет, что этот казначей был низкого рождения и возвышен до своего поста самим королем. Единственным таким казначеем, пишет Холлистер, был некий Герберт, так что речь может идти только о нем. Есть и другие косвенные доказательства, но кто нам с вами это беззвестный Герберт?
В результате последовавших буквально друг за другом подтверждений делом, что его величество слишком уповал на слова и договоры, король стал весьма нервным. Или просто чрезвычайно осторожным. Во всяком случае, места его ночевок теперь были ежевечерним сюрпризом для двора, и спал он с мечом и щитом под боком, даже при том, что количество вооруженной стражи было увеличено.
И все-таки, не смотря на пафосность покушений на его жизнь, Генри I держал Нормандию в кулаке железной хваткой. На его стороне было большинство аристократов с обширными владениями по обе стороны канала, и сеть замков, покрывающая всю страну, с гарнизонами из членов familia короля. Это были профессионалы, получающае плату от короля и находящиеся на полном его содержании (см. ”Mercenaries and the familia regis” by Marjorie Chibnall, ”The Military Household of the Norman Kings” by John Prestwich, ”Warfare under the Anglo-Norman Kings 1066-1135” by Stephen Morillo). Безземельные рыцари, всё состояние которых было в их коне и доспехах, лучники, пехотинцы – они, собственно, и закрепили Нормандию за Генри I. Их число не было постоянным. Оно варьировалось от нескольких сотен в мирное время до нескольких тысяч во время военное. Впрочем, были в их рядах и вполне состоятельные отпрыски благородных семейств, желающие таким образом попасть в первые эшелоны власти, и продвинуться за счет королевских подарков и решаемых королем выгодных браков. Да и зарплата была хорошей, чего там.
В принципе, члены familia regis были самыми умелыми и самыми верными королю вояками, но, разумеется, непобедимостью и они не могли обладать. Холлистер напоминает, что братья Роджер и Джон де Сен-Жан очень последовательно сдавали ввсеренные им крепости Фульку Анжуйскому: Алансон, Эврё, Лез-Андели, Ле-Мотт-Готье-де-Клиншан. На основании этого и прочего, Холлистер предупреждает против переноса понятий только на основании перевода с латыни. Он напоминает, что понятие familia regis не тождественно понятию military household. В известном смысле оба понятия смыкаются, но в рядах familia regis не все были военными. Среди них, людей близких к королю, были советники и администраторы, такие, как Томас де Сен-Жан, который, вместе с младшими братьями, иногда командовал отрядами на континенте, но вообще-то был шерифом Оксфордшира. Вдобавок, далеко не все члены familia regis жили на зарплату. Можно смело предположить, что Ранульф Честерский, Дэвид Шотландский, Вильгельм де Варренн действовали как варлорды не из чисто меркантильных соображений (хотя подарки от короля принимали), а из соображений политических. Валеран де Мёлан даже презрительно фыркал в сторону «сиволапой деревенщины» (country bumpkins), живущей на содержании королевской казны.
Сэр Валеран был, конечно, не прав – некоторые представители этой «сиволапой деревенщины» были даже интереснее его самого. Например, Рыжий Ральф из Понт-Эшанфри. Начав военную карьеру с Первого крестового в рядах армии Жискара, продолжил с его сыном Боэмундом Антиохским, и потом примкнул к Генри, который воевал с французами. Он спас Ричарда, внебрачного сына Генри, от французского плена (увы, только чтобы утонуть со спасенным вместе в 1120 году на «Белом корабле»), командовал осадой Эврё, прорубал себе путь через любое поле битвы, и был человеком невообразимой отваги, несомненно сделавшим бы блестящую карьеру, если бы не трагическая гибель на этом проклятом корабле.
В любом случае, совершенно правильно прикинув, что с Людовиком Французским и Фульком Анжуйским он может воевать до бесконечности, не получая никаких плюшек, Генри I решил мириться. Тем не менее, каждый мирный договор – это обстоятельства того человека, с которым ты хочешь договориться. Когда Генри благородно предложил Амори де Монфору признать его права на Эврё, если Амори отдаст ему цитадель, тот только хмыкнул. Он уже сидел в Эврё и в цитадели тоже, и никакого признания со стороны Генри ему было просто не нужно. Но вскоре дела повернулись так, что Фульк Анжуйский заторопился в Иерусалим, и всё завертелось – и дочь он срочно выдал за сына Генри (а ведь тянул с 1113 года!), и приданное толковое за ней дал – спорные территории. Со своей стороны, Генри, по просьбе Фулька, помиловал и восстановил в имущественных правах Роберта Жиро, и наследника Роберта дю Беллема (исключая цитадели).
Выход Фулька из альянса с Амори и Луи VI ослабил, конечно, их позицию, но Луи сидел в Лез-Андели, и Амори в Эврё, на территории Нормандии, и с этим надо было что-то делать. Решив, что – да, надо, Генри ударил по Эврё, сжигая всё на своем пути. Ну и что, что на своей территории, зато всем было страшно, а недовольным Генри стало не до поддержки французов. Епископу Эврё, который находился в лагере Генри, король заявил следующее: «с Божьей помощью, поврежденные церкви мы потом восстановим, ибо с радостью пожертвуем большие суммы из нашей казны, чтобы дома Божьи стали даже лучше чем были». Надо сказать, слово свое он сдержал.
Эврё тогда защищали сводные братья короля Луи - принцы Филипп и Флорус, дети короля Филиппа и Бертрады де Монфор. Естественно, они позвали на помощь Луи. Луи быстро смотался домой за подкреплением, и двинулся на Нойон-сюр-Анделл, где расположился Генри. Генри же, отслушав мессу в Нойон-сюр-Анделл, двинулся на Вексен. Таким образом, оба короля двигались навстречу друг другу, совершенно об этом не подозревая. Французскую армию заметили с высоты Веркливских холмов скауты Генри. Силы Генри состояли из пяти сотен челове, включая его самого, его сыновей-бастардов и лордов, бывших при нем. И, благодаря предупреждению скаутов, он смог их эффективно расположить, лично возглавив отряд пеших рыцарей.
При Луи было около четырех сотен человек, включая сенешаля Франции Гийома де Гарлана, Вильгельма Клито и Элиаса де Сен-Санса, и он почему-то посчитал ниже своего достоинства как-то спланировать свою атаку. В общем, французы полезли со всей дури через первую линию Генри, состоящую из рыцарей, и то ли прорвали её, то ли были пропущены для того, чтобы наткнуться на вторую линию, пешую, и под командованием самого короля. Французы оказались, внезапно для себя, частично окружены. Сам Луи еле унес ноги, оставив противнику, в качестве сувенира, богато убранную лошадь и свой штандарт. Но сам Генри чуть не погиб – его заметил на поле боя уже дважды им помилованный Вильгельм де Криспин, и успел ударить короля мечом по голове прежде, чем Роджер фиц-Ричард де Клер не сбил его с коня. Или это был сам Генри, кто сбил противника – хронисты друг другу противоречат. Короля спас ворот его хауберка. Это был уже четвертый раз за 1118 год, когда он был на волосок от смерти.
Этот довольно беспорядочный инцидент, вряд ли длившийся больше часа, получил название битвы при Бремюле, и в результате его 140 французов были взяты в плен. Всего лишь три рыцаря погибли, потому что партия короля Генри жаждала денег от выкупов противника, а не крови. В сентябре Луи попытался взять реванш, что много и хорошо говорит о его храбрости в тот период, но также много и плохо о его способности вовремя остановиться. Он не смог взять Бретейль, и не посмел разорить Шартр, все жители которого, возглавляемые священниками, встретили его за воротами города со святыми реликвиями. Луи ещё попытался апеллировать в 1119 году к Риму, обвинив Генри в жестоких и кровавых делах (его потрясла судьба дочерей Джулианы), но в Рима за два года сменились трое пап, и у нынешнего, Каликста II (он же Ги Бургундский), руки еле выдерживали груз хлопот и без дрязг между его драгоценными родственничками (внук Аделизы был в родстве с обоими королями). Так что он ограничился привывом к англо-норманнам и французам не обижить друг друга, и на этом дело закончилось.
@темы: Henry I