Do or die
На третьей неделе марта 1137 года, король Стефан решился, наконец, отправиться в Нормандию. Вообще, Нормандия, после смерти короля Генри, мгновенно вернулась в свое естественное состояние территории, на которой местные феодалы воевали друг с другом, простой люд пытался выжить, а администрация старательно делала вид, что её не существует.
![](http://static.diary.ru/userdir/8/4/9/4/849469/86269490.jpg)
Notre-Dame de Rouen
читать дальше
Так что долгом нового короля, по-хорошему, была бы экспедиция в земли дедов по матери сразу после коронации, но Стефан Блуасский никогда не был блестящим стратегом, хотя, за годы брака с Матильдой Булонской, и научился более или менее эффективно управлять порученным. Что необычно для амбициозных людей, не обладающих особыми талантами, Стефан был в курсе пределов своих способностей, и собрал для визита в Нормандию все сливки военных кругов англонорманнов (но не войско, хотя у каждого был с собой приличный военный эскорт).
За одним, разумеется, исключением. Роберт Глостерский отправился в Нормандию сольно, недели через три после короля, причем озаботался отслушать пасхальную мессу 11 апреля в Англии, и снова не появиться на приеме короля по случаю Пасхи. Формально, Роберт всегда безукоризненно вежливо извинялся за свое отсутствие на придворных торжествах, и король Стефан так же безукоризненно вежливо извинения принимал, но оба не верили друг другу ни на грош.
Надо сказать, что Стефан не рисковал, он высадился не как карающая непослушных сила, а как покровитель верных подданных. Отплыв из Портсмута, он причалил в Ла-Хоге, и проследовал в Руан через Кан и Байё. Выбор был не случайным по нескольким причинам. Кан и Байё были центрами власти Роберта Глостерского в Нормандии, а это означало, что управлялись они через закон и порядок, и что традиционный для Нормандии хаос, после смерти короля, этих областей не коснулся. Во-вторых, сам факт, что король Стефан располагался во владениях Роберта Глостерского как у себя дома, хотя хозяин даже не пытался притвориться радушным и вообще отсутствовал, был демонстрацией формальной силы. Причем, демонстрацией, понятной современникам: самый сильный вассал короля не может эффективно противиться своему оверлорду, и для демонстрации своей формальной силы оверлорд даже не будет нуждаться в армии.
Вторым аргументом для выбора маршрута был ещё один очевидный факт, который мог активно не нравиться местным феодалам, но с которым они ничего не могли поделать. Города, аккумулировавшие внутри своих стен благосостояние и дарованные каждым предыдущим правителем привилегии, совершенно не были заинтересованы в войне. Они жили ремеслом и торговлей, и достаточно стабильное состояние государства было основой этой торговли. Поэтому города всегда поддерживали тех, у кого была самая сильная формальная власть, получая взамен покровительство, защиту, и новые привилегии.
Для Стефана, Руан стал главными подмостками его бенефиса в Нормандии. Причем, Адела Блуасская, строгая и требовательная мать, дала своей смертью 8 марта 1137 года повод для трогательного единения её сыновей Тео, Стефана и Генри. Братья сделали множественные дары стратегически важным аббатствам. К слову, Матильда Булонская, коронованная королевой Англии на Пасху 1136 года, была в Нормандии вместе с мужем, что, по-видимому, должно было дать знак подданным, что визит короля носит сугубо мирный характер, и что он рассматривает Нормандию как мирную и поддерживающую его территорию. Тем не менее, весь это визит был не более чем прелюдией к военной операции, которую Стефан мысленно поместил в недалекое будущее: всем и каждому из баронов Нормандии нужно было сделать совершенно ясным, кто в доме хозяин.
И все эти планы подразумевали мир в семье и мир с Францией. В принципе, и Тео Блуасский, и Луи Французский поддержали письмами к папе выбор Стефана королем Англии. Они как раз переживали пору потепления отношений, и Тео даже сопровождал сына Луи к его невесте, Алиеноре Аквитанской, так что слова Луи в пользу Стефана были комплиментом дому Блуа, а не конкретно новоявленному королю Англии. Тем не менее, все знали, что Тео чувствует себя уязвленным узурпацией Стефана – и потому, что Тео был куда как более опытен в дипломатии и военном деле, чем Стефан, и потому, что он был старшим братом. Но именно опытность Тео в дипломатии и заставила его подписать с братцем договор в Эврё – семья должна была выступить единым фронтом перед Луи Французским, переговоры с которым Стефану предстояли, и из рук которого он должен быть получить Нормандию. В мае церемония состоялась, и, по созданному предыдущим королем прецеденту, оммаж королю Франции за Нормандию принес семилетний сын Стефана.
Именно этот момент Жоффруа Анжуйский выбрал для того, чтобы заявить права своей супруги на Нормандию и вторгнуться на её территорию с силой в 400 рыцарей, которые не столько воевали (кажется, никто им и не сопротивлялся), сколько вымогали деньги у богатых аббатств угрозой разорения, заодно демонстрируя окружающим, что Стефан не в состоянии выполнить свой долг герцога Нормандии, и защитить их.
Стефан, впрочем, отправил своего доверенного наемника-аристократа, Вильгельма Ипрского, сражаться с Жоффруа, но тот быстро понял, что ангевины ему не по зубам, быстренько объявил своих вояк некомпетентными, бросил их на произвол судьбы, и смотался под крыло Стефана.
У Стефана дела обстояли несколько лучше. Каким-то образом, ему удалось привлечь на свою сторону шамбеляна Нормандии Ребеля де Танкарвилля, который, кажется, ополчился на прямых потомков Генри I за то, что из великого шамбеляна Нормандии и Англии (le Chamberlain de Normandie et England) он превратился просто в шамбеляна Нормандии, а английская часть его наследственного титула перешла к де Верам в 1133 году. Стефан также смог заключить союз с Ротру дю Першем, графом Мортаня, и его племянником Ришаром л’Эглем, просто пообещав им всё, о чем те додумались попросить.
А потом всё пошло не так, причем для всех вовлеченных сторон. Внешне это выглядело так, словно фламандцы-наемники Вильгельма Ипрского рассорились с норманнами в лагере Стефана из за бочонка с вином. Ну знаете как это бывает, когда кабак закрылся, а выпить хочется, а кто-то не желает делиться. Но Уильям Малмберийский утверждает, что в этой потасовке, быстро переросшей в масштаб «стенка на стенку», просто прорвалось то, что происходило в высших эшелонах.
А в высшем эшелоне Вильгельм Ипрский, то ли с ведома Стефана, то ли нет, пытался устроить засаду и убить из нее Роберта Глостерского. Скорее всего, вопрос обсуждался далеко не в узком кругу наемников, потому что кто-то графа предупредил, и тот засел дома, не смотря на ежедневные вызовы в ставку Стефана.
С другой стороны, злодейский план аристократа-наемника выглядел, с точки зрения сторонников Стефана, не слишком злодейским с учетом того, куда пер со своими рыцарями Жоффруа Анжуйский: на Кан, где он, возможно, рассчитывал объединиться с Робертом Глостерским. Но Кан, разумеется, ворота Жоффруа не открыл. Потому что Жоффруа не был Матильдой, и ещё не настало время решать, на чьей стороне сражаться, потому что было неясно, сможет ли Матильда поднять самостоятельно знамена за свои права. Таскать же каштаны из огня для ангеванов никто не хотел.
Вот этого момента неуверенный в себе Стефан просто не понял, если он одобрил план засады на Роберта Глостерского – того, что граф Роберт ещё не выбрал. По идее, поддержав дурацкий план авантюриста-наемника Стефан сам подтолкнул Роберта Глостерского в лагерь сторонников Матильды. Потому что ни один человек в здравом рассудке не захочет служить государю, замышляющему его убийство. В результате, армия Стефана просто рассыпалась на фракции, и ему пришлось заключать унизительный мир с Жоффруа Анжуйским. Вернее, перемирие, причем Стефан обязался платить ангевинам 2 000 марок в год за каждый год перемирия.
Это случилось в конце июня – начале июля 1137 года, и до самого декабря Стефан обитался где-то в Нормандии, но не вылазя на передний политический план.
![](http://static.diary.ru/userdir/8/4/9/4/849469/86269490.jpg)
Notre-Dame de Rouen
читать дальше
Так что долгом нового короля, по-хорошему, была бы экспедиция в земли дедов по матери сразу после коронации, но Стефан Блуасский никогда не был блестящим стратегом, хотя, за годы брака с Матильдой Булонской, и научился более или менее эффективно управлять порученным. Что необычно для амбициозных людей, не обладающих особыми талантами, Стефан был в курсе пределов своих способностей, и собрал для визита в Нормандию все сливки военных кругов англонорманнов (но не войско, хотя у каждого был с собой приличный военный эскорт).
За одним, разумеется, исключением. Роберт Глостерский отправился в Нормандию сольно, недели через три после короля, причем озаботался отслушать пасхальную мессу 11 апреля в Англии, и снова не появиться на приеме короля по случаю Пасхи. Формально, Роберт всегда безукоризненно вежливо извинялся за свое отсутствие на придворных торжествах, и король Стефан так же безукоризненно вежливо извинения принимал, но оба не верили друг другу ни на грош.
Надо сказать, что Стефан не рисковал, он высадился не как карающая непослушных сила, а как покровитель верных подданных. Отплыв из Портсмута, он причалил в Ла-Хоге, и проследовал в Руан через Кан и Байё. Выбор был не случайным по нескольким причинам. Кан и Байё были центрами власти Роберта Глостерского в Нормандии, а это означало, что управлялись они через закон и порядок, и что традиционный для Нормандии хаос, после смерти короля, этих областей не коснулся. Во-вторых, сам факт, что король Стефан располагался во владениях Роберта Глостерского как у себя дома, хотя хозяин даже не пытался притвориться радушным и вообще отсутствовал, был демонстрацией формальной силы. Причем, демонстрацией, понятной современникам: самый сильный вассал короля не может эффективно противиться своему оверлорду, и для демонстрации своей формальной силы оверлорд даже не будет нуждаться в армии.
Вторым аргументом для выбора маршрута был ещё один очевидный факт, который мог активно не нравиться местным феодалам, но с которым они ничего не могли поделать. Города, аккумулировавшие внутри своих стен благосостояние и дарованные каждым предыдущим правителем привилегии, совершенно не были заинтересованы в войне. Они жили ремеслом и торговлей, и достаточно стабильное состояние государства было основой этой торговли. Поэтому города всегда поддерживали тех, у кого была самая сильная формальная власть, получая взамен покровительство, защиту, и новые привилегии.
Для Стефана, Руан стал главными подмостками его бенефиса в Нормандии. Причем, Адела Блуасская, строгая и требовательная мать, дала своей смертью 8 марта 1137 года повод для трогательного единения её сыновей Тео, Стефана и Генри. Братья сделали множественные дары стратегически важным аббатствам. К слову, Матильда Булонская, коронованная королевой Англии на Пасху 1136 года, была в Нормандии вместе с мужем, что, по-видимому, должно было дать знак подданным, что визит короля носит сугубо мирный характер, и что он рассматривает Нормандию как мирную и поддерживающую его территорию. Тем не менее, весь это визит был не более чем прелюдией к военной операции, которую Стефан мысленно поместил в недалекое будущее: всем и каждому из баронов Нормандии нужно было сделать совершенно ясным, кто в доме хозяин.
И все эти планы подразумевали мир в семье и мир с Францией. В принципе, и Тео Блуасский, и Луи Французский поддержали письмами к папе выбор Стефана королем Англии. Они как раз переживали пору потепления отношений, и Тео даже сопровождал сына Луи к его невесте, Алиеноре Аквитанской, так что слова Луи в пользу Стефана были комплиментом дому Блуа, а не конкретно новоявленному королю Англии. Тем не менее, все знали, что Тео чувствует себя уязвленным узурпацией Стефана – и потому, что Тео был куда как более опытен в дипломатии и военном деле, чем Стефан, и потому, что он был старшим братом. Но именно опытность Тео в дипломатии и заставила его подписать с братцем договор в Эврё – семья должна была выступить единым фронтом перед Луи Французским, переговоры с которым Стефану предстояли, и из рук которого он должен быть получить Нормандию. В мае церемония состоялась, и, по созданному предыдущим королем прецеденту, оммаж королю Франции за Нормандию принес семилетний сын Стефана.
Именно этот момент Жоффруа Анжуйский выбрал для того, чтобы заявить права своей супруги на Нормандию и вторгнуться на её территорию с силой в 400 рыцарей, которые не столько воевали (кажется, никто им и не сопротивлялся), сколько вымогали деньги у богатых аббатств угрозой разорения, заодно демонстрируя окружающим, что Стефан не в состоянии выполнить свой долг герцога Нормандии, и защитить их.
Стефан, впрочем, отправил своего доверенного наемника-аристократа, Вильгельма Ипрского, сражаться с Жоффруа, но тот быстро понял, что ангевины ему не по зубам, быстренько объявил своих вояк некомпетентными, бросил их на произвол судьбы, и смотался под крыло Стефана.
У Стефана дела обстояли несколько лучше. Каким-то образом, ему удалось привлечь на свою сторону шамбеляна Нормандии Ребеля де Танкарвилля, который, кажется, ополчился на прямых потомков Генри I за то, что из великого шамбеляна Нормандии и Англии (le Chamberlain de Normandie et England) он превратился просто в шамбеляна Нормандии, а английская часть его наследственного титула перешла к де Верам в 1133 году. Стефан также смог заключить союз с Ротру дю Першем, графом Мортаня, и его племянником Ришаром л’Эглем, просто пообещав им всё, о чем те додумались попросить.
А потом всё пошло не так, причем для всех вовлеченных сторон. Внешне это выглядело так, словно фламандцы-наемники Вильгельма Ипрского рассорились с норманнами в лагере Стефана из за бочонка с вином. Ну знаете как это бывает, когда кабак закрылся, а выпить хочется, а кто-то не желает делиться. Но Уильям Малмберийский утверждает, что в этой потасовке, быстро переросшей в масштаб «стенка на стенку», просто прорвалось то, что происходило в высших эшелонах.
А в высшем эшелоне Вильгельм Ипрский, то ли с ведома Стефана, то ли нет, пытался устроить засаду и убить из нее Роберта Глостерского. Скорее всего, вопрос обсуждался далеко не в узком кругу наемников, потому что кто-то графа предупредил, и тот засел дома, не смотря на ежедневные вызовы в ставку Стефана.
С другой стороны, злодейский план аристократа-наемника выглядел, с точки зрения сторонников Стефана, не слишком злодейским с учетом того, куда пер со своими рыцарями Жоффруа Анжуйский: на Кан, где он, возможно, рассчитывал объединиться с Робертом Глостерским. Но Кан, разумеется, ворота Жоффруа не открыл. Потому что Жоффруа не был Матильдой, и ещё не настало время решать, на чьей стороне сражаться, потому что было неясно, сможет ли Матильда поднять самостоятельно знамена за свои права. Таскать же каштаны из огня для ангеванов никто не хотел.
Вот этого момента неуверенный в себе Стефан просто не понял, если он одобрил план засады на Роберта Глостерского – того, что граф Роберт ещё не выбрал. По идее, поддержав дурацкий план авантюриста-наемника Стефан сам подтолкнул Роберта Глостерского в лагерь сторонников Матильды. Потому что ни один человек в здравом рассудке не захочет служить государю, замышляющему его убийство. В результате, армия Стефана просто рассыпалась на фракции, и ему пришлось заключать унизительный мир с Жоффруа Анжуйским. Вернее, перемирие, причем Стефан обязался платить ангевинам 2 000 марок в год за каждый год перемирия.
Это случилось в конце июня – начале июля 1137 года, и до самого декабря Стефан обитался где-то в Нормандии, но не вылазя на передний политический план.
@темы: Empress Matilda, King Stephen
Хотя вообще бесталанных людей, понимающих свои пределы и не смущающихся заполнять их более талантливыми подданными, я уважаю.