Эдмунд Дадли стал официальным советником короля 11 сентября 1504 года. Одним из многих, казалось бы, с неплохой оплатой (100 марок в год), но с эксклюзивной обязанностью (и правом) отчитываться о своей деятельности напрямую его величеству. Цель деятельности нового советника была простой, как дубина: вынюхивать все возможности пополнять королевскую казну, и пополнять её. Честно говоря, ничего нового Генри VII начинать не собирался. Просто за годы его царствования в архивах финансового кабинета скопилась пропасть материалов о бондах, которые были назначены, но никогда не взысканы, о штрафах, которые остались на бумаге, о выплатах, которые успели устареть прежде, чем у кого-то дошли руки их собрать. Всё это давно пора было систематизировать и использовать.
THE EXCHEQUER IN THE TIME OF HENRY VII. From a print in the British Museum.читать дальшеДадли и его помощник, Джон Митчелл, выгребали мешки и коробки документации из приватных покоев короля и хранилищ Вестминстера, казначей, сэр Джон Хирон, рассортировывал её по файлам, а файлы Дадли увозил прямо к себе домой. Вполне возможно, что со стороны сэра Джона работа выполнялась совершенно механически – бумаг было много, и вчитываться в то, чего они касаются, у него не было ни времени, ни физической возможности. Во всяком случае, сэр Джон в будущем сохранил свой пост, и даже передал его сыну, то есть ненависть аристократов его не зацепила совершенно.
Тем, кто читал сформированные им файлы дни и ночи напролет, был Дадли. Этот-то был полностью в своем элементе, занимаясь любимым делом: анализом деятельности людей, когда-то связанных бондами для обеспечения их лояльного поведения в будущем. К 1504 году это будущее стало прошлым, так что каждый человек, фигурирующий в файлах, был как на ладони. Естественно, множества закулисных историй Эдмунд Дадли знать не мог. Во-первых, Генри VII вообще не любил афишировать на публике свою осведомленность, и о многих тайных делишках своих подданных знал теперь он один. Во-вторых, Дадли был просто-напросто слишком молод для того, чтобы знать подноготную всех фигурантов рассматриваемых им дел (ему было всего-то слегка за 30). Именно для заполения информационных интервалов у него и был прямой контакт с королем, который снабжал его необходимой информацией, полученной благодаря неутомимому Брэю и системе контроля, им созданной.
После того, как история конкретного человека за горами документов и сведений, к нему относящихся, становилась кристально ясной, Дадли делал новый файл с сухой выжимкой фактов, вдвоем с королем они принимали решение о дальнейшем курсе работы с этим человеком, и король визировал каждую страницу нового файла.
Это был интересный тандем - Генри VII и Эдмунд Дадли. Несомненно, оба наслаждались совместной работой. Об этом короле-выскочке можно быть какого угодно мнения, но было бы несправедливо отказать ему в высокой степени интеллектуальности и в добросовестности, с которой он делал свою работу. Поэтому он и рассмотрел в Дадли другого интеллектуала, влюбленного в предмет своих знаний, и добросовестно над этими знаниями работающего. Они также дополняли друг друга. Король знал токсичный мир аристократических хитросплений и взаимозависимостей, а Дадли знал, как и чем живет класс, производящий для аристократии конкретные деньги.
Более того, Дадли был достаточно умен, чтобы идти к целям, которые ему указывал король, не пытаясь их переосмысливать и переоценивать. Да, у него была та же власть и информация, которые были у умершего год назад Брэя, но он четко понимал разницу между Брэем и собой. По сути, сэр Реджинальд был во многом наставником короля, которому король был многим обязан. Брэй мог себе позволить спорить с королем, и даже видел в этом свою обязанность, если его величество сворачивал не туда. Это право он заработал и заслужил. Политкорректным сэр Реджинальд быть никогда не пытался, и право иногда жарко браниться с сыном своей госпожи всегда подтверждалось правотой Брэя по результатам. Дадли же просто работал на короля, профессионально и креативно делая то, что ему поручили, что Генри, в свою очередь, ценил.
Рискну предположить, что этих двух объединяло ещё и то, что оба они были своего рода аутсайдерами в том мире, с которым работали. В свое время, епископ Мортон поставил на «дважды бастарда» именно потому, что тот не имел персональных связей внутри той тесно взаимосвязанной группы, к которой он принадлежал по рождению. Генри VII не связывали века обязанностей и отношений с другими аристократическими домами королевства. Будучи по крови отпрыском английской и французской королевских династий, он волей судьбы оказался на переферии игр престолов, откуда волей демиургов нового времени попал на престол Англии, имея совершенно четкую задачу: покончить с властью феодалов.
Дадли же был плоть от плоти английского дворянства, но, по прихоти обычая, передающего титул по линии старшего сына, тоже оказался в чужой ему среде торговцев и бюрократов, и тоже с вполне конкретной задачей: обеспечить себе и своим потомкам достойное место под солнцем. Причем, надо сказать, Эдмунд Дадли, впоследствии ошельмованный своими врагами, всегда с презрением относился к тем «слугам короля», которые, как он писал в своей работе The Tree of Commonwealth (www.academia.edu/8158734/The_Tree_of_Commonweal...), шли дальше, чем должна была позволить их совесть, чтобы набить карманы или удовлетворить свое недображелательство и решить свои собственные вендетты.
По иронии судьбы, работать Дадли пришлось не с Джоном Мордаунтом, человеком хоть и своеобразным, но не лишенным понятия прямолинейной справедливости, а с хитромудрым Эмсоном, потому что в октябре 1504 года Мордаунт неожиданно умер после кратковременной болезни. А Эмсон был именно человеком с совестью чрезвычайно эластичной. Возможно, именно поэтому задуманное преобразование эффективности системы финансового управления подданными его величества приняло обличие системы финансовых наказаний и эксплуатации технических возможностей закона. Но возможно, что именно так и видел эффективность сам король, который, в отличие от Дадли, был к тому времени уже не склонен уповать на моральные достоинства своих подданных.
Впоследствии Дадли припечатал сложившуюся систему финансового террора со стороны короны как «экстраординарную законность», но, естественно, наставлять короля не полез. И запечатал этим свою судьбу. Хотя, судя по его заметкам, сделанным в Тауэре, он был до конца верен своим принципам, безуспешно пытаясь отстоять перед новым режимом хотя бы правоту своего короля в целях, которые именно в тот момент ни правительство Генри VIII, ни сам Генри VIII понимать просто не желали.