Придворные наблюдали за каждым движением принца Гарри не просто так, хотя обычное человеческое любопытство и играло свою роль. Раньше большинство из них никогда юного Гарри не видели, и не сказать, чтобы персона младшего сына короля их заинтересовала даже после того, как умер Артур. Потому что придворные жили сегодняшним днем, тогда как те изменения в быте единственного оставшегося в живых сына, которые предпринял король, были сделаны необыкновенно тихо и мягко, и очень медленно, если учесть, что сам Генри VII всегда считал, что его собственные суровые испытания времен детства и юности были очень полезными для него как для короля. Тем не менее, младшего сына он всегда держал близко, в семье, и теперь перевел ещё ближе, к собственному двору, хотя традиционно принц Уэльский жил именно поближе к Уэльсу и отдельно от основного хозяйства короля. Так что ситуация была для придворных неожиданной и, чего уж там, в свете жестких регламентов того времени – буквально революционной.
Возможно, портрет молодого Генри VIII. Известен как "Portrait of a Courtier" by Jan Mostaert (ca. 1475-1552/53) читать дальшеЧто касается самого принца Гарри, то он выглядел именно тем, чем являлся – выросшим в счастливых условиях, умненьким парнишкой с прекрасными манерами. Было известно, что в его интеллектуальное развитие было вложено много. Но было также известно, что принц не получил никакой военной тренировки. А в те времена по умолчанию считалось, что принцы и короли воевать умеют, и они умели. Те же Эдвард IV и Ричард III начали свою военную карьеру приблизительно в возрасте принца Гарри, и единственным исключением из правил был Генри VI, да и то… Надо сказать, что точка зрения на этого короля начала изменяться уже при Ричарде III, который, перезахоронив Генри VI как святого, дал понять, что считает его не слабым королем, а королем, имевшим свои принципы. При Генри VII отказ Генри VI браться за оружие уже официально считался идейной силой, а не слабохарактерностью, и так оно и было. В конце концов, этот король всегда был во главе своей армии и не прятался на поле боя – он просто был повсюду без оружия. И он мог быть очень жестким в решениях, если противник задевал его принципы.
Впрочем, вернемся к принцу Гарри. Одновременно с его прибытием ко двору отца, заменявший Монтжоя в качестве тьютора принца Джон Холт неожиданно умер. Холт был человеком в первую очередь благонадежным (он начинал как подопечный архиепископа Мортона), что было совсем не лишним после того, как учивший принца Джон Скелтон, «свет и слава английской литературы» по словам Эразмуса, за что-то загремел в 1502 году в тюрьму – кажется за долги, хотя точная причина лично мне не известна. Впрочем, этот действительно оригинальный поэт и действительно утонченный латинист был завсегдатаем кабаков и дебоширом такого масштаба, что в наше время его даже назвали «Godfather of Rap», так что причина могла быть какой угодно. Теперь, после Холта, все ожидали, что новым тьютором принца Гарри станет Бернар Андрэ, учивший принца Артура – тоже латинист. Тем более, что Андрэ тоже был надежнее некуда – его представили Генри VII ещё тогда, когда тот был пытающимся выжить в чужих политических играх графом Ричмондом. К всеобщему удивлению, пост получил на Андрэ, а прозаичный Уильям Хон, из той же Чичестерской грамматической школы, что и Холт, его предшественник в качестве директора этой школы.
Дело, возможно, было просто в том, что король пожелал, чтобы принц изучал древнегреческий, специалистом в котором был именно Хон. И все же, придворные недаром почуяли в назначении интригу лорда Монтжоя. В отношении Монтжоя выбранная королем политика очень оправдалась: связанный бешеной величины бондами, тот трудился в Кале не за страх, а за совесть, так что ему было не до преподавания. Но и упускать доступ к принцу-наследнику Монтжой не собирался. В свое время, один из его друзей, Томас Линакр – интеллектуал, теолог и физиатр, надеялся получить место в команде преподавателей при принце Артуре, но его кандидатура была торпедирована Бернаром Андрэ, который был более знаменит, но менее образован, и боялся конкурентов. С тех пор, в ученых кругах Бернара Андрэ называли не иначе как Цербером, и хорошо понимали, что к своей сахарной косточке он соперников не подпустит. Стало быть, его самого нельзя подускать к сахарной косточке. К счастью для Монтжоя и Хона, уважая своего старого соратника и почитателя, Генри VII, тем не менее, хотел обеспечить наследника лучшими возможными учителями, и утвердил выбор Монтжоя под предлогом, что хочет дать мастеру Андрэ время для работы над биографией короля.
Со своей стороны, Генри VII озаботился передать сыну свое знание французского, на котором он, разумеется, говорил, как урожденный француз. Надо сказать, что король уважал труды гуманистов и классиков античности, разумеется, но в его жизни всё получилось так, что ему, беглецу и почетному пленнику, пришлось, в основном, самообразовываться, хотя в какой-то период жизни латынь и древнегреческий он все-таки одолел. Но предпочитал знакомиться с классиками в изложении на французском. А ещё он обожал рыцарские и исторические романы, и озаботился тем, чтобы в его библиотеке они были. И тем, чтобы его сын и наследник был не только учен и набожен, но и обладал всеми придворными умениями и манерами.
Отвлекусь немного на библиотеку. Вообще, считается, что королевская библиотека была формализирована как библиотека в полном смысле слова только при Генри VII. До этого короли приобретали, конечно, манускрипты, и обменивались ими на предмет почитать с другими любителями литературы, но эти манускрипты считались более личными, а не публичными книгами. И мы очень мало знаем о количестве книг в этих библиотеках. Только книги, упоминавшиеся в личных письмах, и сохранившиеся подписанные книги можно считать совершенно установленно принадлежавшими определенному лицу. Вот и получилось, что на Ричарда III приходится ровнехонько две книги: De re militari Вегатиуса (www.bl.uk/catalogues/illuminatedmanuscripts/rec...), да Grandes chroniques de France (www.bl.uk/catalogues/illuminatedmanuscripts/rec...).
Royal 18 A XII, f. 1, Royal arms of England
Philip and knights mourning over the body of Queen Isabella. Image taken from f. 6 of Chroniques de France ou de St Denis (from 1270 to 1380)
Что касается Генри VII, то его главная библиотека была в Ричмонде, но он также оборудовал библиотеки в Виндзоре, Гринвиче и Тауэре. Коллекцию бургундских манускриптов Эдварда IV он перевез в Ричмонд, и дополнил ее. Первым зарегистрированным в истории библиотекарем Генри VII был Квентин Пуле, священник из Лилля с талантом каллиграфа и иллюстратора. В 1504 году король нанял второго библиотекаря – Уильяма Фоукса/William Faques, который также был и каллиграфом, и иллюстратором, но вообще обратил свою энергию на набирающий обороты бизнес печатных книг. Фоукс тоже был уроженцем Северной Франции. Генри VII охотно печатные книги покупал и импортировал, хотя некоторые экземпляры специального для него иллюстрировались вручную. И, наконец, специально из Элтема был переведен ещё один библиотекарь, на этот раз – личный библиотекарь принца, Жиль Дюве. Но вообще, Дюве был больше чем библиотекарем или учителем французского (а он ещё будет учить и Мэри, дочь Генри VIII!), он был лютнистом редкого таланта и квалификации. Разумеется, он играл не только на лютне, и не только играл – он ещё и пел, и складывал сонеты. Так что именно он воспитал из принца Гарри настоящего принца, обучив его всем светским талантам, без которых ни один придворный того времени не мог обойтись.
В том, что именно Генри VII как бы заложил основу королевской библиотеки, сделав её по типу известных нам библиотек (хотя и только для узкого круга пользователей), кроется определенная ирония. Дело в том, что и до него короли книги активно покупали, но они их и не менее активно раздаривали и завещали. Один только Генри V, страстный книжник и ценитель литературы, завещал более 100 манускриптов на сторону! И придворным, и университету, и различным религиозным учреждениям. Не менее страстным книжником был и его сын, который тоже продолжал дело отца, покупая и раздаривая манускрипты. То же самое практиковал Эдвард II, но Генри IV, похоже, к книгам был равнодушен. А вот Генри VII оставил книги в своих библиотеках.