Do or die
Наконец-то можно поговорить о том, как поженились Анна и Ричард, и заодно о тонкостях средневекового канонического закона о браках на этом примере.
читать дальшеЗагадочности средневекового канонического закона о браках довольно долго были оружием в руках тех, кто сомневался в порядочности Ричарда III. Рассуждения по этой линии нападок шли как-то так: если он женился без папского разрешения на своей "близкой родственнице" Анне Невилл, совершив таким образом инцест по букве закона, то мог планировать и женитьбу на собственной племяннице Элизабет Йоркской. Однажды кровосмеситель – всегда кровосмеситель. Не говоря уже о том, что приличный человек не назовет детей от незаконного брака своего брата бастардами, если у него самого дома такой же бастард бегает, ибо брак-то у Глостера был незаконным!
Диспенсация, разрешающая брак Ричарда и Анны, впрочем, нашлась, и нашлась именно там, где ей подобало быть: в архивах папской канцелярии, которые открываются чрезвычайно медленно. Казалось бы, теперь Ричард оправдан? Но обвиняющая сторона тут же вцепилась в то, что диспенсация была неполной, а значит – недействительной.
Ибо в ней всего лишь говорилось о том, что Анна и Ричард находились в третьей и четвертой степени родства, ”sed quia tertio et quarto affinitatis gradibus”. А ведь брак сестры Анны, Изабель, с братом Ричарда, Джорджем Кларенсом, делал Анну и Ричарда родственниками в первой степени родства! Так что караул и скандал, инцест и незаконность брака, не аннулированные святым словом папы. Гадкий Ричард, гадкий!
Оставим в стороне полную логическую абсурдность утверждения того, что брат твоего мужа – это твой родной брат, и что замужество твоей сестры делает тебя родной сестрой брата ее мужа. По этому поводу еще Мартин Лютер прошелся, ехидно добавив «если только тебя не спасут от такого «родства» деньги». Потому что торговля диспенсациями действительно обогащала папскую казну несказанно, не говоря о том, что сама система диспенсаций давала Святейшему Престолу огромную власть над европейской аристократией. Впрочем, критика критикой, но в этой системе нужно было разбираться, и люди в ней разбирались.
Говоря вообще, церковь запрещала все браки между родственниками, имеющими общих предков до прапрадеда. Так что можно посмеиваться над одержимостью средневекового дворянства генеалогией, но нельзя не признать, что эта одержимость имела под собой хорошее основание. Незнание и тогда не освобождало от ответственности, и если заключающие брачный союз не хотели, чтобы их лет через дцать, по требованию какого-нибудь имеющего свой интерес умника, объявили посторонними, а их детей – бастардами, то они доставали из сундуков генеалогические таблицы, выясняли, в какой степени закон делал их родственниками, и испрашивали диспенсацию. И получали, но не даром, разумеется.
Вообще, это родство «в третьей и четвертой степени» звучит интригующе, и не только оно. Например, племянница пришлась бы дяде родней в первой степени, а вот тот же дядя той же племяннице – родней во второй степени. Головоломно. Но современники в этой системе разбирались.
Кроме родства кровного, которое еще можно, потренировавшись, понять, церковь установила родство «принадлежности», так сказать. Нет, вопреки неизвестно по чьей воле гуляющему по просторам интернета мнению, средневековая церковь вовсе не признавала отношения между мужчиной и женщиной неизбежным злом, служащим главной цели этой несносности: появлению детей. Можно сказать, напротив. Для средневековой церкви секс был не только соединением тел, но и соединением душ, в котором партнеры становились родными другу, начинали принадлежать друг другу.
Очень романтично, но в дела брачные это вносило изрядную путаницу. Потому что даже церковные прелаты зачастую толковали эту «принадлежность» как связующее звено между родней мужа и жены. На самом же деле, жена не становилась кровной родней родственникам мужа, а муж не становился кровной родней родственниками жены. То есть, родня родней – но не кровная. Фома Аквинский выразил это с присущей ему четкостью: «брат или отец моей родной не являются мне родными ни в какой степени родства». На этот счет даже было вынесено решение на IV Латеранском соборе в 1215 году.
Всё понятно? Ну нет, конечно. Потому что то же решение запрещало брак между парами, находящимися в родстве «аналогично», т.е. женщиной и вдовцом ее сестры, распространяющееся на их потомство до четвертого колена. Не спрашивайте, почему. Возможно, что писец на соборе заклевал носом и пропустил пару слов.
Крестные родители рассматривались экклезиастическим законом настоящими родителями, что делало их детей родными братьями и сестрами крестнику. Потому как здесь имело место быть духовная связь. Тем не менее, в случае подобного, чисто духовного родства, диспенсация на брак все-таки выдавалась, даже если жених с невестой формально считались состоящими в первой степени родства. Что в случае кровного родства не проходило.
По сути, церковь могла дать разрешение на брак между мужчиной и женщиной, находящимися в запрещенной степени родства, если те могли доказать, что понятия не имели о том, что состоят в родстве. Наверное, подобное и тогда случалось не чаще, чем теперь, но случалось. Церковь так же категорически не признавала насильственные браки, от невесты требовалось хотя бы формальное согласие.
Наконец, последний экскурс в теорию. Чем была диспенсация? Просто-напросто документом, разрешающим брак запросившего/запросившей на его/ее избраннике. Диспенсация не была документом объединяющим. Например, девице могли выдать позднее разрешение на брак с новым избранником, если она, по какой-то причине, не вышла за предыдущего. НО! Последующая диспенсация не аннулировала предыдущую, представьте.
Возвращаясь к браку Ричарда Глостера и Анны Невилл. Мать Ричарда была выходцем из гигантской по любым меркам семьи, в результате чего она и дед Анны по отцовской линии, Ричард, граф Солсбери, были оба детьми Ральфа Невилла, графа Вестморленда. Более того, детьми от одной матери: от Джоан Бьюфорт. То есть, это делало Ричарда и Анну родственниками во второй и третьей степени. Кроме того, Эдмунд Лэнгли, пра-прадед Ричарда, был пра-пра-прадедом Анны. Неизвестно, кто был крестными у Ричарда и Анны, но мать Ричарда точно была крестной Изабель, сестры Анны.
Хорошо известно, что в свое время, после того как молодой король Эдвард IV изумил народ своим мезальянсом, его опора и советчик граф Уорвик, отец Изабель и Анны, выдвинул категорическое предложение выдать своих девочек за королевских братьев. По каноническому закону, такой двойной брак не считался запрещенным. К несчастью для всех, у короля были свои планы на брата Джорджа. В тот момент Джордж был наследником престола, и его прочили в тот момент за Мэри Бургундскую.
Граф Уорвик получил взамен Ричарда Глостера, который был на 13 месяцев моложе Изабель, и виконта Ловелла, богатого наследника, который был чуть старше Анны. Тем не менее, Уорвик совершенно справедливо решил, что Ловелл не пара его дочкам и наследницам, и женил молодого человека на своей племяннице, Анне ФитцХью.
Известно, что в 1467 году граф запросил диспенсацию Витикана на брак Кларенса и Изабель от имени дочери. Кларенс тоже запросил диспенсацию для себя, и его копия дожила аж до семнадцатого века, и была изучена до последней запятой. Копию Изабель так и не нашли еще в папских архивах, но где-то там она есть. Нет никаких доказательств того, что одновременно была запрошена диспенсация для брака Ричарда с Анной. Никаких, кроме замечания миланского посла в письме своему суверену, что Уорвик «женил двух своих дочерей на братьях короля, и в день св. Иоанна Кларенс женился на своей в Кале».
Кларенс действительно женился на Изабель в Кале. Есть смысл предположить, что хозяйственный Кингмейкер в тот момент получил диспенсацию и на брак Анны с Ричардом. Именно поэтому она и не была затребована вторично, кода пришло время. Потому что это пришедшее время принесло новое осложнение, для которого понадобилась новая диспенсация.
Судя по тому, что в августе 1470 года Уорвик запросил и получал диспенсацию для брака Анны с сыном короля Генриха VI, Эдвардом, Анна была для этого брака свободна. После победы графа в Англии, о Ричарде Глостере никто не вспомнил. Тем не менее, всего через несколько месяцев ситуация изменилась. Эдвард IV снова сидел на троне, и Кларенс оказался стражем Анны, за которой принялся ухаживать Ричард. Только теперь ситуация между Ричардом и Анной осложнялась еще одной, новой линией родства: Анна стала вдовой сына двоюродного кузена Ричарда.
Здесь не идет речь об отношениях Ричарда и Анны, но нельзя не напомнить еще раз (уж больно случай подходящий), что в тот момент, ухаживая за Анной, Ричард не мог надеяться ни на какую выгоду. У пятнадцатилетней девочки не было ничего, решительно ничего, даже надежд на наследство: всё было обещано Эдвардом Кларенсу в обмен на то, что братец Джордж отверг Варвика. Но Джордж знал, что Анна Невилл не настроена уступать свою долю наследства, и он знал Ричарда, который был образован куда как более тщательно, чем братья. Поэтому Анна просто исчезла.
Вероятно, для Ричарда не было слишком сложным найти спрятанную девушку, но он оказался в непростой ситуации. Во-первых, Кларенс был официальным стражем Анны, и без его дозволения никакой брак был не возможен. Во-вторых, увозя Анну прочь из дома Кларенса без ведома последнего, Ричард, технически, совершал похищение, что по закону тех времен приравнивалось к насилию, даже если девица была согласна с планом целиком и полностью. Поэтому Анна и была привезена Ричардом не к нему домой, а в монастырское убежище. Во-первых, оттуда ее было невозможно вытащить без ее согласия (по крайней мере, теоретически и без скандала на всё королевство), и, во-вторых, там ее репутация была в безопасности.
Тем не менее, содержание леди в монастыре не было бесплатным. Тем более, вдовы убиенного принца Уэльского. Тем более, против воли короля и его брата. Думаю, добрые сестры слупили с Ричарда неслабую сумму. Что, в свою очередь, означало, что безденежная Анна была полностью зависима от герцога Глостера, что могло быть интерпретировано, как принуждение к замужеству. Собственно, именно в это и вцепился Кларенс, потребовав в 1471 году аннулирования брака Ричарда и Анны именно на том основании, что этот брак не был проявлением свободной воли девушки.
Глостер и Кларенс выложили свои аргументы перед королевским советом на Михайлов День 1471 года. В дело вмешался король, и в феврале 1472 года Кларенс согласился на брак Анны и Ричарда при условии, что Анна не потребует от него своей доли отцовского наследства. В марте Кларенс сделал дарственные на несколько поместий в графстве Глостер в качестве приданого, и, очевидно, где-то в этот период в Рим отправилось прошение о диспенсации, которая и была выдана 22 апреля 1472 года. Если обратить внимание, что в диспенсации Анна именуется ”mulier” (женщина), а не ”domicella” (дамзель), то не подлежит сомнению, что диспенсация была испрошена именно в свете вдовства Анны, которое делало ее родней Ричарда именно в третьей и четвертой степени. Пара поженилась где-то в района мая-июня 1472 года.
Дальше последовали хорошо известные перипетии с наследством вдовой графини Уорвик, которая требовала отдать ей ее деньги и ее земли, что парламент конца 1472 – начала 1473 года отверг, по требованию короля. Тем не менее, хитрый Эдвард разрешил графине покинуть монастырское убежище в Бьюли и присоединиться к своей дочери Анне. Графиня, таким образом, обосновалась в хозяйстве Глостера. Что заставило Кларенса снова поднять перед парламентом требование аннулировать брак Ричарда и Анны на основании того, что тот был совершен силой.
Аргумент был стар и очевидно абсурден, поэтому Эдвард просто велел приготовить бумаги, конфискующие у Кларенса его владения в пользу графини Уорвик, и потряс ими у брата перед носом. Кларенс отступил, а несчастная графиня, в качестве компромисса, была объявлена легально покойной, и ее имущество поступило в раздел между двумя дочками. Именно в тот момент было сделано кажущееся странным заявление, что если Ричард когда-либо разойдется со своей женой, у него останется пожизненное право пользоваться доходами с ее земель, если он не женится снова. Эта фраза делала дальнейшие усилия Кларенса аннулировать брак брата просто бессмысленными.
И действительно, ни один скандал не коснулся более семейной жизни Ричарда Глостера, пока не пришел 1485 год, и Анна не стала умирать. Вот тут уже слухи и допуски сорвались с привязи. Да, это были спекуляции относительно того, что король собирается оставить королеву и жениться на собственной племяннице. Да, все отметили необычайную теплоту, с которой король и королева приняли оставивших монастырское убежище племянниц.
В конце концов, это было счастливое соединение семьи, положившее конец долгому напряжению, кульминацией которого стало исчезновение принцев из Тауэра. Анна и Элизабет были неразлучны в период рождественских праздников 1484 года, танцуя до упада и меняя наряды по нескольку раз за вечер. Но на тот момент никто при всем желании не мог сказать, что в отношениях короля и королевы есть хоть какие-то проблемы. Сплетни о возможном разводе пошли тогда, когда, честно говоря, никакой развод уже не был нужен: королева угасала, и врачи запретили королю спать с ней в одной постели, потому что симптомы агрессивного, открытого туберкулеза были очевидны для всех.
Слухи пошли, пожалуй, даже не от злых языков, а от некоторых теологов, пустившихся в теоретические рассуждения о возможности или невозможности брака между дядей и племянницей. Кем были эти теологи - неизвестно, об их рассуждениях пишет только автор Кроулендских хроник. Как теперь известно, сам-то король в тот момент был занят подготовкой двойного брака, своего и Элизабет, с отпрысками Плантагенетов в Португалии. Когда к нему разлетелся один из самых близких его соратников с предупреждениями, что брак дяди и племянницы в королевстве не поймут, Ричард пришел в ярость, сделал публичное заявление о том, что подобная мерзость ему и в голову не приходила, и сдал племянницу на руки самой большой святоше своего двора, чем показал, что он решительно не разбирался в женщинах. Потому что хранить репутацию леди Элизабет была назначена леди Маргарет Бьюфорт.
Прошли столетия, и сплетни вокруг Ричарда вспыхнули благодаря неугомонному Джорджу Баку, который увидел приватно показанное ему около 1619 года письмо от леди Элизабет герцогу Норфолку. Ему не разрешили снять копию, он только записал то, что запомнил. То, что он запомнил, было двусмысленно. Леди уверяла друга короля, что предана его величеству душой, телом и мыслями, и… просила его замолвить за нее перед королем словечко. И в конце, среди придворных сплетен, позволила себе заметить, что прошла уже добрая половина февраля, а королева, кажется, никогда не умрет.
То есть, кто-то показал Джорджу Баку некое послание, которое может быть о чем угодно и от кого угодно, утверждая, что показывает доказательство нечестивых замыслов короля относительно племянницы. Ну не странно ли? Впрочем, подобное предположение является оскорблением не столько чести Ричарда III, сколько его интеллекта. Потому что никакие диспенсации не помогли бы англичанам принять подобный брак. Мало того, что Ричард и Элизабет находились в первой и второй степени кровного родства, мать Ричарда была крестной Элизабет. Элизабет и Анна Невилл имели общего предка в лице Ральфа Невилла, что делало Ричарда в родстве с племянницей еще и в третьей и третьей степенях. А поскольку Анна и Элизабет имели в предках также Эдмунда Лэнгли, это делало Ричарда родственником племянницы еще и в четвертой и четвертой степенях.
(О тонкостях средневекового канонического закона о браках на примере Ричарда III рассказала Мария Барнфилд в журнале «Рикардианец», том XVII от 2007 года)
читать дальшеЗагадочности средневекового канонического закона о браках довольно долго были оружием в руках тех, кто сомневался в порядочности Ричарда III. Рассуждения по этой линии нападок шли как-то так: если он женился без папского разрешения на своей "близкой родственнице" Анне Невилл, совершив таким образом инцест по букве закона, то мог планировать и женитьбу на собственной племяннице Элизабет Йоркской. Однажды кровосмеситель – всегда кровосмеситель. Не говоря уже о том, что приличный человек не назовет детей от незаконного брака своего брата бастардами, если у него самого дома такой же бастард бегает, ибо брак-то у Глостера был незаконным!
Диспенсация, разрешающая брак Ричарда и Анны, впрочем, нашлась, и нашлась именно там, где ей подобало быть: в архивах папской канцелярии, которые открываются чрезвычайно медленно. Казалось бы, теперь Ричард оправдан? Но обвиняющая сторона тут же вцепилась в то, что диспенсация была неполной, а значит – недействительной.
Ибо в ней всего лишь говорилось о том, что Анна и Ричард находились в третьей и четвертой степени родства, ”sed quia tertio et quarto affinitatis gradibus”. А ведь брак сестры Анны, Изабель, с братом Ричарда, Джорджем Кларенсом, делал Анну и Ричарда родственниками в первой степени родства! Так что караул и скандал, инцест и незаконность брака, не аннулированные святым словом папы. Гадкий Ричард, гадкий!
Оставим в стороне полную логическую абсурдность утверждения того, что брат твоего мужа – это твой родной брат, и что замужество твоей сестры делает тебя родной сестрой брата ее мужа. По этому поводу еще Мартин Лютер прошелся, ехидно добавив «если только тебя не спасут от такого «родства» деньги». Потому что торговля диспенсациями действительно обогащала папскую казну несказанно, не говоря о том, что сама система диспенсаций давала Святейшему Престолу огромную власть над европейской аристократией. Впрочем, критика критикой, но в этой системе нужно было разбираться, и люди в ней разбирались.
Говоря вообще, церковь запрещала все браки между родственниками, имеющими общих предков до прапрадеда. Так что можно посмеиваться над одержимостью средневекового дворянства генеалогией, но нельзя не признать, что эта одержимость имела под собой хорошее основание. Незнание и тогда не освобождало от ответственности, и если заключающие брачный союз не хотели, чтобы их лет через дцать, по требованию какого-нибудь имеющего свой интерес умника, объявили посторонними, а их детей – бастардами, то они доставали из сундуков генеалогические таблицы, выясняли, в какой степени закон делал их родственниками, и испрашивали диспенсацию. И получали, но не даром, разумеется.
Вообще, это родство «в третьей и четвертой степени» звучит интригующе, и не только оно. Например, племянница пришлась бы дяде родней в первой степени, а вот тот же дядя той же племяннице – родней во второй степени. Головоломно. Но современники в этой системе разбирались.
Кроме родства кровного, которое еще можно, потренировавшись, понять, церковь установила родство «принадлежности», так сказать. Нет, вопреки неизвестно по чьей воле гуляющему по просторам интернета мнению, средневековая церковь вовсе не признавала отношения между мужчиной и женщиной неизбежным злом, служащим главной цели этой несносности: появлению детей. Можно сказать, напротив. Для средневековой церкви секс был не только соединением тел, но и соединением душ, в котором партнеры становились родными другу, начинали принадлежать друг другу.
Очень романтично, но в дела брачные это вносило изрядную путаницу. Потому что даже церковные прелаты зачастую толковали эту «принадлежность» как связующее звено между родней мужа и жены. На самом же деле, жена не становилась кровной родней родственникам мужа, а муж не становился кровной родней родственниками жены. То есть, родня родней – но не кровная. Фома Аквинский выразил это с присущей ему четкостью: «брат или отец моей родной не являются мне родными ни в какой степени родства». На этот счет даже было вынесено решение на IV Латеранском соборе в 1215 году.
Всё понятно? Ну нет, конечно. Потому что то же решение запрещало брак между парами, находящимися в родстве «аналогично», т.е. женщиной и вдовцом ее сестры, распространяющееся на их потомство до четвертого колена. Не спрашивайте, почему. Возможно, что писец на соборе заклевал носом и пропустил пару слов.
Крестные родители рассматривались экклезиастическим законом настоящими родителями, что делало их детей родными братьями и сестрами крестнику. Потому как здесь имело место быть духовная связь. Тем не менее, в случае подобного, чисто духовного родства, диспенсация на брак все-таки выдавалась, даже если жених с невестой формально считались состоящими в первой степени родства. Что в случае кровного родства не проходило.
По сути, церковь могла дать разрешение на брак между мужчиной и женщиной, находящимися в запрещенной степени родства, если те могли доказать, что понятия не имели о том, что состоят в родстве. Наверное, подобное и тогда случалось не чаще, чем теперь, но случалось. Церковь так же категорически не признавала насильственные браки, от невесты требовалось хотя бы формальное согласие.
Наконец, последний экскурс в теорию. Чем была диспенсация? Просто-напросто документом, разрешающим брак запросившего/запросившей на его/ее избраннике. Диспенсация не была документом объединяющим. Например, девице могли выдать позднее разрешение на брак с новым избранником, если она, по какой-то причине, не вышла за предыдущего. НО! Последующая диспенсация не аннулировала предыдущую, представьте.
Возвращаясь к браку Ричарда Глостера и Анны Невилл. Мать Ричарда была выходцем из гигантской по любым меркам семьи, в результате чего она и дед Анны по отцовской линии, Ричард, граф Солсбери, были оба детьми Ральфа Невилла, графа Вестморленда. Более того, детьми от одной матери: от Джоан Бьюфорт. То есть, это делало Ричарда и Анну родственниками во второй и третьей степени. Кроме того, Эдмунд Лэнгли, пра-прадед Ричарда, был пра-пра-прадедом Анны. Неизвестно, кто был крестными у Ричарда и Анны, но мать Ричарда точно была крестной Изабель, сестры Анны.
Хорошо известно, что в свое время, после того как молодой король Эдвард IV изумил народ своим мезальянсом, его опора и советчик граф Уорвик, отец Изабель и Анны, выдвинул категорическое предложение выдать своих девочек за королевских братьев. По каноническому закону, такой двойной брак не считался запрещенным. К несчастью для всех, у короля были свои планы на брата Джорджа. В тот момент Джордж был наследником престола, и его прочили в тот момент за Мэри Бургундскую.
Граф Уорвик получил взамен Ричарда Глостера, который был на 13 месяцев моложе Изабель, и виконта Ловелла, богатого наследника, который был чуть старше Анны. Тем не менее, Уорвик совершенно справедливо решил, что Ловелл не пара его дочкам и наследницам, и женил молодого человека на своей племяннице, Анне ФитцХью.
Известно, что в 1467 году граф запросил диспенсацию Витикана на брак Кларенса и Изабель от имени дочери. Кларенс тоже запросил диспенсацию для себя, и его копия дожила аж до семнадцатого века, и была изучена до последней запятой. Копию Изабель так и не нашли еще в папских архивах, но где-то там она есть. Нет никаких доказательств того, что одновременно была запрошена диспенсация для брака Ричарда с Анной. Никаких, кроме замечания миланского посла в письме своему суверену, что Уорвик «женил двух своих дочерей на братьях короля, и в день св. Иоанна Кларенс женился на своей в Кале».
Кларенс действительно женился на Изабель в Кале. Есть смысл предположить, что хозяйственный Кингмейкер в тот момент получил диспенсацию и на брак Анны с Ричардом. Именно поэтому она и не была затребована вторично, кода пришло время. Потому что это пришедшее время принесло новое осложнение, для которого понадобилась новая диспенсация.
Судя по тому, что в августе 1470 года Уорвик запросил и получал диспенсацию для брака Анны с сыном короля Генриха VI, Эдвардом, Анна была для этого брака свободна. После победы графа в Англии, о Ричарде Глостере никто не вспомнил. Тем не менее, всего через несколько месяцев ситуация изменилась. Эдвард IV снова сидел на троне, и Кларенс оказался стражем Анны, за которой принялся ухаживать Ричард. Только теперь ситуация между Ричардом и Анной осложнялась еще одной, новой линией родства: Анна стала вдовой сына двоюродного кузена Ричарда.
Здесь не идет речь об отношениях Ричарда и Анны, но нельзя не напомнить еще раз (уж больно случай подходящий), что в тот момент, ухаживая за Анной, Ричард не мог надеяться ни на какую выгоду. У пятнадцатилетней девочки не было ничего, решительно ничего, даже надежд на наследство: всё было обещано Эдвардом Кларенсу в обмен на то, что братец Джордж отверг Варвика. Но Джордж знал, что Анна Невилл не настроена уступать свою долю наследства, и он знал Ричарда, который был образован куда как более тщательно, чем братья. Поэтому Анна просто исчезла.
Вероятно, для Ричарда не было слишком сложным найти спрятанную девушку, но он оказался в непростой ситуации. Во-первых, Кларенс был официальным стражем Анны, и без его дозволения никакой брак был не возможен. Во-вторых, увозя Анну прочь из дома Кларенса без ведома последнего, Ричард, технически, совершал похищение, что по закону тех времен приравнивалось к насилию, даже если девица была согласна с планом целиком и полностью. Поэтому Анна и была привезена Ричардом не к нему домой, а в монастырское убежище. Во-первых, оттуда ее было невозможно вытащить без ее согласия (по крайней мере, теоретически и без скандала на всё королевство), и, во-вторых, там ее репутация была в безопасности.
Тем не менее, содержание леди в монастыре не было бесплатным. Тем более, вдовы убиенного принца Уэльского. Тем более, против воли короля и его брата. Думаю, добрые сестры слупили с Ричарда неслабую сумму. Что, в свою очередь, означало, что безденежная Анна была полностью зависима от герцога Глостера, что могло быть интерпретировано, как принуждение к замужеству. Собственно, именно в это и вцепился Кларенс, потребовав в 1471 году аннулирования брака Ричарда и Анны именно на том основании, что этот брак не был проявлением свободной воли девушки.
Глостер и Кларенс выложили свои аргументы перед королевским советом на Михайлов День 1471 года. В дело вмешался король, и в феврале 1472 года Кларенс согласился на брак Анны и Ричарда при условии, что Анна не потребует от него своей доли отцовского наследства. В марте Кларенс сделал дарственные на несколько поместий в графстве Глостер в качестве приданого, и, очевидно, где-то в этот период в Рим отправилось прошение о диспенсации, которая и была выдана 22 апреля 1472 года. Если обратить внимание, что в диспенсации Анна именуется ”mulier” (женщина), а не ”domicella” (дамзель), то не подлежит сомнению, что диспенсация была испрошена именно в свете вдовства Анны, которое делало ее родней Ричарда именно в третьей и четвертой степени. Пара поженилась где-то в района мая-июня 1472 года.
Дальше последовали хорошо известные перипетии с наследством вдовой графини Уорвик, которая требовала отдать ей ее деньги и ее земли, что парламент конца 1472 – начала 1473 года отверг, по требованию короля. Тем не менее, хитрый Эдвард разрешил графине покинуть монастырское убежище в Бьюли и присоединиться к своей дочери Анне. Графиня, таким образом, обосновалась в хозяйстве Глостера. Что заставило Кларенса снова поднять перед парламентом требование аннулировать брак Ричарда и Анны на основании того, что тот был совершен силой.
Аргумент был стар и очевидно абсурден, поэтому Эдвард просто велел приготовить бумаги, конфискующие у Кларенса его владения в пользу графини Уорвик, и потряс ими у брата перед носом. Кларенс отступил, а несчастная графиня, в качестве компромисса, была объявлена легально покойной, и ее имущество поступило в раздел между двумя дочками. Именно в тот момент было сделано кажущееся странным заявление, что если Ричард когда-либо разойдется со своей женой, у него останется пожизненное право пользоваться доходами с ее земель, если он не женится снова. Эта фраза делала дальнейшие усилия Кларенса аннулировать брак брата просто бессмысленными.
И действительно, ни один скандал не коснулся более семейной жизни Ричарда Глостера, пока не пришел 1485 год, и Анна не стала умирать. Вот тут уже слухи и допуски сорвались с привязи. Да, это были спекуляции относительно того, что король собирается оставить королеву и жениться на собственной племяннице. Да, все отметили необычайную теплоту, с которой король и королева приняли оставивших монастырское убежище племянниц.
В конце концов, это было счастливое соединение семьи, положившее конец долгому напряжению, кульминацией которого стало исчезновение принцев из Тауэра. Анна и Элизабет были неразлучны в период рождественских праздников 1484 года, танцуя до упада и меняя наряды по нескольку раз за вечер. Но на тот момент никто при всем желании не мог сказать, что в отношениях короля и королевы есть хоть какие-то проблемы. Сплетни о возможном разводе пошли тогда, когда, честно говоря, никакой развод уже не был нужен: королева угасала, и врачи запретили королю спать с ней в одной постели, потому что симптомы агрессивного, открытого туберкулеза были очевидны для всех.
Слухи пошли, пожалуй, даже не от злых языков, а от некоторых теологов, пустившихся в теоретические рассуждения о возможности или невозможности брака между дядей и племянницей. Кем были эти теологи - неизвестно, об их рассуждениях пишет только автор Кроулендских хроник. Как теперь известно, сам-то король в тот момент был занят подготовкой двойного брака, своего и Элизабет, с отпрысками Плантагенетов в Португалии. Когда к нему разлетелся один из самых близких его соратников с предупреждениями, что брак дяди и племянницы в королевстве не поймут, Ричард пришел в ярость, сделал публичное заявление о том, что подобная мерзость ему и в голову не приходила, и сдал племянницу на руки самой большой святоше своего двора, чем показал, что он решительно не разбирался в женщинах. Потому что хранить репутацию леди Элизабет была назначена леди Маргарет Бьюфорт.
Прошли столетия, и сплетни вокруг Ричарда вспыхнули благодаря неугомонному Джорджу Баку, который увидел приватно показанное ему около 1619 года письмо от леди Элизабет герцогу Норфолку. Ему не разрешили снять копию, он только записал то, что запомнил. То, что он запомнил, было двусмысленно. Леди уверяла друга короля, что предана его величеству душой, телом и мыслями, и… просила его замолвить за нее перед королем словечко. И в конце, среди придворных сплетен, позволила себе заметить, что прошла уже добрая половина февраля, а королева, кажется, никогда не умрет.
То есть, кто-то показал Джорджу Баку некое послание, которое может быть о чем угодно и от кого угодно, утверждая, что показывает доказательство нечестивых замыслов короля относительно племянницы. Ну не странно ли? Впрочем, подобное предположение является оскорблением не столько чести Ричарда III, сколько его интеллекта. Потому что никакие диспенсации не помогли бы англичанам принять подобный брак. Мало того, что Ричард и Элизабет находились в первой и второй степени кровного родства, мать Ричарда была крестной Элизабет. Элизабет и Анна Невилл имели общего предка в лице Ральфа Невилла, что делало Ричарда в родстве с племянницей еще и в третьей и третьей степенях. А поскольку Анна и Элизабет имели в предках также Эдмунда Лэнгли, это делало Ричарда родственником племянницы еще и в четвертой и четвертой степенях.
(О тонкостях средневекового канонического закона о браках на примере Ричарда III рассказала Мария Барнфилд в журнале «Рикардианец», том XVII от 2007 года)
@темы: The Last Medieval Queens
-
-
12.04.2022 в 13:24-
-
12.04.2022 в 14:05-
-
12.04.2022 в 15:42Вот уж действительно дурость. Хотя совершенно даже не удивительная. Пропаганда такая пропаганда...
-
-
12.04.2022 в 19:30серафита, наверное, авторы считают, что из-за пяти лет и напрягаться не стоит
-
-
12.04.2022 в 22:14-
-
12.04.2022 в 23:15uele, несколько кривые - см. диспенсации. Типа, нельзя, но за деньги почти всё можно.
Tanda Kyiv, если сильно надо кого-то выставить в дурном свете, то... Причем, самое печальное, что выводы всегда делаются в черно-белом цвете и на основании имеющихся у пишущего сведений. Которые всегда очень даже не исчерпывающие.
Lusienne, портрет современный. Там есть целая серия, стилизованная под старину, но я так и не нашла автора! Это - история Анны, а не Ричарда, в общем-то. Поэтому я попытаюсь что-то отыскать про нее ещё, но не уверена, что это "что-то" за несколько лет нашли.
alwdis, да вообще вывих мозга.