Do or die
Год 1233 начался, собственно, вполне спокойно. Единственным странным происшествием был обмен Ричардом Корнуэльским трёх своих маноров на каменистый остров Тинтажел (на побережье Корнуолла), принадлежащий короне. Ричард начал строить там замок – внешние стены и двор находились на материковой части, а внутренние стены и двор, а также сам замок – на острове. Замок изначально строился в старой манере, чтобы он выглядел чем-то, всегда на этом острове находившимся. Не зря, разумеется. Ричард покупал не кусок скалы, слегка отколовшийся от материка, он покупал кусок истории. Даже нескольких историй, если точнее.
Во-первых, именно в замок, расположенный на острове, французский роман-поэма «Тристан и Изольт/Изольда» помещает резиденцию короля Марка Корнуэльского, в чью жену, ирландскую принцессу, влюбился его племянник, рыцарь Тристан. Во-вторых, там же, по истории, рассказанной Гальфридом/Джеффри Монмутским в его «Истории королей Британии», находился замок правителя Корнуолла Голайса/Горлуа, к чьей супруге, леди Игерне/Игрэйне, воспылал страстью король Утер Пендрагон – с известными последствиями. Кто знает, воспламенили ли артурианские легенды сердце молодого графа настолько, что он загорелся более высокой целью, чем быть просто мечом брата, или он уже тогда четко знал, чего хочет в будущем, и последовательно строил себе имидж.
Ричард Корнуэльский по мнению ии
читать дальшеДля Генри III гром грянул 24 июня, когда все входящие в совет бароны королевства, под предводительством Ричарда Маршалла, отказались явиться на заседание совета в Оксфорде, передав королю через доминиканского приора Роберта Бэкона, что пока епископ Винчестерский управляет правительством короля, а его иностранцы-прихвостни занимают главные должности, в Англии мира не будет. Король перенес заседание на 5 июля – и снова никто не явился. На 1 августа явка была сделана обязательной, под угрозой обвинения в государственной измене и в бунте против короля.
Бароны по принуждению явились, но холодно заметили, что или его величество сделает как сказано, или они соберут Большой совет, на котором изберут себе другого короля, поумнее. И они могли это сделать, что самое интересное, потому что никто в Британии не объявлял недействительными предыдущие законы, а по закону, действовавшему вполне себе на практике до самого 1000-го года при англо-саксах, витан (или Витенагемот, собрание мудрых), мог, при участии всех великих магнатов королевства, сместить короля с занимаемой должности.
Будь на месте Пьера де Роша человек, обладающий хотя бы искрой дипломатичности, ситуацию вполне можно бы было разрешить мирно, пожертвовав несколькими пешками в администрации. Но епископ Винчестерский был тем самым старым солдатом, который не знал слов дипломатии. Со свойственным ему тактом он спросил «великих магнатов Англии» кто они, собственно, такие, и что о себе возомнили. Нет в Англии никаких великих магнатов – не Франция, чай. А тут ещё Ричард Маршалл не явился на совет, предупрежденный сестрой, что Пьер де Рош готовит ему ловушку, и вояка-епископ громыхнул, что графа будут судить как изменника. Тут уж встали на дыбы другие епископы, пригрозившие де Рошу отлучением от церкви – и они тоже могли это сделать.
Лишенный опыта и мудрого совета король тоже сделал то, что мог сделать – отбыл в Глостер, чтобы оттуда атаковать с верными ему и де Рошу войсками владения Маршаллов в Уэльсе. Судя по всему, он был готов на любой экстрим, лишь бы не давать баронам власть. Это можно было понять, разумеется, но в данном случае повод к радикальным действиям был настолько ничтожным, что выглядел скорее демонстрацией установки «ндраву моему не перечь», что не могло быть принято уже баронами.
Впрочем, на тот момент Ричард Маршалл решил действовать максимально рационально – он не начал открытый бунт, и даже сдал, по требованию королевских бейлифов, замок Аск в сентябре. Но отношения между Ричардом Маршаллом и Генри III уже имели свою неприятную предысторию, ещё с того момента как король, нарушив слово, данное нелюбимому им Уильяму Маршаллу-младшему, конфисковал в пользу короны все земли последнего после его преждевременной смерти, хотя обещал не препятствовать Ричарду вступить в права наследства.
Дело в том, что в семье Маршалла-старшего было пять сыновей. Родоначальнику огромной семьи и в голову не приходило, что все они останутся бездетными, так что он здраво рассудил, что в будущем следует избегать ловушек двойной присяги и королю Англии, и королю Франции. Поэтому Ричард был отослан во Францию довольно давно, и давно принес королю Франции оммаж за французские земли, наследство со стороны матери. Поэтому, собственно, Уильям-младший и заставил короля дать слово, о котором шла речь выше. Но Генри III не устоял против соблазна. Конечно, он вовсе не собирался лишать Ричарда его английских владений, но он хотел их отдать из своих рук и на своих условиях, в обмен на оммаж Ричарда.
Вторым неприятным моментом был вопрос с младшей сестрой Генри III, Элеанор Лестерской. Как вдова Уильяма-младшего, она имела право на треть его земель. По желанию короля, это были земли в Ирландии, и Ричард Маршалл согласился с тем, что король отправит туда трёх человек осмотреть передаваемую собственность в трех графствах. Похоже, что эти инспекторы имели, тем не менее, свои задачи. Один из них, Вальтер де Брэкли, стал там епископом Ормонда, а дела с вдовьей долей Элеанор зависли. Потом начались проблемы короля с Хью де Бургом, дележка постов и собственности де Бурга между прихвостнями Пьера де Роша, и всё осложнилось пуще прежнего. Тем не менее, Ричард Маршалл всё это время выплачивал вдове брата по 400 фунтов годовых, чем она и король были вполне довольны (у Элеанор были и свои личные земли).
Ричарда, тем не менее, зависшая ситуация с передачей наследства тяготила. Что еще хуже, бедолаге пришлось подхватывать не только имущество брата, но и его обязанности – оплачивать долги и заботиться о родственниках и свойственниках. Напоминаю, что до этого он лет десять жил во Франции, был французским придворным, и в английской реальности не то чтобы не ориентировался совсем, но ориентировался слабовато. И с таким знанием местных реалий ему пришлось разбираться с конфликтом между Пьером де Моле и Гилбертом Бассетом за манор Апэйвон в Вилтшире.
Пьер де Моле служил ещё королю Джону, и это он охранял замок Корф, где королева с младшими детьми переживала 1216 год. Но де Моле был земляком Пьера де Роша, и любил он его или нет, но был вынужден держаться в одной упряжке с остальными «пойтевинами», выходцами из Пуату. Тем более, что Хью де Бург ненавидел де Моле как чуму – говорят, именно де Моле убил Артура Бретонского, которого Хью знал. Но это, разумеется, просто сплетни в попытке объяснить реально имеющую место быть ненависть – никто не знает, куда и при каких обстоятельствах сгинул Артур.
Апэйвон де Моле конфисковал когда-то у кого-то на волне конфискаций маноров знати, которые были владельцам затем возвращены из рук Генри III. Апэйвон, похоже, возвращен не был, и, возможно, принадлежал когда-то Бассетам, потому что в связи с баронско-королевскими склоками Бассет требовал его себе как своё у короля, на что был облаян предателем и угрожаем виселицей. История с этим клятым манором исследована или, по крайней мере, описана повсюду из рук вон плохо. Поэтому историки обычно округло пишут, что у де Моле и Бассета были разногласия по поводу одного манора. В любом случае, этот Бассет был женат на племяннице Уильяма и Ричарда Маршаллов, Изабель де Феррерс, одной из семи дочурок их сестры Сибил. Это делало его достаточно близким родственником Ричарду Маршаллу, так что когда Бассет примчался к нему под крыло, Ричард его принял.
Но на этом дело, естественно, не закончилось. Племянница Бассета была замужем за Ричардом Сивардом – талантливым, но абсолютно безбашенным рыцарем-авантюристом, который ввалился в английскую историю буквально прямехонько из тюрьмы, где он был в заключении за убийство, и откуда его освободила война между королем Джоном и баронами. Он прибился к Маршаллу-младшему, стал рыцарем, приключался во Франции, и потом вернулся в Англию, где и подружился с Бассетом и стал его родичем. Кажется, его имели несчастье задержать при дворе как заложника за примерное поведение Бассета, что, конечно, имело свои последствия для всех вовлеченных. Потому что он сбежал, объединился с другом, и вместе они совершили феерический рейд по Англии: через Котсволдс, Оксфоршир и Беркшир, где в Лэнгли Сивард с удовольствием ограбил обоз епископа Винчестерского. Потом был Кент, возвращение в приграничье, рейд в Вилтшир, во время которого он отбил королевских солдат от церкви, в которой укрылся вовремя сбежавший из замка Девизес Хью де Бург. Вместе они добрались по Северну до Остена, откуда их забрал корабль Ричарда Маршалла.
Да, сентябрьский мир короля с Маршаллом закончился 9 октября, когда Ричард Маршалл внезапно пропал. Естественно, в его исчезновении тут же обвинили епископа Винчестерского, который бурно протестовал против подобных обвинений. Он действительно не был виноват – Ричард просто без излишнего шума удалился в Ирландию. Тогда Хью де Бург ещё сидел в церкви, под ее защитой, и епископ Лондонский только что не скандировал повсюду «руки прочь от Хью де Бурга» - ведь речь шла о неприкосновенности церковного убежища. Королю пришлось смириться с ситуацией, но он окружил церковь своими людьми, что не слишком помогло, когда туда явился Сивард, не имевший трепета ни перед законом, ни перед королем.
Где-то в это же время черепашьим шагом плелся процесс выбора и утверждения архиепископа Кентерберийского, чье присутствие положило бы, возможно, конец бесконечным епископским сварам. Кандидатура Ральфа Невилла, епископа Чичестерского, была отвергнута папой Григорием IX, хотя непонятно, по какой причине – епископ был хранителем Великой печати ещё при Джоне, и был безупречен. Не была принята папой и кандидатура монаха Кентерберийского приората, Джона из Ситтингбурна. Не глянулся папе и «английский Аристотель» Джон Бланд, то ли действительно по причине плюрализма воззрений этого философа, то ли просто потому, что его активно продвигал Пьер де Рош, против которого у Григория IX был огроменный зуб за то, что во время крестового похода епископ наплевательски отнесся к запрету папы иметь дело с императором Фридрихом II.
В конечном итоге на архиепископский престол посадили Эдмунда Абингдонского, пребенда из Солсбери, который выставил из своей кельи вестника о выборе словами: «уноси отсюда свою задницу, и посмотри в коридоре, чтобы оттуда никто сюда не лез и не мешал мне заниматься». Понадобилась слезная петиция монахов Кентербери, чтобы Эдмунд согласился занять трон архиепископа, пока его не занял кто-нибудь из «чужаков»-иноземцев.
Очевидно, в данном случае нельзя отнести упоминание «чужаков» к традиционной английской ксенофобии. По какой-то причине Генри III действительно приваживал большое количество выходцев из Бретани и Пуату, раздавая им замки и маноры. Могло быть так, что наткнувшийся на неодобрение своей политики «великими магнатами» Англии, молодой король решил создать свою, зависящую только от него дворянскую элиту. Может быть поэтому Роджер Вендоверский, описывающий голод и разруху в стране, раздраженно обругал в своих хрониках короля словом simplist, невежа. Это слово также употреблялось для обозначения человека наивного до состояния простака. Поскольку с интеллектом и образованием у Генри III всё было в порядке, о чем говорит отсутствие упоминания о нежелании или неумении усваивать книжную науку, хронист, похоже, резко не одобрял выбранную королем политику, считая это результатом влияния Пьера де Роша.
Хронист был обязан быть в целом лояльным королю своей страны, поэтому он и указывал обвиняющим пальцем на епископа Винчестерского. На самом же деле, у Генри III вполне могла быть своя воля. Генетика – наука довольно точная, и наивной тряпкой этому королю быть было решительно не в кого. Просто он сделал свои выводы из слов умирающего Маршалла-старшего о том, что надо учиться на ошибках прошлого, а его и его отца прошлое учило тому, что английским баронам доверять нельзя, что они и доказывали ему снова и снова. Просто его идея уровнять родных баронов пришлыми была так себе. Через пару с небольшим столетий молодой Эдвард IV, тоже правивший после гражданской войны, найдет другой выход. Тоже не идеальный, но хотя бы работающий.
И второй ошибкой короля была неправильная оценка своих полководческих способностей. Генри III явно очень интересовался военным делом, да по-другому и быть не могло, поскольку его окружали с самого раннего детства воины. Тем не менее, у него не было практической военной подготовки – его персона наследника престола, а затем мальчика-короля, была слишком драгоценной, чтобы подвергать её опасности несчастного случая или злого умысла. Так что полководец из него вышел тоже так себе, особенно если учесть природную неспособность воспринимать критику, свойственную его породе. В том, что статус короля не является защитой от военного поражения, ему пришлось убедиться уже в ноябре 1233 года, но пошел ли урок впрок?
Во-первых, именно в замок, расположенный на острове, французский роман-поэма «Тристан и Изольт/Изольда» помещает резиденцию короля Марка Корнуэльского, в чью жену, ирландскую принцессу, влюбился его племянник, рыцарь Тристан. Во-вторых, там же, по истории, рассказанной Гальфридом/Джеффри Монмутским в его «Истории королей Британии», находился замок правителя Корнуолла Голайса/Горлуа, к чьей супруге, леди Игерне/Игрэйне, воспылал страстью король Утер Пендрагон – с известными последствиями. Кто знает, воспламенили ли артурианские легенды сердце молодого графа настолько, что он загорелся более высокой целью, чем быть просто мечом брата, или он уже тогда четко знал, чего хочет в будущем, и последовательно строил себе имидж.
Ричард Корнуэльский по мнению ии
читать дальшеДля Генри III гром грянул 24 июня, когда все входящие в совет бароны королевства, под предводительством Ричарда Маршалла, отказались явиться на заседание совета в Оксфорде, передав королю через доминиканского приора Роберта Бэкона, что пока епископ Винчестерский управляет правительством короля, а его иностранцы-прихвостни занимают главные должности, в Англии мира не будет. Король перенес заседание на 5 июля – и снова никто не явился. На 1 августа явка была сделана обязательной, под угрозой обвинения в государственной измене и в бунте против короля.
Бароны по принуждению явились, но холодно заметили, что или его величество сделает как сказано, или они соберут Большой совет, на котором изберут себе другого короля, поумнее. И они могли это сделать, что самое интересное, потому что никто в Британии не объявлял недействительными предыдущие законы, а по закону, действовавшему вполне себе на практике до самого 1000-го года при англо-саксах, витан (или Витенагемот, собрание мудрых), мог, при участии всех великих магнатов королевства, сместить короля с занимаемой должности.
Будь на месте Пьера де Роша человек, обладающий хотя бы искрой дипломатичности, ситуацию вполне можно бы было разрешить мирно, пожертвовав несколькими пешками в администрации. Но епископ Винчестерский был тем самым старым солдатом, который не знал слов дипломатии. Со свойственным ему тактом он спросил «великих магнатов Англии» кто они, собственно, такие, и что о себе возомнили. Нет в Англии никаких великих магнатов – не Франция, чай. А тут ещё Ричард Маршалл не явился на совет, предупрежденный сестрой, что Пьер де Рош готовит ему ловушку, и вояка-епископ громыхнул, что графа будут судить как изменника. Тут уж встали на дыбы другие епископы, пригрозившие де Рошу отлучением от церкви – и они тоже могли это сделать.
Лишенный опыта и мудрого совета король тоже сделал то, что мог сделать – отбыл в Глостер, чтобы оттуда атаковать с верными ему и де Рошу войсками владения Маршаллов в Уэльсе. Судя по всему, он был готов на любой экстрим, лишь бы не давать баронам власть. Это можно было понять, разумеется, но в данном случае повод к радикальным действиям был настолько ничтожным, что выглядел скорее демонстрацией установки «ндраву моему не перечь», что не могло быть принято уже баронами.
Впрочем, на тот момент Ричард Маршалл решил действовать максимально рационально – он не начал открытый бунт, и даже сдал, по требованию королевских бейлифов, замок Аск в сентябре. Но отношения между Ричардом Маршаллом и Генри III уже имели свою неприятную предысторию, ещё с того момента как король, нарушив слово, данное нелюбимому им Уильяму Маршаллу-младшему, конфисковал в пользу короны все земли последнего после его преждевременной смерти, хотя обещал не препятствовать Ричарду вступить в права наследства.
Дело в том, что в семье Маршалла-старшего было пять сыновей. Родоначальнику огромной семьи и в голову не приходило, что все они останутся бездетными, так что он здраво рассудил, что в будущем следует избегать ловушек двойной присяги и королю Англии, и королю Франции. Поэтому Ричард был отослан во Францию довольно давно, и давно принес королю Франции оммаж за французские земли, наследство со стороны матери. Поэтому, собственно, Уильям-младший и заставил короля дать слово, о котором шла речь выше. Но Генри III не устоял против соблазна. Конечно, он вовсе не собирался лишать Ричарда его английских владений, но он хотел их отдать из своих рук и на своих условиях, в обмен на оммаж Ричарда.
Вторым неприятным моментом был вопрос с младшей сестрой Генри III, Элеанор Лестерской. Как вдова Уильяма-младшего, она имела право на треть его земель. По желанию короля, это были земли в Ирландии, и Ричард Маршалл согласился с тем, что король отправит туда трёх человек осмотреть передаваемую собственность в трех графствах. Похоже, что эти инспекторы имели, тем не менее, свои задачи. Один из них, Вальтер де Брэкли, стал там епископом Ормонда, а дела с вдовьей долей Элеанор зависли. Потом начались проблемы короля с Хью де Бургом, дележка постов и собственности де Бурга между прихвостнями Пьера де Роша, и всё осложнилось пуще прежнего. Тем не менее, Ричард Маршалл всё это время выплачивал вдове брата по 400 фунтов годовых, чем она и король были вполне довольны (у Элеанор были и свои личные земли).
Ричарда, тем не менее, зависшая ситуация с передачей наследства тяготила. Что еще хуже, бедолаге пришлось подхватывать не только имущество брата, но и его обязанности – оплачивать долги и заботиться о родственниках и свойственниках. Напоминаю, что до этого он лет десять жил во Франции, был французским придворным, и в английской реальности не то чтобы не ориентировался совсем, но ориентировался слабовато. И с таким знанием местных реалий ему пришлось разбираться с конфликтом между Пьером де Моле и Гилбертом Бассетом за манор Апэйвон в Вилтшире.
Пьер де Моле служил ещё королю Джону, и это он охранял замок Корф, где королева с младшими детьми переживала 1216 год. Но де Моле был земляком Пьера де Роша, и любил он его или нет, но был вынужден держаться в одной упряжке с остальными «пойтевинами», выходцами из Пуату. Тем более, что Хью де Бург ненавидел де Моле как чуму – говорят, именно де Моле убил Артура Бретонского, которого Хью знал. Но это, разумеется, просто сплетни в попытке объяснить реально имеющую место быть ненависть – никто не знает, куда и при каких обстоятельствах сгинул Артур.
Апэйвон де Моле конфисковал когда-то у кого-то на волне конфискаций маноров знати, которые были владельцам затем возвращены из рук Генри III. Апэйвон, похоже, возвращен не был, и, возможно, принадлежал когда-то Бассетам, потому что в связи с баронско-королевскими склоками Бассет требовал его себе как своё у короля, на что был облаян предателем и угрожаем виселицей. История с этим клятым манором исследована или, по крайней мере, описана повсюду из рук вон плохо. Поэтому историки обычно округло пишут, что у де Моле и Бассета были разногласия по поводу одного манора. В любом случае, этот Бассет был женат на племяннице Уильяма и Ричарда Маршаллов, Изабель де Феррерс, одной из семи дочурок их сестры Сибил. Это делало его достаточно близким родственником Ричарду Маршаллу, так что когда Бассет примчался к нему под крыло, Ричард его принял.
Но на этом дело, естественно, не закончилось. Племянница Бассета была замужем за Ричардом Сивардом – талантливым, но абсолютно безбашенным рыцарем-авантюристом, который ввалился в английскую историю буквально прямехонько из тюрьмы, где он был в заключении за убийство, и откуда его освободила война между королем Джоном и баронами. Он прибился к Маршаллу-младшему, стал рыцарем, приключался во Франции, и потом вернулся в Англию, где и подружился с Бассетом и стал его родичем. Кажется, его имели несчастье задержать при дворе как заложника за примерное поведение Бассета, что, конечно, имело свои последствия для всех вовлеченных. Потому что он сбежал, объединился с другом, и вместе они совершили феерический рейд по Англии: через Котсволдс, Оксфоршир и Беркшир, где в Лэнгли Сивард с удовольствием ограбил обоз епископа Винчестерского. Потом был Кент, возвращение в приграничье, рейд в Вилтшир, во время которого он отбил королевских солдат от церкви, в которой укрылся вовремя сбежавший из замка Девизес Хью де Бург. Вместе они добрались по Северну до Остена, откуда их забрал корабль Ричарда Маршалла.
Да, сентябрьский мир короля с Маршаллом закончился 9 октября, когда Ричард Маршалл внезапно пропал. Естественно, в его исчезновении тут же обвинили епископа Винчестерского, который бурно протестовал против подобных обвинений. Он действительно не был виноват – Ричард просто без излишнего шума удалился в Ирландию. Тогда Хью де Бург ещё сидел в церкви, под ее защитой, и епископ Лондонский только что не скандировал повсюду «руки прочь от Хью де Бурга» - ведь речь шла о неприкосновенности церковного убежища. Королю пришлось смириться с ситуацией, но он окружил церковь своими людьми, что не слишком помогло, когда туда явился Сивард, не имевший трепета ни перед законом, ни перед королем.
Где-то в это же время черепашьим шагом плелся процесс выбора и утверждения архиепископа Кентерберийского, чье присутствие положило бы, возможно, конец бесконечным епископским сварам. Кандидатура Ральфа Невилла, епископа Чичестерского, была отвергнута папой Григорием IX, хотя непонятно, по какой причине – епископ был хранителем Великой печати ещё при Джоне, и был безупречен. Не была принята папой и кандидатура монаха Кентерберийского приората, Джона из Ситтингбурна. Не глянулся папе и «английский Аристотель» Джон Бланд, то ли действительно по причине плюрализма воззрений этого философа, то ли просто потому, что его активно продвигал Пьер де Рош, против которого у Григория IX был огроменный зуб за то, что во время крестового похода епископ наплевательски отнесся к запрету папы иметь дело с императором Фридрихом II.
В конечном итоге на архиепископский престол посадили Эдмунда Абингдонского, пребенда из Солсбери, который выставил из своей кельи вестника о выборе словами: «уноси отсюда свою задницу, и посмотри в коридоре, чтобы оттуда никто сюда не лез и не мешал мне заниматься». Понадобилась слезная петиция монахов Кентербери, чтобы Эдмунд согласился занять трон архиепископа, пока его не занял кто-нибудь из «чужаков»-иноземцев.
Очевидно, в данном случае нельзя отнести упоминание «чужаков» к традиционной английской ксенофобии. По какой-то причине Генри III действительно приваживал большое количество выходцев из Бретани и Пуату, раздавая им замки и маноры. Могло быть так, что наткнувшийся на неодобрение своей политики «великими магнатами» Англии, молодой король решил создать свою, зависящую только от него дворянскую элиту. Может быть поэтому Роджер Вендоверский, описывающий голод и разруху в стране, раздраженно обругал в своих хрониках короля словом simplist, невежа. Это слово также употреблялось для обозначения человека наивного до состояния простака. Поскольку с интеллектом и образованием у Генри III всё было в порядке, о чем говорит отсутствие упоминания о нежелании или неумении усваивать книжную науку, хронист, похоже, резко не одобрял выбранную королем политику, считая это результатом влияния Пьера де Роша.
Хронист был обязан быть в целом лояльным королю своей страны, поэтому он и указывал обвиняющим пальцем на епископа Винчестерского. На самом же деле, у Генри III вполне могла быть своя воля. Генетика – наука довольно точная, и наивной тряпкой этому королю быть было решительно не в кого. Просто он сделал свои выводы из слов умирающего Маршалла-старшего о том, что надо учиться на ошибках прошлого, а его и его отца прошлое учило тому, что английским баронам доверять нельзя, что они и доказывали ему снова и снова. Просто его идея уровнять родных баронов пришлыми была так себе. Через пару с небольшим столетий молодой Эдвард IV, тоже правивший после гражданской войны, найдет другой выход. Тоже не идеальный, но хотя бы работающий.
И второй ошибкой короля была неправильная оценка своих полководческих способностей. Генри III явно очень интересовался военным делом, да по-другому и быть не могло, поскольку его окружали с самого раннего детства воины. Тем не менее, у него не было практической военной подготовки – его персона наследника престола, а затем мальчика-короля, была слишком драгоценной, чтобы подвергать её опасности несчастного случая или злого умысла. Так что полководец из него вышел тоже так себе, особенно если учесть природную неспособность воспринимать критику, свойственную его породе. В том, что статус короля не является защитой от военного поражения, ему пришлось убедиться уже в ноябре 1233 года, но пошел ли урок впрок?
@темы: Henry III
-
-
03.05.2023 в 19:26-
-
04.05.2023 в 00:23Но она не умеет руки изображать от слова вообще))
-
-
04.05.2023 в 00:44читать дальше
-
-
04.05.2023 в 11:39-
-
04.05.2023 в 16:09-
-
04.05.2023 в 22:46