Do or die
В 1248 году Генри III в очередной раз обнаружил свои сундуки пустыми, и обратился с требованием финансовой поддержки к своим баронам. Вместо денег он ожидаемо получил бесконечный лист претензий, призванных открыть королю глаза на то, как выглядит его управление со стороны. Первой в списке была, разумеется, старая зубная боль всего королевства: иностранцы. Это их он безответственно наделял английскими богатствами и должностями, подразумевающими обязанности, с которыми эти понаехавшие не имели компетенции разобраться. Что еще хуже, им отдавали в супруги английских наследниц, обедняя этим английский брачный рынок.
читать дальшеЧто касается коммерции, то привычка его величества и прихвостней его величества брать всё понравившееся и не платить, начиная с вина и до бесконечности, привела к тому, что иностранные купцы собрали манатки и разъехались из Лондона, а новые не видели никакой выгоды предпринимать небезопасное путешествие по морю, не имея гарантий, что оно окупится. Более того, королю напомнили его наглые конфискации чужих товаров под предлогом, что Господь имеет право забрать всё, что даровал ранее, и список был бесконечен – от воска и шелков до селедки, которую рыбаки не смели продавать открыто на рынках, чтобы не быть ограбленными по королевскому распоряжению.
Припомнили королю и папских сборщиков. Впрочем, в этом-то вопросе все понимали, что против Ватикана тот был полностью беспомощен, будучи прямым папским вассалом. Но вот то, что он годами держал должности юстициария, канцлера и министра финансов вакантными, распоряжаясь деньгами, торгуя опекунствами и разбазаривая средства на десятки экстравагантных строительных проектов, собрав вокруг себя только тех, кто соглашался с каждым королевским словом – этого ему прощать не собирались. Так что денег Генри III не получил, да и смог в очередной раз убедиться, что симпатий своих подданных не получил тоже.
Ситуация вокруг королевского престола постепенно сконцентрировалась до состояния, когда от одной искры вполне мог взлететь на воздух и сам королевский трон. Единственными людьми, на которых король действительно мог рассчитывать, были члены его семьи да те самые иностранцы, которые твердо знали, что без защиты короля они пропали. Хотя, если посмотреть на пример Симона де Монфора, устроенные королем же браки этих иноземцев на английских наследницах творили чудеса.
В январе 1249 Симон де Монфор с неукротимостью рока снова появился на английском небосклоне – Гасконь удержать его не смогла. Впрочем, Гасконь удержать его и не пыталась, совсем напротив. Когда де Монфор попытался отрапортовать о своих успехах, Генри III отпарировал рапорт кучей жалоб, полученных из Гаскони о жесткости методов нового сенешаля. Естественно, де Монфор попытался резонно возразить, что ничего другого его величество от него наверняка и не ожидало, и уж если его поставили сенешалем, то управлять делами в Гаскони все-таки будет он, и по-своему. В ответ Генри сделал один из своих дурацких жестов, которые не давали ему ничего, кроме врагов – от пожаловал Гасконь своему 10-летнему старшенькому, оставив сенешалем де Монфора, поскольку не мог его с должности снять, благодаря собственному же указу.
Вопрос финансирования строительных проектов всё-таки оставался открытым, и тут Генри III посетило озарение – он принял крест и обратился к папе за разрешением собрать для вооружения армии со своих подданных десятину. Папа, естественно, разрешил собирать эту десятину аж три года, и даже пообещал помощь в этом деле, тут уж репутация богомольной личности сыграла Генри на руку. Совсем другой вопрос, собирался ли король в крестовый поход. Очень похоже, что нет – он просто снял под это дело деньги, которые подданные не давали ему по-другому.
Потом случилось практически традиционное уже противостояние короля и церкви по поводу освободившейся в очередной раз вакансии епископа Винчестерского – Уильям де Рэйли умер. Генри III быстренько протащил на эту вакансию своего сводного братца, Аймара де Лузиньяна/де Валенса (он родился в замке Валенс), причем озаботился заранее заполучить одобрямс от папы Иннокентия IV, так что монахам осталось только поворчать и сдаться. Братец Аймар, надо сказать, подходил для епископской карьеры, как… да никак он не подходил. Истинный Лузиньян, он был громогласен, жесток, высокомерен, гневлив, буен в гневе, скор на физическую расправу, и вёл типично баронский образ жизни – благо, родители не последнее отдали, выделив ему Куэ и направив по духовной стезе, что выражалось просто в формальном подчинении аббату Сен-Миксента.
Про этого Аймара поговаривали, что он был неграмотен, но это вряд ли. Основой для сплетни послужил реальный факт: он с июля 1247 по сентябрь 1248 занимался в Оксфорде у Винсента де Пирмиля, который составил для него учебник по грамматике английского языка. Собственно, это скорее говорит в пользу Аймара. Тогда он имел множество устроенных ему братом бенефиций в разных приходах юга Англии, и вполне мог продолжать сидеть в своем Куэ на это золото. Но он пытался всерьез подготовиться для карьеры в Англии. Естественно, безуспешно – уже в Оксфорде один из его людей был убит. Это (и склонности Лузиньяна) стало началом долгой и довольно кровавой истории этого человека, закончившейся только вместе с его смертью в 1260 году. Как ни странно, он в своей постели, как говорится – от болезни, а не от меча или кинжала.
В январе 1251 года в Англию снова вернулся де Монфор, и снова с плохими новостями – Гасконь, последний осколок империи Ангевинов на континенте, открыто восстала (против де Монфора, собственно, но это породило реальный сепаратизм). Само появление де Монфора было скандальным – он взял с собой всего трех сквайров, что совершенно не подобало сенешалю, мужу принцессы и английскому графу. Он сразу же заявил, что подобающий конвой с собой взять не мог – «мои лошади передохли от голода и утомления». Да, де Монфор был в ярости. Его, крестоносца, профессионального военного и не менее профессионального харизматика, из Гаскони просто выпнули. И да, он требовал людей и денег, чтобы наказать Гасконь. Но его величество фигурально натыкало родственничка носом в конкретные факты злоупотреблений, четко обозначив свою позицию в этом вопросе. Де Монфору было приказано вернуться и исправить навороченное, причем в стиле «сам наворотил, сам и разгребай».
Из приятного у Генри была только свадьба его дочери Маргарет с новым королем Шотландии Александром III. Невесте было 11 лет, жениху 9, причем обручены они были уже 7 лет. Этот брак был призван продолжить мирное сосуществование Англии и Шотландии, но… Бедняга Маргарет. Жених ей понравился, и даже очень, но поскольку они были ещё детьми, виделись они крайне редко, и несколько избалованная девочка отчаянно скучала и ненавидела каждый момент своего пребывания в Шотландии, которое отличалось от тюремного заключение только рационом, да и то не наверняка. А «на побывку» домой её не отпускали, помня пример с первой женой отца короля, которая из такой побывки не вернулась. Тем не менее, политическая цель была достигнута, так что брак Маргарет и Александра можно зачесть как счастливое событие для её отца.
Учитывая, что очередной пятилетний мир с Францией был подписан в прошлом году, Генри III мог сосредоточиться на том единственном, что его интересовало – на строительных проектах. Но он таки огласил, что отправится в крестовый поход 24 июня 1256 года, то есть через шесть лет после принятия клятвы крестоносца.
Дело было в апреле 1252 года, а в мае снова приехал Симон де Монфор, и снова в вихре шквала жалоб и перечислений злоупотреблений. На это раз Генри с ним не церемонился вообще, угрожая отдать под суд и снять с должности. Де Монфор ожидаемо взвился, что не во власти короля его снять, потому что их договор это исключает, на что король пошел с козыря: он не считает себя связанным обещанием, данным предателю. Де Монфор оказался в невозможном положении: в их мире проглотить такие оскорбление было невозможно, не потеряв тотально лицо, но что мог сделать граф против короля? Только ответить, как ответил де Монфор: «если бы ты не был моим королем, этот час, когда ты оскорбил меня, стал бы для тебя роковым». На что злорадствующий Генри (помните шуточки де Монфора по поводу «Шарля-простака»?) нанес последний удар: «возвращайся в Гасконь, ты, знаток войны, так любящий её, и может быть ты обретешь заслуженную награду, как её обрел твой отец».
Учитывая обстоятельства, в которых погиб де Монфор-старший, напутствие короля можно было интерпретировать только как «да чтоб ты сдох». «И я вернусь, - ответил де Монфор, - вернусь с радостью и готовностью. И не думаю, что ты меня увидишь, пока я не покорю для тебя, неблагодарного короля, этих мятежников». Гордые, красивые слова, которые, тем не менее, сильно поблекнут, если знать, что последовало за ними. А последовало за ними то, что Генри III просто купил де Монфора, дав ему достаточно денег, чтобы тот ушел с поста сенешаля Гаскони. И тот уехал во Францию ненавидеть этого короля, передав перед этим замки Фронсак, Ла-Реоль и Ренож тем самым мятежниками, которых обещал бросить к ногам Генри III.
читать дальшеЧто касается коммерции, то привычка его величества и прихвостней его величества брать всё понравившееся и не платить, начиная с вина и до бесконечности, привела к тому, что иностранные купцы собрали манатки и разъехались из Лондона, а новые не видели никакой выгоды предпринимать небезопасное путешествие по морю, не имея гарантий, что оно окупится. Более того, королю напомнили его наглые конфискации чужих товаров под предлогом, что Господь имеет право забрать всё, что даровал ранее, и список был бесконечен – от воска и шелков до селедки, которую рыбаки не смели продавать открыто на рынках, чтобы не быть ограбленными по королевскому распоряжению.
Припомнили королю и папских сборщиков. Впрочем, в этом-то вопросе все понимали, что против Ватикана тот был полностью беспомощен, будучи прямым папским вассалом. Но вот то, что он годами держал должности юстициария, канцлера и министра финансов вакантными, распоряжаясь деньгами, торгуя опекунствами и разбазаривая средства на десятки экстравагантных строительных проектов, собрав вокруг себя только тех, кто соглашался с каждым королевским словом – этого ему прощать не собирались. Так что денег Генри III не получил, да и смог в очередной раз убедиться, что симпатий своих подданных не получил тоже.
Ситуация вокруг королевского престола постепенно сконцентрировалась до состояния, когда от одной искры вполне мог взлететь на воздух и сам королевский трон. Единственными людьми, на которых король действительно мог рассчитывать, были члены его семьи да те самые иностранцы, которые твердо знали, что без защиты короля они пропали. Хотя, если посмотреть на пример Симона де Монфора, устроенные королем же браки этих иноземцев на английских наследницах творили чудеса.
В январе 1249 Симон де Монфор с неукротимостью рока снова появился на английском небосклоне – Гасконь удержать его не смогла. Впрочем, Гасконь удержать его и не пыталась, совсем напротив. Когда де Монфор попытался отрапортовать о своих успехах, Генри III отпарировал рапорт кучей жалоб, полученных из Гаскони о жесткости методов нового сенешаля. Естественно, де Монфор попытался резонно возразить, что ничего другого его величество от него наверняка и не ожидало, и уж если его поставили сенешалем, то управлять делами в Гаскони все-таки будет он, и по-своему. В ответ Генри сделал один из своих дурацких жестов, которые не давали ему ничего, кроме врагов – от пожаловал Гасконь своему 10-летнему старшенькому, оставив сенешалем де Монфора, поскольку не мог его с должности снять, благодаря собственному же указу.
Вопрос финансирования строительных проектов всё-таки оставался открытым, и тут Генри III посетило озарение – он принял крест и обратился к папе за разрешением собрать для вооружения армии со своих подданных десятину. Папа, естественно, разрешил собирать эту десятину аж три года, и даже пообещал помощь в этом деле, тут уж репутация богомольной личности сыграла Генри на руку. Совсем другой вопрос, собирался ли король в крестовый поход. Очень похоже, что нет – он просто снял под это дело деньги, которые подданные не давали ему по-другому.
Потом случилось практически традиционное уже противостояние короля и церкви по поводу освободившейся в очередной раз вакансии епископа Винчестерского – Уильям де Рэйли умер. Генри III быстренько протащил на эту вакансию своего сводного братца, Аймара де Лузиньяна/де Валенса (он родился в замке Валенс), причем озаботился заранее заполучить одобрямс от папы Иннокентия IV, так что монахам осталось только поворчать и сдаться. Братец Аймар, надо сказать, подходил для епископской карьеры, как… да никак он не подходил. Истинный Лузиньян, он был громогласен, жесток, высокомерен, гневлив, буен в гневе, скор на физическую расправу, и вёл типично баронский образ жизни – благо, родители не последнее отдали, выделив ему Куэ и направив по духовной стезе, что выражалось просто в формальном подчинении аббату Сен-Миксента.
Про этого Аймара поговаривали, что он был неграмотен, но это вряд ли. Основой для сплетни послужил реальный факт: он с июля 1247 по сентябрь 1248 занимался в Оксфорде у Винсента де Пирмиля, который составил для него учебник по грамматике английского языка. Собственно, это скорее говорит в пользу Аймара. Тогда он имел множество устроенных ему братом бенефиций в разных приходах юга Англии, и вполне мог продолжать сидеть в своем Куэ на это золото. Но он пытался всерьез подготовиться для карьеры в Англии. Естественно, безуспешно – уже в Оксфорде один из его людей был убит. Это (и склонности Лузиньяна) стало началом долгой и довольно кровавой истории этого человека, закончившейся только вместе с его смертью в 1260 году. Как ни странно, он в своей постели, как говорится – от болезни, а не от меча или кинжала.
В январе 1251 года в Англию снова вернулся де Монфор, и снова с плохими новостями – Гасконь, последний осколок империи Ангевинов на континенте, открыто восстала (против де Монфора, собственно, но это породило реальный сепаратизм). Само появление де Монфора было скандальным – он взял с собой всего трех сквайров, что совершенно не подобало сенешалю, мужу принцессы и английскому графу. Он сразу же заявил, что подобающий конвой с собой взять не мог – «мои лошади передохли от голода и утомления». Да, де Монфор был в ярости. Его, крестоносца, профессионального военного и не менее профессионального харизматика, из Гаскони просто выпнули. И да, он требовал людей и денег, чтобы наказать Гасконь. Но его величество фигурально натыкало родственничка носом в конкретные факты злоупотреблений, четко обозначив свою позицию в этом вопросе. Де Монфору было приказано вернуться и исправить навороченное, причем в стиле «сам наворотил, сам и разгребай».
Из приятного у Генри была только свадьба его дочери Маргарет с новым королем Шотландии Александром III. Невесте было 11 лет, жениху 9, причем обручены они были уже 7 лет. Этот брак был призван продолжить мирное сосуществование Англии и Шотландии, но… Бедняга Маргарет. Жених ей понравился, и даже очень, но поскольку они были ещё детьми, виделись они крайне редко, и несколько избалованная девочка отчаянно скучала и ненавидела каждый момент своего пребывания в Шотландии, которое отличалось от тюремного заключение только рационом, да и то не наверняка. А «на побывку» домой её не отпускали, помня пример с первой женой отца короля, которая из такой побывки не вернулась. Тем не менее, политическая цель была достигнута, так что брак Маргарет и Александра можно зачесть как счастливое событие для её отца.
Учитывая, что очередной пятилетний мир с Францией был подписан в прошлом году, Генри III мог сосредоточиться на том единственном, что его интересовало – на строительных проектах. Но он таки огласил, что отправится в крестовый поход 24 июня 1256 года, то есть через шесть лет после принятия клятвы крестоносца.
Дело было в апреле 1252 года, а в мае снова приехал Симон де Монфор, и снова в вихре шквала жалоб и перечислений злоупотреблений. На это раз Генри с ним не церемонился вообще, угрожая отдать под суд и снять с должности. Де Монфор ожидаемо взвился, что не во власти короля его снять, потому что их договор это исключает, на что король пошел с козыря: он не считает себя связанным обещанием, данным предателю. Де Монфор оказался в невозможном положении: в их мире проглотить такие оскорбление было невозможно, не потеряв тотально лицо, но что мог сделать граф против короля? Только ответить, как ответил де Монфор: «если бы ты не был моим королем, этот час, когда ты оскорбил меня, стал бы для тебя роковым». На что злорадствующий Генри (помните шуточки де Монфора по поводу «Шарля-простака»?) нанес последний удар: «возвращайся в Гасконь, ты, знаток войны, так любящий её, и может быть ты обретешь заслуженную награду, как её обрел твой отец».
Учитывая обстоятельства, в которых погиб де Монфор-старший, напутствие короля можно было интерпретировать только как «да чтоб ты сдох». «И я вернусь, - ответил де Монфор, - вернусь с радостью и готовностью. И не думаю, что ты меня увидишь, пока я не покорю для тебя, неблагодарного короля, этих мятежников». Гордые, красивые слова, которые, тем не менее, сильно поблекнут, если знать, что последовало за ними. А последовало за ними то, что Генри III просто купил де Монфора, дав ему достаточно денег, чтобы тот ушел с поста сенешаля Гаскони. И тот уехал во Францию ненавидеть этого короля, передав перед этим замки Фронсак, Ла-Реоль и Ренож тем самым мятежниками, которых обещал бросить к ногам Генри III.
@темы: Henry III