понедельник, 12 августа 2024
Вопреки популярному в наши времена мифу о том, что в Средние века люди считали землю плоской, в 1200-х землю считали сферической, хотя, надо признать, европейцев занимала исключительно европейская полусфера, хотя и о существовании Азии и Африки была, разумеется, масса практических знаний. Пожалуй, в те времена экватор действительно представлялся чем-то непересекаемым, но это не точно. В любом случае, Иерусалим считался (как минимум идеологически) центром мира. Святая земля, Святой город, и более 100 лет борьбы за освобождение Гроба Господня из-по власти неверных. Соответственно тема крестовых походов и крестоносцев среди английской детворы была популярна невероятно, и особенно там, где в семьях были свои, родные участники этих благородных и святых войн. В семье принца Эдварда был Ричард I, слава которого успела уже приобрести размеры национальной героической саги, а его малоприглядные поступки успели забыться. Но Ричард, дядя отца, был для принца бесконечно давно, а вот свой дядя, Ричард Корнуэльский, ушел в крестовый поход всего лишь в 1240 году.
Карту эту лучше смотреть, максимально увеличив, здесь: en.wikipedia.org/wiki/Early_world_maps#/media/F...
Занимательно, но непривычно, и читать сложночитать дальшеБолее того, Ричард смог принять участие в этом походе именно благодаря появлению Эдварда на свет - до этого он был привязан к роли престолонаследника брата, если с тем что-то случится. Самое интересное, что Ричард, вернувшийся домой общепризнанным героем, вообще-то не принимал участия в военных действиях Баронского крестового похода (1239-1241). Он был, конечно, храбр и владел военными премудростями не хуже прочих, но его талант был в его интеллекте и практическом уме. В каком-то смысле они были с Генри III очень похожи, будучи любителями книг и наук, но если Генри не мог удержаться от слива фрустрации от своей роли короля через бесконечное тонкое шпыняние окружающих, Ричард, имеющий больше свободы действий вокруг себя, обратил свой интеллект в искусство дипломатического посредничества и извлечения прибыли на каждом повороте. Так что слава его в Европе была как бы ещё и не громче славы тех, кто реально сражался с сарацинами. Во всяком случае, его умение договариваться было отмечено всеми. Как видите, и в те воинственные времена любой, даже заведомо недолгосрочный, мир был предпочтительнее, чем война, и умелые дипломаты были на вес золота - почти в буквальном смысле слова.
В любом случае, домой Ричард вернулся, полный воодушевления от удач, и с рассказами о чудесах Востока - о слонах и музыкантах, и, конечно, о сарацинских девушках, изящно танцующих на огромных катящихся шарах... Его слушали все, от Мэтью Парижского и племянника до брата, который вполне уже созрел бежать хоть в Святую землю, хоть на край света от осточертевших ему баронов. Правда, желание это было, как помните, почти чисто теоретическим, так что прошло немало лет, прежде чем в 1250 году король Генри III принял крест и стал собираться в крестовый поход. Как мы знаем, так и не собрался, и по вполне объективным причинам. Всё-таки, король - это не только подставка для короны, а вполне функционирующий политик и, в те времена, генератор идей, в какую сторону эту политику двигать. И если голова (король) находится в постоянной оппозиции к рукам и ногам (баронам и прочим функционерам), о каком походе на край света или к гробу Господню может идти речь?
В этой задорной милитаристской атмосфере и сформировался потихоньку характер юного принца Эдварда, которому в 1349 году отец ожидаемо пожаловал Гасконь. Увы и ах, Гасконь уже не процветающую и не радующуюся своей привязке к наследству Ангевинов. Спасибо Симону де Монфору и его катастрофическому управлению этой провинцией. Кстати, Марк Моррис в своей биографии Эдварда I утверждает, со ссылкой на биографию Симона де Монфора от историка Джона Роберта Мэддикотта (books.google.fi/books?id=qgQ8C10Ut4QC&pg=PA17&h...), что за этим назначением стояла Элеанора Прованская, которой его рекомендовали как человека высоких качеств характера и деловой хватки. Что ж, хватка у де Монфора бесспорно была, но такая же, как у каждого барона Гаскони, который сам себе де Монфор, так что при их столкновении результат мог быть только один - веер искр, из которых возгорелось пламя жалоб королю Англии. Де Монфора вызвали в Лондон и публично отлаяли при всем честном придворном народе. В общем, в 1252 году всех находящихся в Англии гасконцев вызвали принести присягу принцу Эдварду как своему лорду, а тот в ответ одарил их щедрыми подарками. И впервые толком появился на страницах хроники Мэтью Парижского.
Вообще-то предполагалось, что Эдвард отправится в Гасконь году эдак в 1256, но человек располагает, а жизнь на месте не стоит. В результате прихода к власти в Кастилии Альфонсо X, твердо намеренного оставить след (а то и целую дорогу) в истории, Кастилия перестала быть быть миролюбивым соседом Гаскони.Королю пришлось отправиться туда, а поскольку сыну ещё и 14 не было, ему пришлось остаться дома с мамой, регентом королевства. Несносный Мэттью Парижский оставил в своих хрониках довольно издевательское замечание, что "мальчик стоял, плача и всхлипывая, на берегу, не желая уходить, покуда на горизонте были видны расправленные паруса флотилии". Да, принцы тоже плачут, особенно маленькие принцы. Но за все свои терзания по поводу несостоявшихся геройств на гасконской земле, Эдвард все-таки получил награду - жену, единокровную сестру короля Альфонсо Х, Элеанору Кастильскую. Все остальные свои награды, достаточно для него (и не только для него) неожиданные, он получил летом 1254 года именно через этот брак.

Альфонсо Х был довольно интересной личностью, причем явно пошел в породу матери, Элизабет Швабской, приходившейся кузиной по отцовской линии императору Фредерику II. Инициатива брака Элеанор и Эдварда исходила от него, причем Генри III вполне этого ожидал и был согласен. Неожиданными для него стали три требования будущего родственника. Во-первых, Эдвард должен быть пожалован землями, приносящими 10000 фунтов в год. Генри округлил глаза, но враз отписал наследнику престола все королевские земли в Ирландии и Уэльсе, графство Честер, Бристольский замок, и несколько богатых маноров в центральной Англии. Во-вторых, Эдвард сам должен был прибыть за невестой, и, в третьих, в рыцари его посвятит сам Альфонсо. Что ж, король Кастилии был, пожалуй, действительно лучшей кандидатурой для посвящения Эдварда - в отличие от короля Англии, он уже в 16 вовсю махал мечом на полях сражений. Так что не прошло и двух лет после отплытия эскадры отца, как английский принц сам ступил на палубу парусника. Правда, снова с мамой, которая решила сопровождать своего старшенького в Бордо, да заодно и повеселиться там с супругом вдали от домашних докук.
Провожать в Кастилию Эдварда родители не стали. Парню исполнилось 15 лет, и он вступил на дорогу взрослой жизни. Собственно, после нескольких недель воссоединения семьи, родители отбыли в Англию - дела не ждали. А Эдвард, с группой сопровождения, отправился в Испанию. В Бургос они прибыли на день св. Эдварда Исповедника, причем в час, когда для всех запланированных праздников было уже поздно, в чем угадывается рука Генри III, который обычно не изводил близких своим благочестием, но только не в этот день. А после этого наступает тишина. С Эдвардом летописцев не было, испанские источники то ли реально не отметили такое событие как свадьба сестры короля ни одним словом, то ли позднее упоминания были в какой-то момент истории изъяты, то ли просто затерялись. Понятно, что всё прошло как полагается, но, похоже, чем-то Альфонсо остался недоволен, иначе хоть какие-то почетные свадебные подарки, заслуживающие упоминания в его летописях, он бы сделал.
В общем, свадебные торжества для молодой пары начались только в Гаскони, где Эдвард, как лорд провинции, начал свою взрослую жизнь. Естественно, король держал сына на коротком поводке, нравилось это тому или не нравилось. И был уже там такой случай, что в Ла-Реоле мятежники засели в местной церкви, и по такому случаю принц Эдвард повелел сравнять эту церковь с землей. Генри III это решение отменил и передал двум епископам, которые, разумеется, решили церковь сохранить. Далее, его величество не отказался ни от одного своего титула в землях, пожалованных сыну. На практике это означало, что наследный принц был там не на положении владельца, а на положении лейтенанта (наместника) своего отца. Возможно, именно этот момент и вызвал неудовольствие короля Альфонсо, который просто не учел, что передача титулов и пожалование земель - это не одно и то же, и не включил этот момент в договор с английским королем. Его просто обхитрили.
В августе 1255 года король велел сыну переместиться в Ирландию, и начать строить связи и наводить порядок там. В Гасконь же отправился наместником Пьер Савойский, мамин дядюшка. Видимо, вместе с письмом Эдвард получил устное послание, что в Ирландию надо ехать одному, а Элеанор пора отправить в Англию, где уже вовсю велась подготовка к ее приезду. Одной из причин такого решения со стороны родителей Эдварда была сама Ирландия - страна, на тот момент, весьма опасная, если не дикая, так сказать (то есть без каких-то правил управления, которым бы следовало население). Возможно, термин "анархичная" подошел бы больше, но в тринадцатом веке он ещё не использовался. Второй же причиной стал факт выкидыша у Элеанор в конце мая, из чего стало понятно, что молодая пара не сообразила, что готовность к интимной близости не тождественна возможности выносить ребенка в возрасте 13,5 лет. Элеанор нужно было повзрослеть вдали от пылкого супруга, пока она не стала инвалидом, не способным к деторождению вообще.
Влюбленным пришлось расстаться, как им и было велено. Но только вот дальше всё пошло не совсем по плану папы и мамы.
@темы:
Edward I